Дождь пошел сильнее.
Она все-таки уговорила его переехать в загородный дом. Стар был уже неузнаваем. Частенько заговаривался. Не понимал, где находится. Болезнь прогрессировала.
Светлана поняла, что процесс пошел дальше, после воспоминаний о школе, после того, как она его побила. Теперь он беспрекословно подчинялся ей, как медсестре. Она наметила в выходные привезти к нему психиатра.
Она опять перебралась к себе, на Московскую горку, в двухэтажную квартиру и привезла с собой Чушку. Дима, правда, просил оставить ему хотя бы собаку, но она решила, что так будет хуже и для него, и для собаки.
Первый день своего пребывания в загородном доме Дмитрий Сергеевич просидел в гостиной, где не было шкафов. Шкафы почему-то особенно пугали его. Правда, один раз он все-таки отлучился в спальню и долго рылся в старых вещах, пока не нашел на самом дне выдвижного ящика аккуратно сложенную вчетверо белую тряпку. Когда он ее развернул, тряпка оказалась старой волейбольной майкой с черным ангелом на груди.
Он едва в нее влез. А ведь еще лет восемь назад была в самый раз. Подошел к трюмо. Пузо выпирает. Никуда не годится! С таким пузом не подпрыгнешь высоко, не вколотишь мяч в площадку противника! Он вдруг заметил слева, под самым плечом цифру «1», и она его здорово рассмешила.
— А у Андрюхи был второй номер! Всю жизнь второй! И в волейболе, и в любви, и в… — не закончил. Осекся.
Ему вдруг показалось, что внутри платяного шкафа постучали и умоляющий голос попросил:
— От-открой!
И другой голос ответил первому:
— Да хрен он тебе откроет! Ты что, Диму не знаешь?
Дальнейшего разговора он не слышал, потому что в ужасе выскочил из спальни и стал метаться по всему дому. Но всюду, где бы ни находил он убежище, все громче и громче звучало: «От-открой! От-открой!» До бесконечности.
Наконец, выбившись из сил, он свалился на ковер в гостиной и тут уже слышал только собственное свистящее дыхание. По вискам струился пот. Старая майка расползлась по швам, но он ее не снял. В ней он был первым, в ней он был «ангел»…
Вечером даже поужинал вместе с охранниками. Двое молодых парней косились на его «ангела» и переглядывались между собой. Завидовали! Все-таки психическая форма!
Потом он слушал в гостиной музыку. Средневековые мандолины. И больше ничего.
Спать не хотелось. Скука охватила Дмитрия Сергеевича. Беспросветная скука.
— А вот пойду и открою! — произнес он наперекор кому-то после того, как часы в гостиной пробили полночь. — И нечего тут бояться! Я давно не видел ребят! А поговорить все равно не с кем! Они ведь мне не чужие все-таки! — так уговаривал он себя, а затем осторожно, на цыпочках прошел в спальню.
В спальне было темно и тихо. Он зажег ночник и сел на край кровати против платяного шкафа. Голоса больше не мерещились. Тогда он осторожно постучал кулаком в шкаф и спросил:
— Вы еще здесь?
Ему не ответили. Он повернул в замочной скважине крохотный ключик и резко распахнул дверцу. Внутри было пусто, только висел на вешалке его старый костюм да несколько галстуков болталось с внутренней стороны дверцы.
За спиной раздался смешок. Стародубцев обернулся. Валька сидел на подоконнике, подогнув под себя одну ногу.
На нем была все та же майка их волейбольной юности. Он смотрел добродушно. В глазах светились огоньки.
— А м-мы сами вы-вы-выбрались! — гордо произнес он.
— Как же так? — удивился Дима. — Я ведь запер на ключ…
Вместо ответа Валька рассмеялся. В дверях спальни показался Андрей. И он тоже был «ангелом».
— Вы так и будете тут сидеть? — спросил он. — Может, выпьем за встречу?
— Выпьем! Выпьем! Обязательно выпьем! — вдруг обрадовался Стар и побежал на кухню, где была припасена бутылка водки. Он захватил с собой буханку хлеба, нож и шматок сала
— Давайте в гостиную! В гостиную! — крикнул он.
Но они уже сидели за круглым старомодным столом, застеленным выцветшей, желтой скатеркой.
— Вот и молодцы! — похвалил их Дима.
Налил водку в графин. Продул от пыли хрустальные стопки. Нарезал тоненько хлеб. Положил на него сало.
— Сейчас будет музыка! — продолжал суетиться он.
Заиграли мандолины. Андрей скорчил недовольную мину, но промолчал.
— А ка-ка-касету с «Мамой» я т-т-так и не нашел! — с грустью припомнил Валька.
— Ну что, за встречу? — поднял свою стопку Стар.
— За встречу, — согласился Андрей.
Они выпили и закусили. И впервые за последние годы Диме было хорошо, уютно в компании старых друзей. Но идиллию тут же нарушил Андрей.
— Дерьмовое сало у тебя. Не жуется, — проворчал он.
— Вечно ты чем-нибудь недоволен, — заметил Дима.
— А я ни-ни-ничего — ем, — разрядил обстановку Валька.
Еще выпив и закусив, они откинулись на широкие спинки стульев. Валька прикрыл глаза, будто наслаждался музыкой. Андрей повернул голову к черному окну с ажурным тюлем. Дима же с интересом, словно впервые, разглядывал своих товарищей в неярком, теплом свете абажура. Лица их были еще совсем молодые, свежие. «Неужели я такой же молодой?» — спросил себя Стародубцев и тут же припомнил недавний сон. Ему снилось, что он дерево, старое, трухлявое дерево, на котором растут грибки. Но весь ужас в том, что на дереве нет коры. Дерево стоит одиноко в поле. Дерево из плоти! Дерево дышит! А на коже — грибки! Он хотел их соскрести, но руки одеревенели, и пальцы ветвились в разные стороны. Листьев же не было. И почки не набухали. Очень старое дерево…
— А Светка разве с тобой не живет? — перебил его странные воспоминания Андрей.
— Не живет, — коротко ответил Дима. Он хотел сегодня всем сделать приятное.
— Жаль, — вдруг признался Кулибин. — Хотел ее увидеть…
Дмитрию Сергеевичу показалось, что из левого глаза Андрея — а другого он не видел, потому что тот сидел к нему в профиль и смотрел в окно — выкатилась капля и поплыла по щеке.
— Слушай, у тебя от-от-отличная коллекция г-г-галстуков. Ч-ч-чего ты их не носишь?
— Они уже устарели, Валя. Сейчас в моде яркие, цветастые, широкие, а этими однотонными шнурками только ворон пугать!
— На-надо же, как быстро все ме-меняется! — Валька по привычке злоупотреблял восклицаниями, при этом сидел с закрытыми глазами, запрокинув голову.
— Как живешь, старик? Рассказывай. — Андрей повернул наконец к нему свое строгое, но все такое же мальчишеское лицо.
— Помаленьку, — пожал плечами Дмитрий Сергеевич и неловко улыбнулся. Он тоже, в свою очередь, хотел спросить Андрея, как тот поживает, но вовремя опомнился. — Может, споем? — предложил он, чтобы переменить тему. — Валь, помнишь, ты хотел спеть «Маму» тогда, на Дне города? Давай сейчас споем?
— Я не-не умею петь — за-заикаюсь.
— Да брось ты! — настаивал Стародубцев. — Ты всегда мне подпевал на сцене. Я помню.
— Я то-то-только рот открывал.
— Не может быть! Ну-ка, давай попробуем! У тебя получится! Обязательно получится! Заики обычно нормально поют.
Дима поднялся со своего стула, обошел стол, наклонился к Вальке, обнял его за плечи. Валька открыл глаза, опустил голову.
— Давай-давай! — шепнул ему на ухо Дима. — Смелее! Три-четыре! — И сам начал петь: — Зе мазе кукин мэйл…
Валька не подхватывал. Лишь покачал головой в знак того, что не может.
— Отстань от него! — попросил Андрей.
Дима, сконфузившись, возвратился на свое место. Он подумал: «Вот мои старые друзья. А поговорить нам не о чем. Слишком разошлись пути-дорожки! А они будто этого не знают. Зачем-то пришли в гости».
Валька теперь смотрел на него в упор.
— А ведь это бы-были фары т-т-твоей машины! — вдруг заявил он. — Я ви-видел, как т-т-ты остановился…
Дима был готов к этому и тут же выдал заранее придуманную тираду:
— Ну, хватит, мужики! Сколько можно? Хватит выяснять отношения! Я-я-я не понимаю! — заикался теперь Стар. — Вам что, больше делать нечего, кроме как перемывать мне косточки?
— Наши-то давно перемыты и даже обглоданы, — вставил с усмешкой Андрей.
— На-на-на самом деле, Анд-дрюха, с-сколько можно? — умолял Валька. — Пусть жи-живет, как знает! Т-там все за-зачтет-ся!
— Нет, Валя, — не согласился Андрей, — он нам еще не все рассказал. — Кулибин достал из кармана брюк записную книжку. Полистал ее и сообщил: — Сегодня у нас на очереди — Потапов. Расскажи, как укокошил своего предшественника.
— Это ошибка! Это ошибка! — стал возмущаться Дмитрий Сергеевич. — Я его не трогал! Я его не убивал! Я тут вообще ни при чем! Я пришел к нему с предложением открыть на его территории роскошный магазин. Он согласился. Обещал надежную «крышу». Так появился «Версаль»…
— Пошлое название для магазина, — заметил Андрей.
— Так в народе прозвали, — развел руками тот, — а народ у нас темный! Если думает, что «Версаль» — это магазин, значит, так тому и быть. Ты же все это знаешь, Кулибин. Началась война. Мой магазин разгромили. Надо было действовать, чтобы удержаться на плаву, а Потапов действовать не хотел. А после того, как убили его родителей, и вовсе раскис. Он не мог больше возглавлять организацию, но боссов не отправляют на пенсию. Убрать Потапова предложил его помощник. Теперь он мой помощник. Такой криворотый, знаешь. Он спросил меня, согласен ли я стать боссом. Вот и все. Больше я ничего не делал. А все эти дьявольские машинки — выдумка криворотого. Я к ним не имел касательства и никого не убивал! Слышите— никого… — Он осекся и тихо добавил: —Только однажды в целях обороны ухлопал двух бандитов. Так там вопрос стоял ребром: или они меня, или я их. Один до сих пор ходит на свободе. И хочет мне отомстить. Я это знаю. Я чувствую, как он подбирается ко мне все ближе и ближе. Это ведь он тебя ухлопал, Андрюха! Только я тут ни при чем! На мне нет вины! Нет!
— Конечно-конечно, ты самый чистенький у нас, самый пригожий. Пай-мальчик! — рассмеялся Андрей.
Стародубцев уже не сидел. Он возвышался над столом и тяжело дышал.
Валька смотрел на него из-под тонких бровей. Дима никогда раньше не видел у Вальки такого строгого взгляда.