Тамас и Гэврил спустились с высоких предгорий туда, где Пальцы Кресимира начали соединяться. Они сходились не все сразу, а постепенно. Задуманная поездка займет несколько дней, и цель ее находилась в низине, уже не очень далеко отсюда.
Почва стала каменистой – с крупными валунами и неожиданными оврагами. Тамас гадал, не доходили ли прежде горы до этих мест, а если да, то какой бог или стихия разрушили их.
Много лет назад он нашел это место подходящим для того, чтобы укрыться от Стражей Ипилла.
Тамас и Гэврил проехали по скалистому обрыву, затем спустились в низину, где встречались два потока Пальцев Кресимира. Внезапно Тамас повел плечами от холода, несмотря на палящее летнее солнце.
А затем он увидел ее. Пирамида из камней отстояла не больше чем на пятьдесят шагов от места слияния двух рек. Сложенная из глыб песчаника, найденных на берегу, она была приблизительно четырех футов в высоту и шести футов в толщину.
За прошедшие тринадцать лет она мало изменилась. Лишь смыло дождем кровавые отпечатки пальцев Тамаса и Гэврила, которые содрали ладони до мяса, пытаясь вырыть могилу в каменистой земле. На самом верхнем камне Тамас оставил драгоценное ожерелье, принадлежавшее покойному. Оно пропало, но сама пирамида казалась нетронутой.
Тамас слез с лошади и привязал поводья к чахлому деревцу. Медленно, в глубокой задумчивости приблизился к каменной пирамиде. Теперь, когда он здесь, прежние страхи кажутся глупыми.
Он повернулся к Гэврилу.
Гигант, так упорно заставлявший Тамаса отправиться в это паломничество, словно не решался подойти ближе.
Тамас тяжело вздохнул. Коснулся рукой верхнего края пирамиды:
– Каменир.
У него хватило сил произнести это имя вслух.
Камни захрустели под сапогами Гэврила, и тот наконец подошел.
– Сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме нас с тобой, помнит это имя.
Пока Тамас держал эту мысль в голове, она казалась глубокой и прочувствованной. Высказанная вслух, она получилась черствой, и фельдмаршал немедленно пожалел о своих словах. Гэврил был последним из семьи Каменира. Его родственников, проживавших в Кезе, убили по приказу Ипилла. Те же, кто поселился в Адро, были немногочисленны и давно отреклись от него.
Тамас попытался представить себе Каменира и понял, что не может. Он был очень похож на Гэврила. Не такой огромный. Немного моложе. Неряшливый, легкомысленный, с искренней улыбкой, которую многие признавали обезоруживающей.
– Как ты мог? – Гэврил стоял около пирамиды, склонив голову.
– Что?
– Как ты мог жить дальше? После всего, что произошло?
Тамас удивился, услышав укор в голосе шурина.
– Какой у меня был выбор?
Что Гэврил надеялся услышать? Чтобы он признался, что переспал с половиной добропорядочных леди в Адопесте и еще с множеством непорядочных? Чтобы он рассказал, как за короткое время после смерти Эрики убил на дуэлях больше людей, чем за все годы своей буйной юности?
– Я видел твое горе, – продолжал Гэврил. – Видел, как оно сжирает тебя после гибели Эрики. После того как Манхоуч отклонил твое требование объявить войну Кезу. Когда ты приехал и сказал, что хочешь убить Ипилла, я понял, что это необходимо сделать. Но… после нашей неудачи, после смерти Каменира, ты изменился. Пропали все признаки горя, которые я замечал в тебе. Ты вернулся в свет. Улыбался всем этим глупцам, которые в душе радовались, когда ты получил ларец с головой Эрики. Ты развлекал гостей и с улыбкой выходил на улицу.
– Какой у меня был выбор? – повторил Тамас.
Гэврил ухватил его за плечо и развернул, чтобы посмотреть в глаза:
– Ты никогда не горевал о Каменире. Тебя никогда не волновало, что мой младший брат умер.
На глазах Гэврила выступили слезы, его лицо покраснело.
– А чего ты ожидал? – Тамас внезапно рассердился. Значит, все эти годы Гэврил таил на него обиду? Думал, что Каменир ничего не значил для него? – Ты хотел, чтобы я так же не отрывался от бутылки, как ты сам?
– Я хотел, чтобы ты проявил немного уважения! – Голос Гэврила сорвался. – Или хотя бы сожаления. Хоть какие-то чувства к моему брату! К человеку, который умер за тебя!
Они стояли лицом к лицу, Гэврил возвышался над Тамасом, но фельдмаршал не испытывал страха. Только гнев и разочарование.
– Смешно слышать такое от тебя, – огрызнулся Тамас. – Думаешь, ты сам проявил к нему уважение, присосавшись к бочке с элем?
Удара Тамас даже не заметил. Только что Гэврил сжал кулак, огромный, как свиной окорок, а через мгновение у Тамаса зазвенело в ушах и он рухнул на колени. Поморгал, разгоняя внезапный туман перед глазами. Кровь текла у него изо рта и из носа, капала на пыльную землю. Далеко не первая кровь, которую он пролил в этих краях.
Тамас поднялся на ноги, но колени все еще дрожали. Гэврил впился в него взглядом, надеясь, что он нанесет ответный удар.
Тамас так и поступил.
Он с удовольствием взглянул на удивленное лицо Гэврила, пропустившего удар кулаком в живот. Оно только увеличилось, когда тот согнулся пополам после повторной атаки.
– Я потерял жену, идиот! – прорычал Тамас.
Гэврил обхватил его руками и с ревом приподнял над землей. Когда ноги Тамаса повисли в воздухе, он испытал неподдельный страх, почувствовав себя ребенком в руках у великана.
Тамас ударил Гэврила локтем по спине, заставив того вскрикнуть от боли.
Гэврил приподнял его еще выше и с силой швырнул на землю. Воздух вылетел из легких Тамаса, ноги онемели, а перед глазами замелькали цветные пятна. Он откашлялся и погрузил кулак в толстый живот Гэврила.
Они катались по земле, наверное, уже больше часа. Ругаясь, пиная и молотя один другого кулаками. Как бы сильно Тамас ни бил Гэврила, ничто не могло его остановить. Фельдмаршал до сих пор считал себя отменным борцом, даже если не входить в пороховой транс. Но Гэврил разрывал все захваты, выдерживал все удары. И сам отвечал с такой же силой – или еще сильнее.
Тамас поднялся на ноги и лягнул Гэврила. Шурин пихнул его в ответ, и Тамас ударился спиной о каменную пирамиду.
– Стой! – закричал он.
Гэврил поднял к нему опухшее от ударов лицо с синяком под глазом и разбитым до крови носом. Увидел пирамиду позади Тамаса и опустил кулак.
Тамас захромал прочь и сел на землю возле упавшего старого дерева.
Провел рукой по ребрам. Возможно, одно треснуло. Он ощущал себя ковром, из которого хозяйка целый час выбивала пыль. Мундир порвался на спине – фельдмаршал определил это, пошевелив плечами. Один сапог остался по другую сторону пирамиды, и Тамас даже не помнил, когда потерял его.
– Ты хочешь знать, что случилось со мной? – спросил он.
Гэврил лишь проворчал что-то в ответ, лежа на земле напротив Тамаса. У него была вывихнута нога.
– В ту ночь, когда мы похоронили Каменира, я решил убить Манхоуча. – Тамас выплюнул скопившуюся во рту слюну. Она была красной. – Решил начать войну. Не за права простых людей, и не потому, что Манхоуч был плохим королем, и не из-за любой другой чепухи, которую я рассказываю своим сторонникам. Я начал войну, чтобы отомстить за мою жену и брата.
Тамас глубоко вздохнул и уставился на свою босую ногу. Носок порвался неделю назад, и теперь в дырку выглядывал большой палец.
– Я не мог сделать это, погрузившись в горе. Я должен был выяснить, что думают мои друзья. Очаровать моих врагов. Это был первый шаг – убедить всех, что я все еще остаюсь любимцем Адро. Защитником Манхоуча. Следующий шаг – отправить Манхоуча на гильотину. Затем, конечно, война. От которой, – Тамас поднял руку, – я едва не отказался. Землетрясение и мятеж роялистов спутали все мои планы. Мое сердце обливалось кровью, когда я видел разрушения, причиненные Адопесту. Но Ипилл прислал Никслауса, и я вернулся на путь мести.
Тамас опустил руку.
– Этот путь закончится лишь тогда, когда я вырву сердце из груди Ипилла, отнявшего у меня семью.
Воздух был тих и неподвижен. Лишь вода плескалась там, где встречались две реки.
– Это была хорошая речь, – признал Гэврил.
– Думаю, да.
– Долго учил ее?
– Много лет. Правда, пришлось добавить импровизации. Никогда не думал, что скажу ее именно тебе.
– Кому же тогда?
Тамас пожал плечами:
– Моим внукам? Палачу? Только Таниэль знал истинные причины того, что я сделал.
Конское ржание привело мысли Тамаса в порядок. На обрыве, в ста футах от него, показались два всадника. Прищурившись, он смотрел на них против яркого дневного солнца, пока пальцы нащупывали пистолет. Но тот давно выпал у него из-за пояса и лежал шагах в десяти слева.
Всадники начали спускаться с обрыва. Солнце больше не слепило глаза, и Тамас различил знакомые лица: Олем и Беон-же-Ипилл.
– Прекрасная компания, – проворчал фельдмаршал.
Гэврил вытянул шею и посмотрел на обрыв:
– Это Беон и Олем?
– Да.
– Я мог бы сломать Беону шею. И похоронить его рядом с Камениром. В этом была бы высшая справедливость.
– Я, то есть мы – враждуем не с Беоном. А с его отцом.
– Я слышал, что Беон – любимчик Ипилла.
– Любимчики у Ипилла меняются каждые полгода, если не чаще. Беон только что проиграл мне решающее сражение. Думаю, убей мы его сейчас, Ипилл сказал бы, что сын это заслужил.
– Не самый любящий отец.
– Да уж.
Олем и Беон остановились за пару десятков шагов от них. Олем посмотрел на потерянный сапог Тамаса, затем оглядел всю низину.
– Кажется, здесь была драка, – догадался он.
– Мы попали в засаду, – объяснил Тамас. – Трупы побросали в реку.
– Понятно.
По тону Олема не было похоже, чтобы он поверил.
– Кажется, я отдал тебе приказ оставаться в лагере? – напомнил ему Тамас.
– Прошу прощения, сэр. Но генерал попросил меня сопровождать его в этой поездке, чтобы ему не пришлось нарушить свое слово, уезжая из лагеря.
Тамас повернулся к Беону:
– Зачем вам понадобилось следовать за мной?
Тот хмуро посмотрел на каменную пирамиду.