Они подъехали к офису Мишкольца на двух машинах. Данила Охлопков один на своем «москвиче», подаренном ему на день рождения тестем. Лось с охраной на БМВ.
Охрану он оставил в машине, а сам, щелкнув пальцами в сторону Охлопкова, что означало: «Следуй за мной», — направился к дверям офиса.
Он напоминал старого хиппи с покалеченной судьбой. Длинные седые волосы беспорядочно свисали с крупной грушевидной головы. Был он долговяз и сутул. Серые крысиные глазки пронзали собеседника насквозь.
Их встретила охрана Мишкольца. Они быстро проверили незваных гостей на предмет оружия.
— Давно меня, Дань, так не тискали, — мрачно признался Лось своему спутнику. — Узнаю ментовские щупалки.
Владимир Евгеньевич ничем не выказал своего удивления, будто давно поджидал их.
— Гора к Магомету, как говорится… — протянул ему Лось для рукопожатия сухощавую руку.
Мишкольц сразу профессионально оценил на безымянном пальце Лося перстень с сапфиром и бриллиантами. В кабинет вошел Балуев.
— Мой помощник, — представил его Владимир Евгеньевич.
— Ты извини, Володя, что мы так, без приглашения, — начал «старый хиппи» с непривычного для него оправдания, и всем было видно, как нелегко ему это дается. — Я знаю, что тебе сейчас не до гостей. Как она? — поинтересовался вдруг Лось, будто проглотил докучливую жвачку.
— Получше, — коротко ответил Мишкольц. Врач ему вчера твердо пообещал: «Будет жить», но в палату пока не пустил.
— Ну и слава Богу! Слава Богу! — все так же мрачно славил Бога Лось. — Я пришел к тебе по-дружески, потому что уважаю. Ты мужик с головой. У нас, к сожалению, таких мало. Я понимаю, мне незачем было ехать самому. В таких случаях я кого-нибудь посыпаю. Да вот хотя бы Даньку. Тем более ты его отлично знаешь. Судьба до сегодняшнего дня нас не сталкивала, но я ценю умных людей и помню о приятных мелочах. — При этих словах он вынул из кармана пиджака золотой портсигар с лосем. Раскрыл его. Там оказались дешевые папиросы. Он закурил и убрал портсигар. А Мишкольц поморщился от едкого, вонючего дыма и укоризненно посмотрел на Балуева. Тот стоял все с тем же непроницаемым видом. На лице же Данилы была написана откровенная мука. Его взяли сюда в качестве пароля, и представлял он из себя такую же «приятную мелочь», как и портсигар, в котором держат папироски и при случае вынимают. — Конечно, надо играть по правилам нами же придуманной игры, — продолжал Лось. — Я всегда был противником необдуманных шагов и старался выполнять роль стороннего наблюдателя, но любознательного наблюдателя. Следопыта, если хочешь. Невмешательство — мое кредо. И надо сказать, это неплохо срабатывало — в мои дела тоже никто не лез. А если и возникали какие-то незначительные конфликты с соседями или внутри организации, что вообще редкость, я их быстро улаживал. Я ведь третейский судья со стажем. Ваша война со Старом мне никогда не нравилась, хоть и велась она в открытую, как настоящая война. Я пытался в ту пору примирить стороны — ты, может, об этом и не знаешь, но ни Круча, ни Череп не шли на переговоры. И больше всего мне тогда не понравилось исчезновение Кривцуна, который хотел договориться. Было такое чувство — и сейчас оно только усилилось, — что кто-то третий вмешался в игру. Кому-то все это очень нравилось. И если бы не ты, Володя, кто знает, может быть, война продолжалась бы до сих пор. Вот поэтому я здесь. — Он сделал паузу для последней затяжки и, загасив папироску в пыльной пепельнице на столе Мишкольца, вернулся к разговору: — Последние события мне тоже хорошо известны. Я сразу понял, что вас опять кто-то хочет столкнуть лбами. Тот самый третий — теперь это ясно. Кто он, мне не известно так же, как и вам. Хотя мелькает одна догадка, но это только догадка, и поэтому о ней я умолчу. Я слишком субъективен в своих догадках. — Он вновь замолчал, как бы обдумывая следующую фразу, потом сказал: — Одно могу точно предположить — за тобой охотятся.
Установилось всеобщее молчание. Мишкольц не знал, что на это сказать.
— Я тебе вчера об этом говорил, — нарушил тишину Балуев. — Вот еще одно подтверждение. А со стороны, как известно, видней.
— Даже убийство вашего курьера в Лондоне я расцениваю, как способ выманить тебя, Володя, из-за границы.
— В таком случае, почему я до сих пор жив? Уже две недели прошло, как я приехал. Дома меня никто не охраняет…
— И в этом твоя оплошность! — ткнул в него пальцем Лось. — Ищешь приключений? Не пришлось бы тебе ездить сейчас в больницу, если бы в доме был телохранитель!
Мишкольц вдруг представил в своей квартире здоровенного детину с тупым взглядом, который дни и ночи напролет где-то поблизости, а чаще всего — с Кристиной и Колькой. От этой картинки его передернуло. Он слышал, что некоторые даже поощряют, если телохранитель спит с женой или взрослой дочерью, а иногда и малолетней, чтобы привязать к семье, чтобы стоял насмерть, когда придет время.
— Кому нужна моя смерть? — задал резонный вопрос Владимир Евгеньевич. — Какая от этого выгода?
— Выгода на самом деле огромная для того, кто желает большого раздрая. На изумрудные копи царя Мишкольца найдется много охотников, — без тени улыбки пошутил Лось. — Война в случае твоей смерти неизбежна. А он просто жаждет войны! Зачем? Думаю, надеется отхватить куски пожирней. У него, по-моему, далеко идущие планы. Он долго выжидал момент и стал действовать, когда убедился в том, что ты теперь один, без поддержки всей организации.
— Это случилось примерно полгода назад, — заметил Владимир Евгеньевич.
— В это же время, по моим сведениям, вернулся из-за границы Фан, — вставил помощник.
— Не понимаю, в чем вы хотите убедить меня? В том, что меня не сегодня-завтра убьют? Хорошо. Я напихаю в свою машину этих парней, привезу их домой, буду кормить фаршированной рыбой. Они будут спать в моей спальне и в детской. А в один прекрасный день мне упадет на голову кирпич или снайпер выстрелит в глаз. И все пойдет прахом. Нет уж, я буду жить, как мне удобно, как я привык.
— Ты, конечно, Володя, философ. Кто спорит? Я знаю, что ты человек необычный. Ты бы давно уже мог владеть этим городом, если бы не боялся запачкаться. В этом-то и беда наша. Тот, кто не боится запачкаться, как правило, тупица и садист. Надев же белые перчатки, смешно крутить в мясорубке мясо. Многие годы я пытался смягчить наши волчьи законы, но все это без толку. Надо менять людей. Вот тебе удалось как-то не запачкаться. Завидую — человек в нашем мире становится зверем. Возьми того же Стара. Война его сломала. Он давно уже не в себе. И как этого не замечает окружение, ведь его место в психушке.
— Боятся, — опять вставил помощник.
— Верно. Он боится, и они боятся — все боятся. А страх — вещь могучая. Со страху можно мир перевернуть. Ты вот, Володя, я вижу, не боишься. Так спокойно о кирпиче и снайпере рассуждаешь. Опять же, завидую. Но предосторожность в нашем деле никогда не бывает лишней. И было бы для всех нас лучше, если б ты на время вообще исчез из поля зрения, вернулся бы туда, откуда тебя выманили.
Гена при этих словах ухмыльнулся. Он вчера то же самое предложил шефу после ночи, проведенной с Ксенией. Тот наотрез отказался.
— А за тебя тут поработает помощничек. Он парень смышленый. Если что, я всегда под боком. — Лось снова достал портсигар и покрутил его в руках, давая понять, что с помощью этой безделушки они заручились его поддержкой, на что и рассчитывал в свое время Балуев. — Да, и мальчика обязательно увези с собой, — добавил он. — Не давай им повод выманить себя.
Мысль привезти Кольку в дом Натальи Максимовны показалось Мишкольцу дикой.
— А там они разве не могут меня накрыть? — продолжал сопротивляться он. — Таких случаев было сколько угодно. Доставали и в более заповедных местах.
— И все же там безопаснее, — настаивал Лось. — Там всегда безопаснее.
Мишкольц обвел всех изучающим взглядом. Лось пронзал его насквозь крысиными глазками. Балуев ждал с завидным терпением. Еще совсем недавно он был против его очередной поездки в Венгрию, теперь же только и думал о том, как его туда поскорее отправить. Данила, не проронивший ни слова, но совершенно замученный этими разговорами, вечный должник Владимира Евгеньевича, смотрел на него с надеждой.
— Нет! — твердо заявил Мишкольц. — Пока Кристина в городе, я никуда не уеду!..
Афанасий Романцев не торопился, чтобы не раздражать автоинспекцию. Всю дорогу ставил кассеты с блатными песнями и бурчал себе под нос незатейливые куплеты.
Проехав полпути, увидел на трассе голосовавшую девушку, совсем малолетку, но проскочил мимо. В его положении лучше не светиться, тем более внешность у него очень приметная. Потом всю дорогу мечтал о ней. Представлял в разных позах. Материл себя за дурацкую осторожность.
Он понял вдруг, что и в самом деле не прочь бы задержаться на день-другой в этой близкой ему стороне, хоть бы и у матери в накренившемся домике. Но завтра он будет уже далеко. Сделает дело и будет далеко.
Вчера позвонил шурин. Коротко сообщил: «Пора». Пора так пора. Он давно ждал этого момента. Рука не дрогнет. Разве что похолодеют руки и лицо примет мертвенный оттенок. Это всегда так. Потом проходит.
Вот уже впереди замаячили знакомые дома Сортировочной. При въезде в город стал накрапывать дождь, будто горючими слезами встречал его.
Он остановил машину у ближайшего таксофона. Крикнул в трубку:
— Шурин! Я здесь! Где клиент? Понял. Нет, заезжать не буду. Подскочу прямо туда. Да что тут обговаривать? В первый раз, что ли? Потом поговорим.
Нажал на рычаг. Набрал другой номер.
— Привет, старина! Узнал? Я — в городе. Знаю. Все знаю. Сейчас еду прямо туда. Твои ребята не подведут? Ладно, ладно, успокойся! Е… я в сраку твою осторожность! Главное, чтобы ребята были на месте!.. Дать знак? Хорошо. Как сделаю дело, махну из окна какой-нибудь тряпкой — что под руку попадется. Будет время. Ну, давай! До скорого!
Повесил трубку. Немного размялся, как футболист перед выходом на поле. Даже несколько раз присел. Потом пробежался к машине.