Кровавый источник — страница 56 из 71

Новую решено было встретить в штыки. Никто ее не слушал. Все делились друг с другом впечатлениями о лете. Особенно неистовствовал на задней парте Радька Мурзин. Он кривлялся, хохотал, строил девчонкам обезьяньи рожи. В каждом классе имеется свой клоун.

Он-то в конце концов и «достал» новую учительницу, которая пыталась держаться с достоинством. Она спросила, как зовут классного клоуна. Ей ответили. И тогда она выдала громко и отчетливо, чтобы слышали все:

— Недаром говорят: «Незваный гость хуже татарина».

В классе сразу установилась тишина. Все с интересом посмотрели на учительницу, будто только что ее увидели. Никто ведь никогда не задумывался над вопросом: татарин ли Радик Мурзин?

Довольная произведенным впечатлением, учительница хотела уже вернуться от устного народного творчества к функциям и интегралам, как вдруг услышала за спиной:

— Может, вы подробнее расскажете об этой истории.

Она обернулась. Мальчик, сидевший за второй партой возле окна, показался ей симпатичным: загорелый, сероокий, с улыбкой на толстых губах и, главное, светловолосый, хоть и обросший немного, взлохмаченный, — не беда!

— Ваша фамилия?

— Стародубцев.

— Что конкретно вас интересует?

— Меня интересует, откуда взялась эта поговорка?

— Вы что же, историю не проходили? Триста лет татарского ига на Руси! За что, спрашивается, было русскому человеку любить татарина? — Она охотно принялась за объяснения. Видела, какой в ходе урока наступил перелом. С каким вниманием ее слушают.

— А за что, например, русский народ не любит евреев? — не отставал любознательный мальчик. Сидевший за его спиной Илюша Фишман густо покраснел и опустил голову. — Еврейского ига на Руси, кажется, не было? — подливал Дима масло в огонь.

С этим бы она, наверно, поспорила, но сказала следующее:

— Почему же только русский народ? Евреи, как известно, распяли Христа. Впрочем, это не важно… — Видно, вспомнила, что находится в советской школе. — И потом, у них странные культовые обряды…

Дима вдруг встал из-за парты и обратился к одноклассникам:

— Мне здесь больше делать нечего. А вы как хотите. — И он направился к двери,

— Стародубцев, вернитесь! — строго приказала учительница. — Я пойду к директору!

— Хоть к Иисусу Христу! — бросил он ей с порога. — Его, между прочим, распяли римские легионеры! — И хлопнул дверью.

Потом молча встал и вышел Кулибин. За ним, как и следовало ожидать, Валька Кульчицкий.

На следующий день новой учительнице объявили бойкот. На урок алгебры никто не пришел. Парни выпросили у физрука футбольный мяч: «Математичка заболела! У нас «окно»!» — и ушли на стадион. Девчонки укрылись в парке за школой, чтобы спокойно покурить и потрепаться.

Новая математичка твердым шагом вошла в директорский кабинет, но ее опередили.

Людмила Ивановна уже была в курсе событий, ведь наушничество — неотъемлемый атрибут советской школы. И классному руководителю описали в красках и с подробностями инцидент на уроке алгебры.

Перед началом урока, заранее зная о бойкоте, Людмила Ивановна доложила обо всем директрисе. Директриса струсила. Что скажут в роно, если дело получит огласку?

— Мы не должны идти у них на поводу! — заявила она. — Какое они имеют право устраивать бойкоты? Что скажут наверху? Десятиклассники диктуют нам условия! Это возмутительно!

— Возмутительно другое! — сорвалась Людмила Ивановна. Она, как парторг, позволяла себе иной раз прикрикнуть на директрису. — Возмутительно, как эта женщина со своим шовинизмом берется учить детей! В каком обществе она воспитывалась? Какую школу кончала? С мракобесным уклоном?

Как раз в это время математичка и возникла на пороге директорского кабинета. Она, конечно, все слышала, но Людмила Ивановна не растерялась.

— Да, это я о вас говорила, милочка! — бросила она математичке в лицо.

На следующий день новая учительница подала заявление об уходе. И директриса подписала его, хотя учителей не хватало.

После этого случая дружеские отношения между классом и классным руководителем укрепились, а вот коллеги стали с опаской относиться к парторгу. «Зарабатывает у детей авторитет!» — с презрением говорили о ней в кулуарах.

Сама же Людмила Ивановна не видела в происшедшем ничего такого, из-за чего стоило тревожиться и бить в колокола. Ребят она уважала. С интересом наблюдала за их давней дружбой. Уважала их родителей. С отцом Димы Стародубцева, партийным работником, часто приходилось встречаться по работе. Он был отзывчивым и чутким товарищем. Импонировало уже то, что не перевел сына в более престижную школу, когда сам стал двигаться вверх по служебной лестнице.

Еще большим уважением она прониклась к папе Вали Кульчицкого, художнику-монументалисту, когда тот бесплатно оформил ей стенды с наглядной агитацией. Она ценила его талант и прислушивалась к его мнению по поводу эстетичности того или иного предмета в Ленинской комнате.

Меньшим уважением пользовалась у нее мама Андрея Кулибина, видный работник торговли, но и с ней Людмила Ивановна умела ладить, находить общий язык. Гром грянул неожиданно — на фоне полной безоблачности. Началось все с невинного турнира по волейболу, в котором участвовало четыре класса: два девятых и два десятых. Десятый «А» выставил две команды, хотя в классе было всего четырнадцать парней.

Физрук долго не соглашался — нечетное количество команд портило, затягивало турнир. Все же его уломали, но он предупредил: «Замечу подтасовку с составами — сниму обе команды!»

Одну команду возглавил Стародубцев, вторую — Кулибин. Они были лучшими игроками, но не все в классе играли хорошо. Пришлось подтягивать отстающих, оставаться после второй смены, когда зал свободен, и тренироваться до ночи. Неделя тренировок вымотала всех, но не прошла даром. За день до турнира подали физруку списки окончательно сформированных составов.

Валька долго не решался, какую команду ему выбрать, чтобы не обидеть друзей, и в конце концов остановился на команде Стара, звездного мальчика.

Турнир получился жарким. Команда Кулибина на предварительном этапе одержала три победы, но проиграла своим. Команда Стародубцева шла без поражений, но в последней игре схлестнулась не на шутку с десятым «Б». Тем необходимо было выиграть, потому что они уже имели одно поражение.

К третьей партии совсем расклеился Валька. Он пользовался нижней, хитроумной подачей, застающей противника врасплох. На этот раз мяч то ударялся в потолок, то задевал сетку. Под удар нападающим набрасывал слишком низко, сам бить боялся.

— Кульчицкий сдох! — ухмыльнулся физрук.

Стоявший рядом Андрей Кулибин чуть ли не на коленях принялся упрашивать физрука, чтоб тот разрешил ему выйти вместо Вальки. Он придумывал самые фантастические причины: у Вальки температура, у Вальки понос, у Вальки слабое сердце! Но тот был непреклонен: «Я предупреждал тебя и Стародубцева — никаких подмен!»

«Бэшки» выиграли, но тут же продули девятиклашкам. Таким образом, обе команды десятого «А» вышли в финал.

Они встретились на следующий день и сыграли пять партий, но особой борьбы не чувствовалось — все свои. Кулибинцы вели в счете. Стародубцы сравняли.

Перед пятой, решающей партией Андрей сказал ребятам: «На Вальку здорово не жмите — он и так после вчерашнего ходит как в воду опущенный!» Дима же напутствовал свою команду так: «Победа любой ценой!»

Сюрприза не получилось. Стародубцы, как и в предварительном турнире, победили, но радость была общей. Валька сиял. Его хвалили — сегодня он держался молодцом!

Командам вручили по торту, а в Ленинской комнате девчонки с Людмилой Ивановной уже накрыли стол. Физрук во время чаепития объявил:

— Ну что, чапаевцы, готовьтесь к новым боям. Через неделю районные соревнования. Подумайте о форме, в которой будете выступать. В разноцветных майках я вас на площадку не выпущу.

Вот тут-то все и началось. Идея принадлежала Стародубцеву:

— Форма должна действовать на противника психически.

— Ка-как это? — не понял Валька.

— Мне отец рассказывал. Они в пятьдесят пятом году играли в футбол с австрияками, так те вышли на поле в черно-белой форме, майки полосатые, трусы черные, форма всю игру на наших давила. Они хоть и были посильнее австрияков, а счет еле свели к ничьей.

— Здорово! — вдохновился Андрей. — И нам надо в том же роде.

— Надо, — передразнил его Дима. — Черные трусы еще можно купить, а вот белые майки днем с огнем не сыщешь!

— Я попробую уговорить мать, — пообещал Кулибин. — Она, когда захочет, все может достать!

И действительно, мать Кулибина через свою знакомую в ЦУМе достала двенадцать белоснежных гэдээровских маек. Людмила Ивановна очень хвалила ее на родительском собрании.

Но на этом они не остановились. Просто белые майки — это слишком банально, этим не удивишь соперника, не подавишь его психически.

Валька поделился творческими муками с отцом.

— Я что-то видел у тебя на пластинках такое интересное… Что-то вроде ангела…

Валька сразу же догадался. Это была эмблема фирмы «Ангел». Крылатый небожитель с поэтическим пером в руке сидит на граммофонном диске.

— Вот, смотри! — сказал отец. Взял лист ватмана и быстро набросал на нем тот же рисунок, только в графическом варианте — ангел превратился в тень, силуэт и выглядел зловеще.

— По-потрясающе! — пробормотал Валька.

Они все так увлеклись «психической» стороной дела, что вовсе выпустили из виду идеологическую.

Валькин папа сделал трафарет. Эмблема получилась овальной, но чего-то не хватало. И тогда он придумал снизу обрамление в виде английской надписи «Ангел». Потом перевел на двенадцать маек через специальную сетку несмывающейся краской. От маек трудно было оторвать глаз, они выглядели красиво и в то же время зловеще.

— Отпад! — оценил Димка.

— Твой отец — гений! — воскликнул Андрюха.

Валька молча сиял.

Они вышли на разминку всем составом. Каждому хотелось покрасоваться перед соперником. Первым изумился физрук, пощелкал языком.