Кровавый круиз — страница 36 из 74

совсем не пугает. Наоборот, возбуждает. Он старается сохранять спокойствие, но тело не может устоять на месте. Каждая клеточка наполнена энергией.

Юхану пришлось продолжить развлекать публику в его отсутствие. Он стоит на сцене в своей дурацкой футболке – ему это явно в тягость – и спрашивает поджаренную в солярии алкоголичку, как ее зовут. Фредерика. Она из Салы. Да, ей очень нравится круиз. Еда такая вкусная. И море очень красивое. И она споет свою любимую песню Уитни Хьюстон.

Юхан уходит со сцены и видит Дана у будки диджея:

– Ты вернулся. – На лице Юхана написано облегчение.

– Да.

– Все в порядке?

– Никогда не чувствовал себя лучше.

Юхан кивает и ставит песню «I wanna dance with somebody»[13]. Тетка кружится на сцене, выпячивая свою плоскую задницу.

Дан замечает, что Юхан смотрит на его руку. Гладкие чистые костяшки пальцев.

Тетка начинает петь, если это можно назвать пением. Дан закрывает глаза. Погружается глубже в ощущение – здесь очень много разных чувств, сосредоточенных в тесном замкнутом пространстве. Они сталкиваются друг с другом и от столкновений разрастаются или, наоборот, сжимаются.

– Дан?

Он открывает глаза. Встречается с вопросительным взглядом Юхана.

– Ты чем-то накачался?

Дан ухмыляется. Юхан, должно быть, давно догадывается. Но он ни разу не спрашивал его прямо.

– Думаю, что больше мне это не понадобится, – отвечает Дан и поднимается на сцену.

Публика хлопает в такт, когда он идет по сцене. Он так давно уже презирает всех этих жалких людишек. Но он зависел от них. Что бы это ни было, но то новое, что с ним произошло, позволило Дану освободиться от власти толпы.

Дан входит в поле, освещенное лучом прожектора. В глазах щиплет от яркого света, будто он посмотрел на солнце. Но Дан улыбается, и впервые на этой сцене улыбается совершенно искренне.

Фредерика продолжает петь, смущенно глядя на Дана. Он вырывает у нее микрофон:

– Фредерика, оставим Уитни покоиться с миром.

Кто-то из публики судорожно вздыхает. Остальные, просыпаясь, потягиваются. Мускулистые парни в тесных майках громко смеются. Фредерика заискивающе смотрит на Дана.

– Видите эту руку? – Дан показывает заживший кулак. – Понимаете, что это значит?

Никто не отвечает. В темноте слышны только щелчки камер мобильных телефонов.

– Нет, конечно же не понимаете. Вам не понять, что здесь происходит. Даже мне этого не понять…

У Дана такое чувство, будто он от яркого света вырос на несколько метров. Мысли бегут в голове очень быстро. Он не успевает за них зацепиться.

– Я бы всех вас убил. Всех и каждого. Вы так чертовски глупы, и вас так много… И этим я оказал бы миру услугу… Он стал бы явно лучше без вас. Вы больше не имеете власти надо мной. Знаете ли вы, каково это…

В колонках тихо. Юхан отключил микрофон. Но Дану он и не нужен. Его голос чист и ясен, как никогда, его грудь вибрирует.

– …зависеть от людей, которых презираешь? Быть отданным на суд таким идиотам, как вы? Вы все страшно жалкие… с вашим отвратительным вкусом, вашими жизнями, сосредоточенными только на вас самих, вашими низменными мечтами…

В публике растет возмущение. Дан только улыбается.

– Уходи, Дан, – просит Юхан. – Хватит уже.

– И вы знаете все это в глубине души, – продолжает Дан. – Именно поэтому вы приходите сюда, чтобы сделать еще большие глупости, напиться до поросячьего визга…

– Заткнись уже, черт побери! – Какой-то мужчина встает в конце зала. – Заткнись, или я тебя сейчас вздую, можешь, черт возьми, в этом не сомневаться!

Со своими новыми ощущениями Дан может различать очертания говорившего, несмотря на свет прожекторов. Его запах. То, как воздух движется вокруг него.

– Никто о тебе не вспомнит, – теперь Дан обращается к нему. – Твои внуки или правнуки найдет твою старую фотографию и спросят, кто это, но не найдется никого, кто сможет им ответить.

В Дана летит бутылка из-под пива. Он слегка наклоняет голову, и бутылка разбивается о стену за его спиной.

– Вы пытаетесь отыскать смысл в своих ничтожных жизнях, но вы упустили главную правду, что никакого смысла и нет…

Дан чувствует, что в зале что-то изменилось. Он прикладывает руку к глазам, чтобы загородить яркий свет. В темноте у входа стоит маленький светловолосый мальчик. Дан сразу понимает, что он особенный.

Он узнает в нем себя.


Калле

Калле лежит в одежде на кровати Филипа и смотрит в потолок. Он мог бы выпить, наверное, столько водки, сколько весит сам, но мысли не перестали бы роиться в голове. Калле оставлен с ними наедине, и раздумья порабощают его. Вокруг нет ничего, на что можно бы отвлечься. В каюте Филипа не валяется даже старой газеты. Время от времени Калле смотрит на телефон, стоящий на столике у кровати. Было бы так легко позвонить в их с Винсентом люкс. Просто набрать четыре цифры: 9318.

Но что сказать, если Винсент ответит?

Калле делает глоток водки прямо из горла бутылки. Смотрит на тяжелое кольцо из белого золота на пальце. Оно теплое. Вспоминает, как положил сегодня утром кольца в чемодан. Как он нервничал тогда.

Это было нормально? Это со всеми так? Или он в глубине души чувствовал, что может получить отказ? Что какая-то тень пробежала между ним и Винсентом? Именно поэтому он решил сделать предложение таким изощренным способом в присутствии публики и в чужой для Винсента обстановке?

«А что я должен был сказать там, на глазах у всех? Что мне было делать?»

Тьма воспоминаний роится в голове Калле, но мысли толпятся беспорядочно, и он не может уследить за ассоциациями, которые их вызывают. Калле отдается каждому воспоминанию в отдельности, рассматривает их со всех сторон и под разным освещением, пытается отыскать момент, когда все пошло не так, понять причину, по которой у Винсента появились сомнения. Калле должен найти эту причину и способ ее устранить, и тогда он сможет поговорить с Винсентом. Он все исправит ради них обоих.

Мысли сменяют друг друга все быстрее, и Калле начинает думать, что, наверное, именно так люди сходят сума.

Раздается стук в дверь. Неужели Филип рассказал, где он прячется? Но нет. Это наверняка София: «Что ты здесь делаешь? Пойдем веселиться с нами! Поднимем бокалы!»

– Это я, – говорит очень знакомый голос за дверью.

Калле ставит бутылку на пол и чуть было не опрокидывает ее, но все же хватает за горлышко в последний момент. Он открывает дверь. Там стоит Пия, одетая в униформу. Калле сразу видит по ее лицу, что она все знает.

Пия обнимает Калле, и хоть она и намного меньше его ростом, он чувствует, что в объятиях подруги он в безопасности.

– Что случилось? – спрашивает Пия.

– Я не знаю, – отводит глаза Калле.

Они садятся на кровать. В свете ламп каюты Пия выглядит очень усталой. Она очень бледна, тени под глазами, кажется, стали еще темнее с тех пор, как они виделись на капитанском мостике.

Калле вспоминает тот момент, когда он только что сделал Винсенту предложение. И Пия обняла его. Прослезилась и сказала, что очень рада за них.

Вот бы ему сейчас тоже заплакать. Если мысли успокоятся, то появится место для чувств.

– Как ты сама? – спрашивает Калле.

– Мне кажется, что у меня начинается грипп. – Пия прижимает кончики пальцев к вискам, осторожно двигает нижней челюстью. – Хотя и надеюсь, что это просто головная боль от стресса.

– Трудный выдался вечер?

– Не такой трудный, как у тебя.

По губам Калле пробегает кривая усмешка. Он снова берет бутылку водки и делает глоток.

– Расскажи, что произошло, – просит Пия.

– Давай лучше поговорим о тебе. – Калле качает головой. – Мне сейчас хочется думать о чем угодно, только не о себе.

– Хорошо, – соглашается Пия. – Например, сегодня один псих набросился на Дана Аппельгрена прямо на сцене. И укусил его за руку.

– Черт! Как такое могло случиться?

– Мы посадили этого парня в вытрезвитель. Его держали все охранники, но даже вчетвером оказалось нелегко его скрутить.

Пия вздрагивает. Калле видит, что история потрясла ее больше, чем она хочет показать. В отличие от него самого, Пия редко обнажает свои слабые места. Сейчас, когда Калле уже побывал в другом мире на определенном расстоянии от «Харизмы», он понимает, что ей как женщине очень тяжело дается эта работа.

– Черт возьми! – повторяет Калле, потому что не знает, что еще сказать.

– Аппельгрен справится. Он сходил в медпункт, и Раили перевязала ему руку.

– Мне, если честно, очень сложно его пожалеть. Во всяком случае, если верить тому, что о нем рассказывают.

И Калле внимательно смотрит на лицо Пии. Пытается понять, о чем она думает. Он почти ничего не знает о ее бывшем муже, кроме мелочей, которые обсуждали в коллективе время от времени. То немногое, что он сам домыслил, скорее вызвано ее молчанием о той жизни.

– Он очень плохо обошелся с Йенни на корпоративной вечеринке, – добавляет Калле.

– Йенни? – удивляется Пия.

– Это певица, которая сейчас выступает в «Старлайте». В конце концов вмешался Филип и защитил ее. Мы пытались уговорить Йенни пожаловаться администраторам, но она побоялась потерять работу. – Калле многозначительно хмыкает и делает новый глоток, водка в бутылке булькает.

– Ты уверен, что тебе стоит еще пить?

– Да, я пытаюсь напиться.

– Мне кажется, ты уже достаточно пьян.

– Нет, недостаточно.

Пия пожимает плечами:

– Едва ли я имею право упрекать тебя.

Они молча смотрят друг на друга. Пия незаметно поглаживает небольшую царапину у запястья.

– Не надо было мне делать предложение здесь, вообще не надо было его делать, – грустно говорит Калле.

– Ты думаешь: вы не сможете разобраться в ситуации? Может быть, Винсенту просто нужно немного подумать.

Калле вытирает глаза:

– Я даже не знаю, вместе мы или уже нет. И вообще, черт возьми, не знаю, что мне теперь делать.