Гинеколог сделал перевязку и удалился.
— У тебя было достаточно времени подумать, — вновь обратился к Ведмедю Иван. Тот, казалось, уснул — сидел на полу с закрытыми глазами. — И не советую тянуть кота за хвост. Где взял камни, сука?
Антон открыл глаза, когда Гром уже стоял перед ним. В следующий момент ботинок Ивана врезался ему в скулу и голова парня сильно откинулась назад. Ведмедь ударился о стену и потерял сознание.
— В машину его! — распорядился Гром.
Охранники подхватили Антона с обеих сторон и поволокли к лифту.
— А как же… — начал было Мишкольц.
— Не переживай, — Гром похлопал его по плечу. — Мы сами с ним разберемся. Забирай камушки и спокойно себе работай. А я уж постараюсь, выведу этого гада на чистую воду!
Два дня после этого Мишкольц не находил себе места. Камни, однако, отдал в огранку, не дожидаясь дальнейшего развития событий.
Гром явился на третий день. Володе показалось, что черные глаза Ивана стали еще мрачней.
— Все в порядке, — сообщил тот, — парень раскололся. Они с другом нашли месторождение. Недалеко отсюда, в соседней области.
Мишкольц чуть не захлебнулся от нахлынувших вдруг на него чувств, но вида не подал.
— Так чего же мы ждем? Надо ехать туда. Я наберу специалистов. Начнем разработку. Ты представляешь, какими деньгами тут пахнет? Вам с Кручей и не снилось! Это вам не водка и не игорный бизнес! У нас свои региональные особенности!
Володя разошелся уже не на шутку, но Гром его остановил:
— Подожди. Не так все просто. Тут дело серьезное. Скрыть целое месторождение от государства — ты представляешь, чем это пахнет?
— Игра стоит свеч, — нахмурился Мишкольц. — Ей-богу, Ваня.
— Это мы уже обсудили на нашем кругу. Надо чуть-чуть подождать.
— Чего ждать? Не понимаю.
— Сейчас поймешь. — Гром задымил сигаретой и раскрыл карты: — Ты забыл, что еще есть тот. Ну, этот… друг… — Иван почему-то запнулся — с трудом находил слова. — Понимаешь, он ждет его возвращения с деньгами…
— И что с того?
— Мы не знаем, как он себя поведет, не дождавшись компаньона.
— Разве вы его не отпустите?
— Ты шутишь? Мы не можем его отпустить. Он испортит нам все дело. Наша задача — выманить сюда второго. Никто не знает, как он себя поведет. Может испугаться и кинуться в ножки какому-нибудь чиновнику — простите, мол, хотел себе народное добро присвоить! Почему нет? Решит, что собственная жизнь дороже изумрудов. Ведь другана Антошку наверняка на тот свет отправили, раз столько дней прошло, а его нет. — Мишкольц при этих словах вздрогнул и посмотрел на Ивана. За клубами дыма проглядывало узкое нервное лицо и глаза, полные мрака. — Но есть и другие варианты, — продолжал Гром. — Он поедет выручать другана. А может, плюнет на Антошку и попытает счастья сам. Повезет продавать свои камушки. Так что жди гостя, Вова, — заключил он.
— Почему ты думаешь, что он придет именно ко мне?
— Мы навели справки. Ближайший частный ювелирный магазин находится в Москве, а в государственный он побоится сунуться и к посреднику вряд ли обратиться. Я тебе оставлю подкрепление. Явится — кивни ребятам, а они уж возьмут его в оборот.
Гром оказался прав. Через день к Мишкольцу пришел человек в дешевом китайском пуховике, небритый, опухший с похмелья. Дрожащей рукой он вытащил из кармана пуховика знакомый тряпичный мешочек и вытряхнул на стол директора изумруды…
Вскоре они начали разработку месторождения под видом фирмы, организующей отдых для альпинистов. У подножия горы выстроили турбазу, обнесли ее забором. Местных чиновников это все мало трогало — свою долю они получили. Мишкольц сколотил группу из первоклассных специалистов по добыче изумрудов. В подвале своего магазина оборудовал мастерскую и собрал у себя лучших ювелиров — мастеров.
Дело пошло. Добывались камни, изготавливались украшения, открывались новые магазины. Появились крупные заказчики в Москве и Питере, потом в Европе и Америке. Мишкольц стал одним из самых богатых людей в стране.
Однажды, примерно полгода спустя после описанных событий, Володя спросил Ивана:
— А что стало с тем парнем, с Антоном Ведмедем?
— С каким медведем? — засмеялся Гром. — Я такого парня не знаю. — А в глазах у него беспросветный мрак.
Рабочий день подходил к концу. Магазин опустел. Продавщицы болтали между собой, иногда перебрасываясь кокетливыми фразами с охранниками, пышущими здоровьем парнями в черных костюмах, при галстуках. Парни не выпускали из рук радиотелефоны, время от времени переговариваясь с коллегами из магазина напротив. Бесконечный фарс, в котором женщины играют в независимость, а втайне мечтают о широкой спине и надежных руках, а мужчины напускают на себя важность, протирая штаны на вечном табурете возле дверей и осваивая премудрости пейджера, — этот фарс продолжается изо дня в день.
Она забыла, зачем пришла в торговый зал. Просто стояла и смотрела на женщин-продавщиц и на мужчин-охранников, пока кто-то ее не окликнул:
— Светлана Васильевна, нам тут в обед приносили колготки. Знаете, модные сейчас, с хлопком, такие матовые. Мы хотели вас позвать, но вы закрылись у себя…
— Мне не надо… — оборвала она усердную продавщицу и, не взглянув в ее сторону, побрела обратно в свой кабинет.
«Вот и он тоже ходил по банкам и магазинам, предлагая женщинам колготки. Никогда не умел заработать. Правда, сюда он никогда не заходил — обходил стороной. Боялся встретиться со мной. Дурачок! — В последние дни Светлана Кулибина с нежностью вспоминала о бывшем муже. — Потом, отчаявшись, стал обивать пороги издательств. Кто-то когда-то сказал ему, что он талантлив. Оттуда его, разумеется, выперли, и тогда он дошел до последней черты… А ведь ночью в переулке с ним был голодный обморок. Ведь не скользко, а он упал. Я даже, помню, в душе посмеялась: «Боже! С каким недоразумением жила столько лет!»
— С каким недоразумением… — повторила она вслух и вдруг неожиданно для себя заплакала.
О гибели Андрея она узнала случайно. Ей позвонила его мать после того, как Светлана вернулась из Москвы. Бывшая свекровь поставила ее в известность о похоронах, отчеканивая холодные, безучастные слова.
Андрей был самым младшим в семье и самым нелюбимым. С матерью всегда находился в состоянии боевой готовности. Еще когда учились в школе, Светлана не любила бывать у них дома — враждой был заражен воздух. Гадкий утенок в собственной семье. Его не понимали. Считали сумасшедшим. Им пренебрегали.
— Преподнес мне сынок сюрприз на старости лет, — ворчала в трубку свекровь. — Пришлось тащиться с гробом из такой дали!
— Как это случилось? — спросила ошеломленная Светлана, хотя понимала, что рано или поздно это должно было случиться.
— Убили. Кого-нибудь сейчас этим удивишь? Нашли его рабочие. Утром. В лифте дома, где он снимал комнату. В руке стодолларовая бумажка — заработал, видно. В карманах — две пачки сигарет. В комнате — ничего, кроме стихов. Вот так-то, Светуня. Жил человек. А для чего жил?..
Она тогда промолчала. Никак не заступилась за Андрея. Да и смешно было бы заступаться. Чего, спрашивается, развелась в таком случае, раз он такой хороший?
На похороны она приехала на своей машине. За спиной шептались: «Светка — бывшая жена!», «Вона как разбогатела — своя машина!», «Еще школьницей бегала к нему!», «Чего развелись? Гуляла!», «И правильно делала! Они гуляют, а нам нельзя?»…
Она краснела от откровенно изучающих ее взглядов и ругала себя за то, что находится здесь.
На поминки не осталась, сославшись на неотложные дела. Приехала в свою пустую квартиру, бросилась на кровать и проревела до утра — вот и все дела.
На работе все удивлялись — и чего это директриса третий день ходит с опухшими глазами? А ведь Андрей даже не знал, что она уже директор большого ювелирного магазина, думал — все еще обыкновенная продавщица. Какой-то доброжелатель сообщил об опухших глазах боссу.
Стародубцев позвонил ей в конце недели, прошедшей после похорон.
— Что? По Андрюхе убиваешься? — с ухмылкой в голосе поинтересовался он.
— Ты с ума сошел? Кто тебе такое сказал? — Она привыкла играть с ним в свою игру.
— Что же ты ходишь как опущенная в воду?
— Нездоровится.
— Чего вдруг? Раньше не жаловалась. Может, найти тебе место поспокойней?
— Например, на кладбище? Рядом с Андреем?
Она подождала, пока он перестанет смеяться, а потом тихо спросила:
— Зачем же ты так торопился, Дима?
— А это не твоего ума дело! — грубо оборвал он и повесил трубку.
Еще через неделю сам нанес ей визит.
«Сам! Сам!» — шептались испуганные продавщицы, когда он вошел в магазин с двумя амбалами-телохранителями по бокам и с английской бульдожкой на поводке. Да, не часто Стар, «звездный босс», посещал в последнее время свои владения. Время для визита он выбрал обеденное, чтобы покупатели не крутились под ногами, когда «его величество» шествует в директорский кабинет.
Невысокого роста, располневший, уже понемногу начинающий лысеть, с глазами невинного агнца, с вечной усмешкой на устах, юркий как мышь, вальяжный, манерный — вот далеко не полный портрет Дмитрия Сергеевича Стародубцева, в котором к тридцати пяти годам уже намешано было всякой всячины.
— Чего пригорюнилась, куколка? — чмокнул он Светлану Васильевну в обе щеки.
— А что мне прикажешь, песни петь, «казачка» отплясывать в честь твоего прибытия? — Она уже давно с ним не церемонилась.
Почувствовав с первых слов, в каком она настроении, Стар сделал своим телохранителям знак удалиться. Те повиновались.
— Чего приперся? — напрямик спросила она.
— Накорми Чушку, — жалобно попросил босс, указав на толстую безобидную бульдожку, растерянно озирающую кабинет Светланы.
— За этим, что ли? Так у меня не ресторан — ты, наверно, забыл?
— Ай-ай-ай! Какая бессердечная женщина, Чушь! — обратился Дмитрий Сергеевич к собаке. — Ну, не жадничай, Свет! Дай нам что-нибудь пожевать. Целый день мотаюсь по делам, а собака голодная.