Джип затормозил. Сергей очнулся от мыслей — весь кортеж замер у череды красных металлических киосков, где торговали цветами, консервами и сигаретами. К удивлению Сергея, все китайцы, громко разговаривая, вылезли на улицу — то же было и с «экипажами» других джипов. Один из китайцев, достав мобильник, связался с кем-то, другие встали в круг, жевали жвачку, курили, качались с пяток на носок в фирменных кроссовках (легкая обувь, чтобы быстро бегать и сильно бить). Джеки Чечен, сидевший в последнем джипе, вдруг выпрыгнул на улицу — китайцы встревоженными тараканами, заорав, кинулись к нему. Но он не побежал спасаться, а оказался у открытой дверцы джипа, где сидел Сергей.
— Это не люди Гунука! — шепнул он.
Подлетевшим китайцам он, примирительно улыбаясь и показывая ладони, пояснил:
— Курить хочу. У него есть.
Китайцы заорали разом, зло, резко врезали ему по носу. Чечен размазал по своему лицу кровь.
— На место бегом! — Высокий китаец наседал на Чечена грудью. Другие окружили джип, смотрели, сквасив губы презрительно.
— Зачем бьешь? — Чечен все еще пытался улыбаться, но в зрачках сгустился лед.
— Пошел на место.
Остальные китайцы покрикивали вразнобой что-то на своем языке, нажевывая жвачку и держа руки в карманах брюк. Чечен покорно пошел к джипу, в котором его везли, и забрался на место. Сергей был заинтригован и встревожен уже всерьез — кто же тогда их похитил, если не люди Гунука? Кто еще собирался втянуть их в свою игру? Говоривший по мобильнику отнял от уха смартфон, мяукнул на своих — боевики посыпали в джипы. Взревели двигатели, и кортеж, нагло взрезав поток движения, на приличной скорости погнал к новому бизнес-центру у морского порта. Сергей понял, что туда — там богатый ресторан, бандиты такие заведения очень уважают. Через минуты три-четыре джипы, скуля рессорами, встали на пустой стоянке у бизнес-центра.
— Пойдем! — Даже такое короткое слово обкуренный провожатый сказал с акцентом — видимо, недавно приехал, незаконный эмигрант, как все эти китайцы.
Сергея придерживали за куртку. Главарь бандитов шел первым. Арахова и Джеки Чечена вели сзади. Миновав пустой вестибюль — охранник, в синей рубашке, черных брюках, фуражке с замысловатой кокардой, похожий на американского полицейского, боязливо уткнулся в газету с голой красоткой под заголовком, — громко топая по мраморным плитам, вся кавалькада завернула к ресторану. Распахнув желтые двери, не заходя в общий зал, плотно заставленный столиками, повернули в закуток, где снова была дверь. Главарь конвоиров махнул рукой, чтобы придержали доставленных, а сам скрылся за дверью. Через несколько секунд дверь отворил улыбающийся, стриженный бобриком, широкоскулый вьетнамец.
Сергей узнал его — это был человек Хэн Хана. Неужели Хэн Хан в сговоре с китайскими бандитами? Может быть. Потому корейский мафиози и желал уничтожить своего вьетнамского конкурента любым способом, даже руками ФСБ.
— Проходите, — вежливо улыбаясь, просипел вьетнамец. Увидев Джеки Чечена, удивленно обрадовался: — Джеки! Старина! Хэн Хан будет очень рад тебя видеть.
Точно, здесь был Хэн Хан.
Войдя в отдельный обеденный кабинет, Сергей увидел многолюдное сборище — китайские и вьетнамские боевики курили и смеялись за длинным столом с яствами восточной кухни. Во главе стола восседал Хэн Хан. Сергей пытался определить, кто из китайцев является руководителем общины, ставшей союзной Хэн Хану в войне с группировкой Кима.
— Не стойте в дверях. Садитесь. Будем обедать, — велел Хэн Хан, весело и немного развязно.
Боевики отодвинули три свободных стула, и «гостей» усадили за стол, напротив главаря вьетнамцев. Хэн Хан тонкими пальцами извлек толстую длинную сигару из внутреннего кармана пиджака — он был в дорогом двубортном костюме, — прикурил от возникшей из-за его плеча зажигалки в руке одного из шестерок, выдохнул дым, хмыкнул.
— Я рад, что вижу вас за моим столом.
— Мы уже беседовали, — рискнул подать голос Сергей. Что еще нужно было Хэн Хану?
Хэн Хан затянулся, но коротко, пыхнул дымом.
— Я помню. А ты не забудь — Хо Цун твой отец. Хочешь, я привезу его из Вьетнама, ты заглянешь ему в глаза. Ты вылитая копия его в молодости.
Сергей ощутил прилив досады и злости — к чему Хэн Хану эти напоминания? Желает досадить? Вывести из равновесия? Пожалуй. И ему это неплохо удается.
— Ким хотел уничтожить меня, а я его опередил, — сказал вдруг Хэн Хан. — Я только защищался… Корейцы всегда мешали мне делать бизнес на Дальнем Востоке.
— Ты взял в союзники китайцев? — спросил Сергей, намеренно обращаясь к Хэн Хану на равной ноте, чтобы он не вздумал себя почувствовать умудренным опытом наставником, взирающим свысока на молодого подопечного.
— Они не союзники. Они — мои слуги. Все они — мои люди. — Хэн Хан усмехнулся, обведя сигарой сидящих за длинным столом. — И китайцы, и вьетнамцы. Есть и русские. Моя братва, как вы любите называть такие организации. Преступность, Серёжа, интернациональна. Разве вас этому не учат на спецкурсах? А?! Ха-ха-ха.
— Для чего это выступление? — вдруг подал голос Арахов. Он успел сориентироваться в происходящем и теперь держался уверенно. Он понял, что Хэн Хан не собирался уничтожать приведенных «в гости». А раз так, можно поразглагольствовать, дать время прийти в себя напарнику. — К чему декларации? Хочешь запугать?
— Помолчи. Ты никто. Пришел — сиди.
— Могу и уйти.
— Бросишь друзей в беде?
— Пообедать за твоим столом — беда?
— Ха-ха-ха-ха-ха. — Хэн Хан откинулся на спинку стула, тыча в соседа сигарой, обращаясь к нему, сказал: — Он забавный. Логично излагает. Хорошо, что ты не убил его… Да, я пригласил вас всех на обед. Наш скромный вьетнамский обед. И это, конечно, не беда. Может пожилой человек оговориться? Я сам из Северного Вьетнама, у нас специфическая кухня… Хочу вас угостить.
Перед Сергеем и Араховым поставили пустые тарелки и на них водрузили стальные фужеры на длинной ножке, в каких обычно подают мороженое. Но в них было не мороженое, а головы мартышек, оскаленные в предсмертных судорогах.
Сергей сморщился: что за день такой — сплошные мерзости. Вспомнился похожий эпизод из фильма про Индиану Джонса. Не исключено, что гнусный мафиози там же почерпнул идею своего гадкого угощения.
— Ложечки, — один из шестерок рядом с тарелками опустил десертные ложки. — Ап! — Он ловко ухватился за всклокоченные чубики мартышек и сорвал спиленные черепные коробки — обнажились испещренные извилинами мозги.
Хэн Хан забавлялся: он смотрел на фээсбэшников и курил.
— Ешьте, не обижайте меня отказом. Если блюдо окажется пресным, есть бамбуковый соус. А-а, про Джеки Чечена забыли… Дайте ему фирменное блюдо. А то, я слышал, он предпочитает собачьи яйца и даже обманом потчует ими своих друзей…
Перед Чеченом поставили тарелку с кровавыми мозгами, но без мартышечьей головы.
— Ешь, Джеки.
Джеки дернулся, но его вдруг скрутили стоявшие сзади боевики и стали насильно пихать ложкой в рот прихваченные с тарелки мозги.
— Жри. Глотай. Для убедительности ему врезали пару раз по физиономии, пропихнули-таки в рот несколько ложек, хотя Чечен яростно отплевывался, измарав блевотиной своих мучителей. Те, матерясь по-русски, отряхиваясь, оттолкнули его, отошли. Хэн Хан хлопнул в ладоши.
— Забыли подать голову.
На стол водрузили на подносе отрезанную голову главаря корейцев Кима с опущенными веками — его черепная коробка тоже была спилена, и виднелись порушенные мозги. Один из вьетнамцев полез ложкой в это месиво и, подцепив, улыбнулся Чечену.
— Еще ложечку мозгов?
Чечена оглушительно вырвало. Все бандитское застолье грохнуло хохотом. Хэн Хан, отсмеявшись до слез, вдруг серьезно сказал, отирая глаза:
— Я убью тебя, Джеки. Это ты предложил Киму убрать меня руками вот их… А чтобы ты еще помучился душевными терзаниями перед уходом в лучший мир, спрошу: за что убили твоего отца?
Джеки, тяжело дыша, ненавидяще уставился в простецкое лицо Хэн Хана:
— Ни за хрен собачий убили, просто так.
— Ошибаешься. Именно, за собачий хрен. Я обедал в ресторане, где служил твой отец, и он, подонок, по приказу Сашки Кима подложил мне в блюдо вареный собачий хрен. Мои люди порезали твоего отца в тот же вечер… Виноват я в смерти твоего отца? Нет. Виноват Сашка Ким. Он знал, что ждало твоего отца, и пожертвовал им. Ради чего? Чтобы оскорбить меня. Всего-то. А ты был ему верен. Иди и думай, а потом ты умрешь. Уведите его.
Джеки Чечена вздернули за шиворот из-за стола и, невзирая на его сопротивление, выволокли из кабинета.
— Что же вы не едите? — обратился к фээсбэшникам Хэн Хан. — Это прямое оскорбление хозяину застолья. Я оскорблений не прощаю.
— Нельзя так себя вести в нашей стране, Хэн Хан, — хрипло отозвался Арахов.
— Кто тебе это сказал? — удивился с издевкой Хэн Хан.
Арахов вдруг вскочил на ноги, и у него в руках оказались два пистолета — идиоты-конвоиры не обыскали его, когда запихивали в машину и везли сюда.
Бах! Бах!
Телохранители по бокам от Хэн Хана повалились, сраженные точными выстрелами.
— Следующая пуля твоя, — пистолеты смотрели в лицо Хэн Хану. — Тихо-о-о!!! — заорал Арахов, и в кабинете повисла гнетущая тишина. — Сергей, уходим.
Они медленно попятились к двери, и тут она распахнулась.
— Босс…
Бах! Бах!
Арахов, не глядя, пальнул раз, другой, толкнул входившего, и они с Сергеем оказались в общем зале, за спиной в кабинете поднялся гвалт — орали не по-русски, опрокидывались стулья. Арахов, убегая, еще раз выстрелил в направлении двери — они уже оказались в вестибюле.
— А! Что? — Перепуганный охранник в синей форме, уронив газетку, пучил глаза и бледнел.
— Полицию вызывай, чучело! — рявкнул на него Арахов.
Громко стуча каблуками о мраморный пол, они пронеслись через вестибюль. Их кто-то нагонял. Арахов хотел снова пальнуть, но Джеки Чечен, махая руками, заорал:
— Это я! Выбежав из бизнес-центра, сразу завернули за угол и, перепрыгнув через бетонный забор, очутились на законсервированной стройке. За забором уже возбужденно тараторили по-своему китайцы и вьетнамцы.