Проснулся Генри под аккомпанемент бьющего по стеклу дождя и огорченных вздохов Паркера. — Что случилось, Роджер? Чем Вы так расстроены?
— Если бы я знал, чем кончится твое расследование, — проворчал старик, — ни за что не позволил бы тебе участвовать в этой засаде. Господи, да на тебя страшно смотреть!
Сыщик отмахнулся: — Подумаешь, небольшая ссадина и пара синяков. Зато теперь леди Гоблетсворт сможет жить спокойно, зная, что больше ей ничего не угрожает.
Паркер хотел было что-то еще сказать, но в это время дверь отворилась, и торжественно-величественный старик лакей провозгласил, что мистера Уайтхола ожидают в гостиной. Удивленный такой церемонностью, сыщик последовал за лакеем.
В большой гостиной Генри застал не только все Гоблетсвортов, но и, к великому своему удивлению, недавно прибывшего лейтенанта Вильерса. Реакция на появление детектива у всех присутствующих была различной: Ричард глядел на гостя во все глаза с таким изумлением, будто эту комнату удостоил своим посещением сам епископ Кентербери или наследник трона — принц Уэльский; Сесиль Мелиндер прибывала в состоянии легкого волнения, причину которого знал, кроме девушки, только один человек. Лейтенант же Вильерс встретил юношу гордой улыбкой, с какой наставник представляет кому-либо своего лучшего ученика.
Леди Гоблетсворт поднялась навстречу вошедшему. Благодаря необыкновенной силе воли женщины, ни в ее поведении, ни во внешнем виде не осталось почти ни одного следа, указывающего на то, какие невзгоды ей пришлось пережить всего за одну неделю. И только где-то в самой глубине красивых карих глаз таилось нечто, какой-то еле заметный отголосок пережитого.
Поздоровавшись с юным сыщиком, леди поинтересовалась его самочувствием: Роберт уже рассказал ей о вчерашнем, да и вид Уайтхола весьма красноречиво говорил за себя.
Генри слегка поклонился, благодаря миледи за заботу, сказав, что несколько синяков и ссадин не стоят внимания.
— Мистер Уайтхол, я говорила это вчера и повторяю снова: Вы спасли мне больше, чем жизнь, и я очень благодарна Вам за это.
Эти слова, произнесенные почти торжественно и очень сердечно, смутили юношу. И причиной тому была не только скромность, присущая молодому сыщику. Детектив знал, что он сделал для леди Гоблетсворт и ее семьи действительно нечто важное; он понимал, что теперь хозяйка замка будет чувствовать себя обязанной ему. А этого Генри Уайтхол не любил. — Миледи, — твердым, не терпящим возражения голосом произнес сыщик, — не стоит переоценивать мои действия. Я просто делал свою работу.
— "Работу!?" — не выдержав, вмешался Ричард Гоблетсворт. Он подошел к сыщику — своему сверстнику — и пристально посмотрел ему в лицо. — Так значит, все это правда! Роберт рассказал нам с Сесиль обо всем, но я не мог поверить: думал, это какой-то розыгрыш.
— Увы, мистер Гоблетсворт, — Генри покачал головой, — этот, как вы сказали, "розыгрыш" доставил массу неприятностей вашей матушке и мог закончиться очень трагично.
Младший Гоблетсворт замолчал, очевидно, осознав, что все происшедшее было действительно серьезным. Немного погодя, он вновь обратился к сыщику: — Мистер Уайтхол, а как же вы узнали, кто преступник, почему он это сделал, и все прочее?
При этом вопросе юного аристократа Генри заметил промелькнувшую улыбку Роберта: ведь сыщик обещал ему рассказать все, когда придет время, и лейтенанта Вильерса, будто говорившего: "Ну-с, молодой человек, как Вы себя чувствуете в роли Шерлока Холмса в присутствии стольких "Ватсонов"?" Но все же, на лицах, всех находящихся в комнате (за исключением, может быть, полицейского) читалось искреннее любопытство. Даже леди Гоблетсворт не могла скрыть своего интереса. Юный детектив понял, что время для объяснения наступило. Ему была несколько непривычна роль толкователя собственных действий. Но внимание собравшихся было приковано к его скромной особе, и, помедлив немного и собравшись с мыслями, Генри начал свое повествование.
Начав с появления в своем доме Роберта Гоблетсворта, поведавшего сыщику о происшествии, Генри рассказал о возникшей у него первой версии случившегося. При всей своей необычности, эта идея была пока что единственной, и юный сыщик должен был проверить ее. При всем том, Уайтхол был почти уверен, что может быть и другое объяснение загадочного случая. Поэтому он и сказал Гоблетсворту, что хочет осмотреть замок и побеседовать с леди Гоблетсворт. Но почти сразу по прибытии в замок детективу пришлось отказаться от первоначальной версии.
— И что же это была за версия? — полюбопытствовал лейтенант Вильерс. Полицейский не знал об ошибке Уайтхола, так как тот рассказал о ней только своему другу Роджеру. И вот теперь сыщику предстояла нелегкая задача: объяснение гипотезы было не из приятных.
— Я хочу заранее извиниться перед мисс Мелендер и вами, джентльмены, — обратился Генри к братьям Гоблетсворт, предваряя возможный взрыв негодования, — но суть моей версии, к счастью ошибочной, состояла в том, что происшедшее было…шуткой. Глупой, жестокой, но все-таки всего лишь шуткой, разыгранной кем-то из молодых обитателей замка.
Как и предполагал сыщик, реакция на эти его слова была весьма бурной. Леди Гоблетсворт с изумлением воззрилась на человека, посмевшего сделать подобное заявление; Сесиль Мелиндер, охнув, побледнела; даже лейтенант Вильерс удивленно хмыкнул. Ричард же Гоблетсворт, резко поднявшись с кресла, подскочил к детективу. На Генри градом посыпались упреки: как он мог додуматься до этого, как он смел сказать подобные вещи, и так далее. Ричард даже начал заикаться от переполнявшего его возмущения. Роберт, лучше умевший владеть собой, тяжело вздохнув, попытался успокоить разбушевавшегося брата. Наконец младший Гоблетсворт замолчал, но все еще продолжал бросать на Уайтхола гневные взгляды.
Тот же хладнокровно ожидал, пока поток обвинений и упреков иссякнет, а затем, любезно поклонившись Ричарду, осведомился: — Я могу продолжить, мистер Гоблетсворт?
Юный аристократ раздраженно фыркнул и, отвернувшись к окну, сделал вид, будто все происходящее его не интересует. Но из комнаты не вышел; ему было любопытно, чем закончится рассказ сыщика. Старший сын леди Гоблетсворт, помня случай, когда он сам несправедливым оскорблением обидел сыщика, с беспокойством глянул на Генри. Но юный детектив был абсолютно спокоен, будто ничего не произошло. Выходка Ричарда не тронула его.
Тогда Роберт задал детективу вопрос, возникший у него, когда Генри сказал об ошибочности своей первой версии; молодой аристократ хотел знать, каким же образом Уайтхол пришел к выводу, что никто из молодых господ не виноват.
— Меня навела на эту мысль картина. — Видя на лицах присутствующих недоумение, Генри поспешил объяснить. — Дело в том, что, увидев картину, я заметил по нескольким деталям, что написана она не так давно — не более пятнадцати лет назад. Легенда, недавно появившаяся в замке полотно, которое никоим образом не могло быть старинным, странный обморок леди Гоблетсворт после странного же посещения ее "призраком", а затем и исчезновение легенды — все это складывалось в определенном порядке и давало мне право предположить, что это была вовсе не шутка. Обнаруженные мной в кубке остатки жидкости содержали в себе растворенный яд; это открытие поддержало возникшее у меня предположение о намерениях "призрака". Никакого разговора о шутке идти уже не могло.
После того, как Уайтхол точно установил, что леди Гоблетсворт хотели убить, вставали два вопроса: "Кто?" и "Почему или Зачем?"
— Лейтенант Вильерс может подтвердить — первый вывод в случае убийства или покушения звучит: "ищи того, кому это выгодно», — (полицейский согласно кивнул и глянул на Генри: тот опять вступал на скользкую почву.) — Но к тому моменту я уже понял, что этот вывод — неправильный. Тогда оставались только два варианта: посторонний человек или слуги. Вариант с посторонним я отверг почти сразу. Во-первых, потому, что даже если кому-то и удалось бы пройти незамеченным мимо двух хорошо обученных сторожевых собак, то, учитывая ночную грозу, утром на полу комнаты был бы не один след возле кубка, а множество грязных отпечатков обуви. И, во-вторых, трудно предположить, что чужому человеку так много известно о семействе Гоблетсворт: и о недавно прочитанной легенде, и о том, что леди Гоблетсворт — очередной третий владелец замка, и обо всем прочем".
Генри ненадолго замолчал, переводя дух. Давно уже прошло время завтрака, и старик лакей уже дважды заглядывал в гостиную и уходил, не смея мешать господам. А Гоблетсворты, казалось, забыли о времени, слушая юного сыщика.
Передохнув, детектив продолжил, что называется "раскрывать свои карты". Опровергнув вариант с посторонним, сыщик вплотную занялся единственной оставшейся версией: в происшедшем виноват кто-то из слуг.
— Но это невозможно! — воскликнула леди Гоблетсворт. — Я давно знаю этих людей и уверена, что никто из них не смог бы сделать ничего подобного.
— Позвольте мне не согласиться с Вами, миледи, — Генри покачал головой. — Ведь Вы более двадцати лет отсутствовали в замке. За такой долгий срок люди могут сильно измениться. И потом, несколько человек работают здесь не так давно. Вот на этих людях я и сосредоточил свое внимание при расследовании. Правда, горничных я исключил почти сразу, еще когда мистер Роберт рассказывал о том, что видел возле пролитой жидкости чей-то след, он сказал, что след не был похож на женский. Конечно, проверить это было невозможно. Но я склонен был верить мистеру Роберту хотя бы потому, что будь "призраком" одна из служанок, она еще до прихода хозяина заметила бы отпечаток и уничтожила его. Да и потом, как мне кажется, подобные действия не в характере женщин. Таким образом, путем многих исключений, под подозрением я оставил двоих: садовника и дворецкого. Они оба служат в замке недавно. Оба могут зайти в зал-"музей" не вызывая подозрения. К тому же поведение садовника меня насторожило: он несколько раз задерживался позже им самим назначенного времени. И еще, слуги отзывались о садовнике, как о нелюдимом молчуне, а он непонятно почему разговорился с моим по