— Ненавижу! Всех вас ненавижу! — И скрылась в темном проеме двери. Он остался стоять на месте. Наверху хлопнула дверь.
Идти домой не хотелось. Возвращаться в школу — тем более. Он устроился на скамейке напротив ее окон. Раньше он просиживал на ней часами в надежде, что Света выглянет, помашет ему рукой. Этого было достаточно для счастья.
Его дом находился неподалеку. Он решил дождаться, когда мать уйдет на работу, чтобы лишний раз не сталкиваться с ней.
Уже светало. Верхушки тополей покрылись нежным румянцем. Медленно, будто во сне, закружились пушинки. Андрей задрал голову. Казалось, они поднимаются от земли к небу. Его нога отстукивала ритм. В такое утро хорошо сочиняются стихи.
Он видел, как из подъезда выбежала Светина мама и быстро застучала каблучками по асфальту — видно, опаздывала на работу. Значит, его мать тоже ушла.
Он хотел было встать, но вдруг подумал, что Света сейчас одна. Он представил, как она спит, как свешивается с кровати ее смугловатая тонкая рука, как тени от длинных ресниц дрожат на щеках при каждом, едва уловимом вдохе и выдохе.
Нет, он не мог подняться, потому что стихи не отпускали его.
Но в жизни было иначе, чем в поэзии. Света с такой силой толкнула дверь парадного, что та с грохотом ударила в стену. Она даже не переоделась, — была в том же выпускном платье, но уже изрядно помятом. И в его сторону не посмотрела, не заметила. Пересекла двор и скрылась за противоположным домом.
Андрей замер в нерешительности. Куда она в такую рань? И вопрос, и догадка пугали его. Нет, ведь там не только автобусная остановка, но и булочная.
Она пошла за хлебом, как раз к открытию. Так успокаивал он себя. Но он не видел сумки в ее руках, и потом, когда идут в магазин за хлебом, не ломают двери.
Он сорвался с места и кинулся к автобусной остановке.
Народу было полно. Люди ехали на работу. В серой пролетарской толпе Света сразу бросалась в глаза. Она стояла к нему спиной и что-то нервно теребила в руках. Он спрятался за киоск «Союзпечать» и выругал себя последними словами — опять следит! Это уже переходило в болезнь.
В подошедший автобус она не смогла влезть, хотя отчаянно пихалась локтями.
Ему казалось, Света вот-вот разревется у всех на виду. И кто-нибудь станет ее утешать, кто-нибудь, но не он. Он ничем не выдаст своего присутствия, потому что презирает ее, потому что презирает себя.
Со вторым автобусом ей повезло больше. Какой-то пролетарий-джентельмен пропустил ее вперед и чуть ли не внес на плече в салон.
Андрей бросился к задней двери. Здесь шла борьба не на жизнь, а на смерть. И проигравших в этой борьбе могли лишить месячной премии за опоздание на работу. Но он дрался не за премию — решалась судьба.
Дверь помогли закрыть оставшиеся снаружи, и он не почувствовал боли от ссадины на спине.
Его не волновало, что он потерял Светлану из поля зрения. Он знал, на какой остановке она выйдет.
Самым трудным оказался путь от остановки к Диминому дому. Открытая местность, и народа почти нет, но Света ни разу не обернулась.
Она влетела в подъезд и снова хлопнула дверью. Он остался внизу.
И что теперь? Дождаться, когда она выйдет? Сердце ныло. Скулы сводило от невыплаканного страдания.
Будь что будет! Он решил подняться наверх. Почему обязательно следил? Просто пришел к Диме по делу. Какие у него теперь с Димой могут быть дела? Об этом он отчаянно думал, пока ехал в лифте на десятый этаж, но ничего путного так и не пришло в голову.
Лифт выплюнул его к проклятой двери и закрылся. Он сразу заметил на полу черный цветок с ее платья. Вот что она теребила в руках!
Прислушался. Тишина. Может, Стара нет дома? Где же, в таком случае, Света? Нет, там они, голубчики! Там!
Он долго не мог оторвать палец от звонка. Ему даже показалось, что звонок испорчен. Но дверь в конце концов распахнулась.
— Еще тебя тут не хватало! — удивился Дима. — Что вы мне спать не даете? Сначала эта истеричка, теперь ты! Что ты там про меня наплел? А? — С каждым словом его все больше трясло. — Кто тебя обучал технике секса? Мы с тобой вообще после Нового года разговаривали? Сту-ка-чок! — произнес он презрительно, по слогам и выбросил вперед кулак. Андрей увернулся и со всей силы пнул Диму в пах. Тот застонал и присел на корточки.
— Это тебе за Светку! — прокомментировал Андрей и, ударив со всего размаха еще раз, уже в подбородок, так что Стар отлетел к стене, добавил: —А это за стукача!
Он без приглашения вошел в квартиру и пробежал по всем трем комнатам. Светы нигде не было.
Стародубцев по-прежнему лежал на полу и держался за подбородок.
— Где она? — спросил Кулибин.
— Это тебе, Андрюша, даром не пройдет! — процедил Стар сквозь зубы.
— Где она? — повторил Андрей и тут же понял всю тщетность своих усилий. После всего Света не могла остаться у Стара.
Он снова бросился к лифту. Лифт его дожидался. Значит, никто им не пользовался, пока он разбирался с Димой? Но ведь и вниз она не спускалась? Как это объяснить? Света прячется где-то в доме? Зачем?
Двери лифта задвинулись. Он взглянул на два ряда кнопок и неожиданно остановился на цифре 12. Спина похолодела. Все в школе знали про случай с пионервожатой, шагнувшей вниз с двенадцатого этажа. Он поехал вверх.
Света уже стояла в проеме окна, раскинув широко руки, держась за косяки. Ветер раздувал ее легкое платье. В мире ярко светило солнце и летал тополиный пух — она потом говорила, что видела в этот миг звезды и луну.
— Куда?! — заорал он и изо всех сил дернул за платье, стаскивая ее вниз.
Она повалилась на него, он ее подстраховал, но сам не удержался — оба оказались на полу. Света быстро встала на ноги и снова кинулась к окну. Она цеплялась за косяк, за подоконник, за раму, когда он тащил ее назад, и только шипела:
— Пусссти! Пусссти!
Ничего не помогало — он крепко держал ее, обхватив за талию. Тогда она принялась безжалостно и дико избивать его. И он сдался. Щеки горели от царапин. Рубаха держалась на одной пуговице.
— Иди — прыгай! — толкнув ее в грудь, с ненавистью процедил Андрей. — У него появится еще один повод для хвастовства!
Она повернулась к окну и замерла. Почувствовала, что платье сзади болтается чуть ли не до пола. Покрутилась на месте, как звереныш, вдруг обнаруживший у себя хвост.
Поймала в руку оборванную материю. По-детски захныкала и опустилась на колени.
— Что я теперь маме скажу? Она старалась, шила мне платье…
Он опустился рядом, прижал ее голову к обнаженной груди, и они стали тихо раскачиваться, будто убаюкивая разбушевавшиеся страсти.
Пыль клубилась в лучах солнца. По карнизу, словно котенок, прыгал комок тополиного пуха.
Они больше не были школьниками.
Балуев не рассчитывал на такую удачу. Она позвонила ему утром в офис. А куда же еще? Ведь он дал ей только телефон офиса.
— Это Ксения Обабкова. Вы меня помните?
— Конечно-конечно, Ксюша! — радостно закричал он в трубку. — Где ты сейчас находишься?
— На вокзале.
— Жди меня у старого здания. Я через пятнадцать минут подъеду!..
Она ждала его, как условились, у здания старого вокзала, откуда отправляли в армию новобранцев. Там было много женщин, и Гена, подъехав на белом «рено», сначала растерялся: «Как же я найду ее в такой толпе?» Но искать не пришлось. Ксения сама подошла к машине.
— Геннадий Сергеевич? А вот и я. — Она улыбнулась бескровными губами, лицо свело судорогой. Он не дал ей разреветься, быстро втолкнув на заднее сиденье.
— Куда везти? — поинтересовался водитель.
— Ко мне домой! — не раздумывая, ответил начальник.
Тот поднял брови от изумления и усмехнулся: «Во дает! Только вчера отправил жену с детьми в аэропорт, а сегодня уже подцепил какую-то вокзальную шлюху! Ничего себе вкусы у начальника!»
Ксения и в самом деле выглядела неважно: лицо без косметики приобрело сероватый оттенок, волосы, растрепанные и давно не мытые, торчали сосульками в разные стороны, глаза опухшие, красные то ли от слез, то ли от бессонных ночей, «советское» пальто, протертое в нескольких местах, годилось только для сдачи в утиль, морщинистые, потрескавшиеся сапоги наверняка промокли.
— Я прожила на вокзале два дня, — как бы оправдываясь, сообщила Ксения.
— Почему сразу не позвонила?
— Потеряла вашу визитку с телефоном.
— Как же нашла меня?
— Жить захочешь — все найдешь, — опять бескровно улыбнулась она. — Я запомнила название «Кристина» на визитке. В справочном дали телефон. Это оказался магазин. Я назвала вашу фамилию. Мне продиктовали номер.
— Все гениальное — просто. Молодец, что позвонила! А я уж и не надеялся тебя увидеть.
— Я сама не думала, что выживу… — Теперь она дала волю слезам.
Балуев не мешал ей выплакаться, оставив расспросы на потом, лишь протянул свой чистый носовой платок.
— Совсем бомжихой стала, — пробормотала Ксения, приняв подарок.
Уже войдя в пустую квартиру, он спросил:
— Ты голодна?
Ксения кивнула и виноватым голосом сообщила:
— У меня вчера кончились деньги. Последние отдала за справку.
— Я послал шофера в магазин, а пока будет чай с пряниками. Не возражаешь?
— Что вы! — засмущалась она. — Я бы сейчас и крысу дохлую съела!
— Ну, до этого дело не дойдет, — пообещал Балуев. — Можешь принять душ. Вода закипит еще не скоро.
Он выдал ей чистое полотенце и Маринин халат. «Марина окончательно свихнется, если когда-нибудь узнает!» — подумал Геннадий и с отвращением посмотрел на стоявшие в коридоре грязные, заношенные сапоги студентки.
Когда она, распаренная, обмякшая, в атласном аляпистом халате, в который спокойно можно было запахнуть двух Ксений, отхлебывала из чашки чай и проглатывала в два укуса пряники, Гена поставил ее в известность:
— Пальто и сапоги я выбросил в мусоропровод.
— А как же я буду?..
— В ближайшие дни тебе лучше не показываться на улице, а там посмотрим… Все остальное тоже надо выбросить…