Поездка преподнесла юному детективу несколько сюрпризов. После осмотра деревенской церкви, которая и вправду оказалась великолепным образчиком архитектуры времен Карла II, молодые джентльмены в сопровождении церковного сторожа отправились к кладбищу, чтобы увидеть фамильный склеп Гоблетсвортов. Сесиль Мелиндер вместе с теткой осталась в церкви. Леди Гоблетсворт заявила, что у нее нет никакого желания смотреть на навевающее печальные мысли последнее пристанище человека. Она предпочла этому беседу со старым священником, знавшим ее сиятельство еще в прежние времена.
Бродя среди деревянных крестов и изредка попадающихся каменных ангелов, Уайтхол наткнулся на небольшую могилу со статуей, изображающей скорбящую богоматерь. Надпись на могильной плите гласила: "Здесь покоится невинная душа Френсиса Кертола, скончавшегося 5 мая 1883 года трех лет отроду". Церковный сторож, исполнявший также печально-торжественную обязанность кладбищенского гида, подошел к детективу.
— И Вы тоже интересуетесь этой могилой, юный джентльмен? — заметил он, глядя на Генри большими слезящимися глазами, не потерявшими еще, однако яркий живой блеск. Вообще, несмотря на преклонный возраст, а ему уже было около восьмидесяти лет, старик сохранил довольно хорошую физическую форму и ясную память. Он был по-детски горд, когда священник попросил его сопровождать сыновей леди Гоблетсворт и их гостя.
— А что, эта могила — местная достопримечательность, и к ней часто приходят посетители? — полюбопытствовал Генри.
— Нет. — Старик покачал головой. — Вообще-то здесь редко кто бывает. А вот года полтора назад приходил к этой могилке один человек. Все интересовался семьей Кертолов. Говорил, что он им дальний родственник. Да только наверняка врал: Кертолы то были благородные господа; знатней их в наших краях только лорды Гоблетсворт; а этот, хоть и образованный, да видно, что из людей попроще. Я-то в этом деле разбираюсь. — Сторож подмигнул юноше и кивнул в подтверждении своих слов. — А Кертолов то уж лет тридцать, как на свете нет.
— А что же с ними стало? — удивился Уайтхол.
Старик огорченно вздохнул: — Да уж куда как плохо все вышло. После смерти маленького Френсиса Кертолы хотели уехать куда-нибудь в Европу, ну, чтоб им ничего не напоминало об их горе. Ну и отправились на свою беду на корабле в Германию, не то в Голландию. А корабль возьми и затони. Никого не смогли спасти. Я все это их "родственничку" и рассказал. Да только он не очень-то об них печалился: вздохнул, посидел у могилки мальчика пару минут и ушел. Больше я его здесь не видел.
— А вот здесь, — старик, обрадованный неожиданно внимательным слушателем, подвел Уайтхола к другому памятнику — ничем не примечательному на вид кресту, — здесь похоронен Кленси — бывший дворецкий лорда Гоблетсворт. Говорят, старый лорд — дядя леди Элеонор — выгнал Кленси. Должно, так оно и было: старик Кленси очень переживал, когда переехал из Гоблетсворт-холла в деревню. Старуха-то его умерла почти сразу, как сюда переехала, вот Кленси и остался один.
— Неужели у него не было детей? — поинтересовался Уайтхол, глядя на заросший мхом и травою могильный холмик, на который старик только что положил маленький букетик диких цветов.
— Как же. — Сторож возмущенно хмыкнул. — Был у него сын. Старик Кленси все делал для мальчишки. Даже послал его учиться в Лондон, в какую-то особую школу. Очень уж парень рисовал хорошо. Вот Кленси всем и хвастал: выучится, мол, мой Томми на художника, будет большие деньги за свои картины получать, да отцу спасибо скажет. А Томми, как попал в большой город, так сюда и не возвращался, и мы о нем ничего больше не знаем. Но старик не очень-то и переживал о сыне. Видно, была у Кленси какая-то задумка: перед смертью он все повторял: — Вот Томми вернется, тогда и поглядим, чья возьмет…. О чем уж это он говорил, — старик пожал плечами и вздохнул, — не знаю. Старик Кленси умер, а Томми так и не вернулся.
Сторож окончил свой рассказ глубоким печальным вздохом, и какое-то время оба — слушатель и рассказчик — молчали, думая каждый о своем. Затем Генри увидел шедшего к ним Ричарда Гоблетсворта. Неутомимая энергия и веселость юного аристократа несколько поутихли, уступив место чувствам, которые невольно возникают в душе каждого человека при посещении этого печального места.
— Мистер Грэхем, — обратился Ричард к сторожу, — уже довольно поздно; если мистер Уайтхол не против, мы с братом хотели бы вернуться.
Генри машинально кивнул в знак согласия, продолжая о чем-то думать. Потом он вдруг замер на какой-то миг, будто пораженный молнией, и еле слышно пробормотал: — Черт возьми, это же так просто! Как я сразу не догадался.
Когда молодые люди возвращались к церкви, детектив окликнул шедшего впереди него Роберта и, когда тот обернулся, тихо проговорил: — Мистер Гоблетсворт, мне необходимо побеседовать с Вашей матерью. Только в Вашем присутствии, — значительно добавил он. Роберт кивнул.
Услышав голоса приближающихся юношей, леди Гоблетсворт поблагодарила священника за радушный прием и вместе с племянницей направилась к экипажу. Опередивший своих спутников Роберт, помогая матери сесть в коляску, шепнул ей о просьбе гостя. Она с легкой тревогой посмотрела в сторону сыщика, который в это время благодарил старика церковного сторожа за весьма познавательную экскурсию. Заметив взгляд леди Гоблетсворт и угадав его значение, Уайтхол слегка наклонил голову, подтверждая свою просьбу. Затем, получив ответ на последний вопрос, заданный сторожу, Генри поспешил к ждавшим его Гоблетсвортам.
Солнце уже начало клониться к горизонту. Его лучи, пробивающиеся сквозь облака различных причудливых форм, окрашивали предзакатным светом все вокруг. Тени, отбрасываемые предметами, удлинились. По земле побежал прохладный ветерок. Леди Гоблетсворт, желая скорей вернуться домой, поторапливала младшего сына, делавшего в альбоме зарисовки церкви. Роберт, бывший уже на лошади, сказал гостю, что его брат, заинтересовавшись историей рода, увлекся также живописью и теперь рисует все, что будоражит его воображение.
Наконец Ричард, завершив свое занятие, вскочил на коня, и все тронулись в путь. По дороге Сесиль, решив, очевидно, прервать свою непонятную замкнутость и проявить интерес к окружающему, полюбопытствовала, нашли ли ее кузены и гость что-нибудь, стоящее внимания. Ричард, едущий рядом с экипажем, с увлечением принялся рассказывать о прекрасных памятниках семейного склепа и даже показал карандашные наброски, сделанные им с каменных фигур. Энергичность и веселый нрав снова взяли верх над тихой задумчивостью и легкой грустью, стоило только юному Гоблетсворту оказаться за пределами кладбища. Обратная дорога прошла в веселой болтовне, все делились друг с другом впечатлениями.
По возвращению в замок, Генри застал в своей комнате Роджера. Видно было, что Паркер уже довольно давно ждет своего юного друга. Сыщик поинтересовался, что удалось узнать его помощнику в городе.
— Ты оказался прав, Генри. Этот человек действительно учился в одной из художественных школ Лондона, но был выгнан за, как сказано в официальном отчете, "…поведение, несовместимое с высокой репутацией данного учебного заведения". Я разыскал старого преподавателя, у которого занимался этот тип. Тот рассказывал, что юноша, пришедший к нему на обучение, был очень способным. Ему даже пророчили широкую известность. Но, к несчастью, у этого молодого человека был скверный и неуживчивый нрав. Он был угрюм, о его вспыльчивости было известно всем. Хотя он ни к кому не приставал, но не давал спуску тому, кто задевал его. А однажды, по рассказу учителя, наш приятель жестоко избил одного из сокурсников из-за того, что тот, якобы, пошутил над его происхождением, или что-то подобное. После этого случая дирекция школы была вынуждена исключить подающего надежды ученика. А теперь смотри, Генри. — Паркер вытащил из папки, которую держал в руках, несколько листов бумаги. — Эти рисунки показал мне старый учитель. Он хранил их, как память о своем талантливом воспитаннике.
Держа в руках плотные, но уже слегка пожелтевшие листы, детектив смотрел на фигуры двух человек: исполненная гневом фигура одного и злобно-презрительный взгляд другого были уже знакомы юноше. Рисунки были хороши, учитывая, что их делал ученик, а не художник-профессионал; это были даже не просто рисунки, а эскизы к уже задуманной картине.
Несколько минут спустя сыщик нахмурил брови и заговорил, как бы размышляя вслух: — Но неужели он уже тогда затеял эту свою ужасную игру с Гоблетсвортами? И почему, в таком случае, он совершил просчет и не уничтожил эти рисунки, которые теперь послужат уликой против него, да еще показал их учителю?
— Да потому, что он даже не мог себе представить, какая ужасная опасность может ему грозит: по его следу пойдет гениальный сыщик Генри Уайтхол. — Усмехнувшись, ответил Паркер.
Генри не стал обижаться на старика: он знал, что тот просто шутит. Искренне поблагодарив друга за выполненное поручение, юный детектив посвятил того в свой план по поимке преступника.
Паркер встревожился: — Это может быть опасно. А если он почувствует ловушку?! Ты говорил, он настроен решительно.
Лицо Уайтхола было серьезно и сосредоточено. Он кивнул:
— Возможно, Вы правы, Роджер. Но я как следует все продумал: другого выхода у нас нет. И потом, я же там буду не один. Так что не беспокойтесь.
Старик неодобрительно покачал головой, но больше ничего не сказал. Он знал, что переубеждать сыщика, если тот твердо принял какое-то решение, бесполезно.
Примерно за полчаса до ужина в комнате детектива появился старший сын хозяйки замка: — Мистер Уайтхол, леди Гоблетсворт желает побеседовать с Вами. Если позволите, я провожу Вас.
Войдя в комнату, Генри поразился перемене, произошедшей с леди Гоблетсворт: еще пару часов назад веселое и улыбающееся, сейчас лицо женщины выражало озабоченность, на лбу появились морщины, словно печать тревоги, которая мучила леди с той ужасной ночи. И, хотя уверенность и чувство собственного достоинства не до конца покинули несчастную жертву преступления, чувствовалось, что все происходящее нервирует ее. Пригласив гостя садиться, леди Гоблетсворт расположилась в кресле у камина. Роберт встал у кресла матери, чтобы, если понадобится, оказать ей поддержку.