Грузия — комиссар ГБ 2-го ранга С. А. Гоглидзе: 139 по 1-й категории и 35 по 2-й категории;
Азербайджан — комиссар ГБ 3-го ранга Ю. Д. Сумбатов: 39 по 1-й категории и 17 по 2-й категории;
Азово-Черноморский край (АЧК) — комиссар ГБ 3-го ранга Г. С. Люшков: 133 по 1-й категории и 40 по 2-й категории;
Орджоникидзевский край — майор ГБ П. Ф. Буллах: 132 по 1-й категории и 20 по 2-й категории.
Анализ личных дел находящихся в списках показывает, что в этих списках большая часть арестована во второй половине 1936 года — сразу после смены наркома. Так, например, в списках, которые поступили из Московской области, установлено 41 имя репрессированных по 1-й категории. Только десять из них арестованы при Ягоде. Эти списки показывают, что Ежов получил поддержку у ряда региональных руководителей «северокавказцев» (Дагин, Миронов, Буллах), что естественно, учитывая их выросший авторитет в Центре, «кавказцев» (Гоглидзе и Сумбатов), группы Заковского и Реденса. Как видим, именно эти чекисты и были награждены в июне — июле 1937 года.
Очевидно, что именно за активный старт в проведении чистки и получили ордена Ленина работники центрального регионального аппарата НКВД. Отметим сразу, что руководитель УНКВД Свердловской области Дмитриев тогда наград не получил.
Смена Ягоды Ежовым и кадровые перестановки второй половины 1936-го совпали с изменением направления работы НКВД — основной удар был перенесен с троцкистов на «правых» (см. выше).
Важно обратить внимание на еще одно обстоятельство. Практически все руководители, которые активно включились в чистку, пользовались поддержкой партийного руководства в регионах. Это видно из анализа судеб партийных чиновников. Первый секретарь Москвы Н. С. Хрущев, Ленинграда — А. А. Жданов, Грузии — Л. П. Берия, Азербайджана — Багиров, Горьковского обкома — Ю. Каганович пережили 1937–1938 гг. Собственно, ими, наверное, и исчерпывается список региональных руководителей, переживших «большую чистку». Руководители Западно-Сибирского, Азово-Черноморского и Орджоникидзевского краев (Эйхе, Евдокимов, Сергеев) весной 1937 г. были активными «чистильщиками».
Показательно и кто оказался в стороне от начавшейся чистки — руководитель НКВД УССР В. А. Балицкий, руководитель УНКВД Дальневосточного края Дерибас, Пилляр, Залин, Аустрин — почти все они не переживут 1937 год… Балицкий и Дерибас — кандидаты в члены ЦК.
К ним можно отнести характеристику Шрейдера: «Следует отметить, что, несмотря на всю газетную истерию и поток соответствующих директив, поначалу далеко не все начальники УНКВД на местах пошли по усиленно рекомендуемой им дорожке «раздувания», а позднее — прямой фальсификации дел на так называемых троцкистов-террористов. Среди руководящих работников НКВД (до прихода к власти Ежова) было еще много старых чекистов, которые если и не саботировали усиление борьбы с липовыми троцкистами-террористами, то, во всяком случае, не проявляли в этом деле никакого энтузиазма» [39, с. 32].
Это естественно, чекистские кадры по своему социально-политическому облику принципиально не отличались от партийной номенклатуры, давно срослись с местным партийным аппаратом, до 1937 года видели свою задачу прежде всего в защите советской власти — т. е. партийного и советского аппарата, а не в их уничтожении. Естественно, поэтому «перестроились» на новый курс не все. Это было отражением скрытого конфликта в руководстве партии.
В эти же дни, когда в Москве награждали чекистов, 2 июля появляется известное постановление Политбюро об антисоветских элементах, которое нагнетает политическую атмосферу: «Послать секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий следующую телеграмму: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из различных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшиеся в свои области, — являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых областях промышленности.
ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы, были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.
ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке» [67, с. 234–235].
Руководители региональных управлений НКВД по-разному отреагировали на запрос ЦК. Если учитывать население регионов, то выяснится, что средняя цифра — 0,2 % (в сумме по 1-й и 2-й категориям).
Цифры ниже средних предложили руководители:
Загвоздин Н. А. (Узбекистан — 0,09 %), Гоглидзе С. А. (Грузия — 0,09 %), Рудь П. Г. (ТатАССР — 0,1 %), Тениссон К. Я. (Карелия — 0,02 %), Стырне В. А. (Ивановская область — 0,8 %), Аустрин А. И. (Кировская область — 0,4 %), Ершов А. М. (Ярославская область — 0,9 %), Залин Л. Б. (Казахстан — 0,13 %), Мугдуси Х. Х. (Армения — 0,1 %), Тарасюк С. А. (Таджикистан — 0,12 %), Раев М. Г. (Сталинградская область — 0,13 %), Агранов Я. С. (Саратовская область — 0,11 %), Салынь Э. П. (Омская область — 0,10 %), Павлов К. А. (Крым — 0,15 %), Ковалев Д. Г. (Коми — 0,14 %), Симановский П. Ш. (Курская область — 0,11 %)
Средние цифры предложили руководители:
Зверев Ю. Л. (Туркмения — 0,17 %), Попашенко И. П. (Куйбышевская область — 0,16 %), Лаврушин И. Я. (Горьковская область — 0,18 %), Сумбатов Ю. Д. (Азербайджан — 0,18 %).
Выше среднего предлагали провести репрессии руководители:
Берман Б. Д. (Белоруссия — 0,25 %), Реденс С. Ф. (Московская обл. — 0,35 %), Ломоносов В. Г. (Дагестан — 0,31 %), Дерибас Т. Д. (Дальневосточный край — 0,28 %), Миронов С. Н. (Западно-Сибирский край — 0,4 %), Люшков Д. Г. (Азово-Черноморский край — 0,24 %), Буллах П. Ф. (Орджоникидзевский край — 0,38 %), Дмитриев Д. М. (Свердловская область — 0,28 %), Успенский А. И. (Оренбургская область — 0,31 %), Блат И. М. (Челябинская область — 0,31 %).
Совещание в июле: «северокавказцы» и «латыши».
16–17 июля 1937 года в Москве прошло совещание, посвященное обсуждению деталей предстоящей операции. На совещании «Ежов стал называть приблизительные цифры предполагаемого наличия врагов народа, по краям и областям, которые подлежат аресту и уничтожению. (Это была первая наметка спускаемых впоследствии — с середины 1937 года — официальных лимитов в определенных цифрах на каждую область. — Л.Н.) Услышав эти цифры, — рассказывал Стырне, — все присутствующие так и обмерли. На совещании присутствовали в большинстве старые опытные чекисты, располагавшие прекрасной агентурой и отлично знавшие действительное положение вещей. Они не могли верить в реальность и какую-либо обоснованность названных цифр (выделено мной. — Л.Н.).
— Вы никогда не должны забывать, — напомнил в конце своего выступления Ежов, — что я не только наркомвнудел, но и секретарь ЦК. Товарищ Сталин оказал мне доверие и предоставил все необходимые полномочия. Так что отсюда и сделайте для себя соответствующие выводы.
Когда Ежов закончил свое выступление, в зале воцарилась мертвая тишина. Все застыли на своих местах, не зная, как реагировать на подобные предложения и угрозы Ежова.
Вдруг со своего места встал полномочный представитель УНКВД Омской области, старейший контрразведчик, ученик Дзержинского и мужественный большевик Салынь.
— Заявляю со всей ответственностью, — спокойно и решительно сказал Салынь, — что в Омской области не имеется подобного количества врагов народа и троцкистов. И вообще считаю совершенно недопустимым заранее намечать количество людей, подлежащих аресту и расстрелу.
— Вот первый враг, который сам себя выявил! — резко оборвав Салыня, крикнул Ежов. И тут же вызвал коменданта, приказав арестовать Салыня.
Остальные участники совещания были совершенно подавлены всем происшедшим, и более никто не посмел возразить Ежову.
Рассказывая нам об этом, Стырне никак не комментировал приведенных фактов и старался сделать вид, что совещание прошло на должном уровне и вообще все идет так, как и следовало ожидать. Но и я, и Добродицкий (заместитель Стырне. — Л.Н.) отлично понимали, что он переживает арест своего соотечественника (Салынь по национальности был латыш), соратника по работе в КРО и близкого друга как трагедию» [72, с. 42].
Действительно, пример начальника УНКВД Омской области Салыня очень яркий, но не очень типичный.
Приведу пример с видным чистильщиком С. Реденсом, который, кстати, часто фигурирует в воспоминаниях Шрейдера как пример «честного» чекиста: «Перед началом этой операции было созвано совещание наркомов, начальников областных и краевых управлений НКВД, которое было в июле 1937 года…
Были установлены лимиты для каждой области, надо сказать, что все это делалось наспех, без какого-то ни было учета, без подготовки… Никто даже приблизительно не мог сказать, какой же размер лимитов необходим для каждой области… Для Московской области цифра была определена на первую категорию 6000 и вторую — 30 000 (в то время еще не выделены Рязанская и Тульская области). По другим областям определял цифры Фриновский, и надо сказать, что определял он лимиты при полном отсутствии каких-либо данных, которыми можно было бы объяснить, почему та или иная область получила данную величину лимита…»
Реденс считает, что кулацкая операция началась после польской. Конечно, его подводит память или это неточность протокола. Однако важна не эта деталь. Важно другое — речь идет, конечно, о том же самом совещании, и, оказывается, Фриновский «определял… лимиты при полном отсутствии каких-либо данных, которыми можно было бы объяснить, почему та или иная область получила данную величину лимита…» [74, с. 501].