Подберезский смотрел на Леонида Васильевича, ожидая, что он предложит.
– Ему дело нужно, постоянное, – продолжал Бахрушин. – Вот у тебя, к примеру, такое есть – тир, бизнес. За тебя я спокоен, а Рублев долго так не протянет, выйдет весь прежний заряд и.., пиши «пропало».
– Как это – «так»?
– С таким стилем жизни.
– Вот и я думаю. Ему жениться надо, – выпалил Андрей Подберезский.
Бахрушин поморщился.
– Ты сам-то женат?
– Был.
– И наверное, чувствуешь себя не так уж плохо. Ему работа нужна.
– Сколько раз я ему предлагал! – прорвало Подберезского и он, не удержавшись, стукнул кулаком по хлипкому журнальному столику, чуть не расколов толстое стекло.
– Значит, плохо предлагал или не правильно.
– Не пойдет он ко мне работать, Леонид Васильевич, не такой человек. Да и не терпит он над собой кого-нибудь еще.
– Это Рублев-то? – усмехнулся Бахрушин. – Всю жизнь в армии прослужил, а командиров на дух не переносит?
– Армия – другое. Там командир – святое.
Вот если бы вы могли что-нибудь предложить, – с надеждой проговорил Подберезский.
– За этим и приехал. Долго думал, подбирал что бы такое могло подойти, и наконец определился.
– Какая же работа?
– Инструктор на полигоне нужен.
Подберезский задумался:
– Знаете, Леонид Васильевич, может, это и подойдет, если там, конечно, дело хорошо поставлено.
– Я вот о чем думал. Комбат такой человек, что ему непременно нужен свой участок работы, в который бы никто не лез. Дадим ему группу тренировать, пусть за нее и отвечает. Толк будет.
– Еще нужно, чтобы он снова согласился погоны надеть, – засомневался Подберезский.
– Для этого ты мне и потребовался.
– Да, нелегкую задачу вы задали, Леонид Васильевич, но постараться стоит. Поверите ли, но я сам вчера сидел и попробовал ради интереса подсчитать на что Комбат живет. А когда подсчитал, мне хреново стало. Я сам столько за день трачу, если шмоток не считать и бензина для машины.
Ему, правда, много и не надо, пока не женился.
– Далась тебе эта женитьба.
– А довольствие у вас там, на полигоне, хоть достаточное?
– Поменьше, чем у тебя, но и не бедствует никто.
– Хотите, чтобы я его уговорил?
– Да, Андрюша.
– И хочется, и колется, – признался Подберезский. – Не думаю, что ему легко далось решение погоны снять, а значит, и надеть тяжело будет.
– Ничего легкого не бывает. Только в бане мочиться легко. Поехали.
– Позвонить?
– А ты сам как думаешь?
– Нет уж, лучше без звонка. Приедем, будто бы проведать, и потом вы аккуратно ему обо всем расскажете.
– А то он не поймет, если я вместе с тобой к нему без приглашения приеду! Сразу же раскусит.
– Но уважение этим к нему выскажем.
– Поехали, – Бахрушин поднялся и одним залпом допил минеральную воду, будто это была водка.
Может, именно этот жест и навел Подберезского на мысль. Он открыл сейф, стоявший по левую сторону от письменного стола, и задумался – какую бутылку лучше всего с собой взять. А выбор был: и коньяк, и водка.
– Все-таки, трое, – проговорил Подберезский и его рука потянулась к литровой бутылке.
– Едем, как на день рождения, еще не хватает букет цветов прикупить, – нервно смеясь, говорил Андрей, когда машина Бахрушина заворачивала во двор.
– Дома, – с облегчением вырвалось у него, когда он увидел «форд», стоявший у подъезда.
– Говоришь так, Андрюша, будто бы он пешком не ходит.
Альтова оставили ждать в «Волге», а сами поднялись по лестнице.
– Вот так всегда, – сказал Подберезский, – хочешь сделать доброе дело, откладываешь его, откладываешь. А уж когда возьмешься, кажется, хренотенью занялся!
Бахрушин нажал на кнопку звонка.
Прошло уже около сорока минут с того времени, как Комбат и Иваницкая приехали. Они успели попить кофе, пригубить по рюмке коньяка, и теперь Светлана сидела рядом с Рублевым на узком жестком диване в небольшой комнате, служившей Комбату спальней. Чувствовала она себя достаточно неуютно, со всех сторон на нее смотрели фотографии, а клетчатый плед покалывал ноги.
Женщина чувствовала, как часто бьется ее сердце, она жила предчувствием близости.
И вот, когда рука Комбата скользнула под воротник ее блузки, прозвучал настойчивый звонок в дверь.
Рублев вопросительно посмотрел на Светлану.
Та смотрела на него, не моргая.
– Открыть?
– Как хочешь.
– Нормальные люди по телефону звонят, прежде чем прийти, – пробормотал Рублев, но женщина уже успела почувствовать, как замерла его рука, как, казавшиеся ей мягкими и горячими, пальцы вмиг сделались сухими и шершавыми.
– Наверное, все-таки стоит открыть.
Светлана знала, стоит подыграть желаниям мужчины. Все равно сделает по-своему, и запреты не подействуют.
– Стоит, все-таки, – ответил Комбат и направился к двери.
Иваницкая, торопясь, застегивала разошедшуюся на груди блузку. Она услышала голоса в прихожей и не знала, выходить ей из спальни или нет.
«Если пришли не надолго и Борис Рублев собирается выпроваживать гостей, то можно остаться. Но если те задержатся, будет глупо через полчаса выходить и здороваться».
Рублев стоял перед открытой дверью и смотрел то на Подберезского, то на Бахрушина. В том, что они приехали к нему вместе, было что-то не правильное. Что именно, Комбат пока еще не понял. Каждый из них в отдельности не вызывал бы у него подозрений, но, собравшись вместе, они могли договориться о чем-нибудь, в чем он не хотел участвовать.
– Комбат, – широко улыбаясь, Подберезский шагнул в квартиру и обнял своего командира, правда, это получилось у него не очень-то искренне – так, словно бы следом за этим Андрей собирался одолжить у него немного денег.
Бахрушин тут же заметил женское полупальто на вешалке и туфли, стоявшие у тумбочки.
– Мы тут с Леонидом Васильевичем… – принялся объяснять Подберезский.
– Я понял, решили заехать, проведать меня.
Небось, случайно встретились на улице, – с издевкой ухмыльнулся Комбат, закрывая за Бахрушиным дверь.
Андрей достал бутылку и протянул Рублеву.
– Посидим, поговорим.
– Кстати, твою Машу Мослакову сектанты больше не достают?
– Нет, вроде бы отвязались. Уж не знаю, что ей проповедник после твоей «проповеди» сказал, но она и на собрания ходить перестала.
Рублев обернулся. Из спальни вышла Иваницкая. Она смотрела несколько виновато, румянец возбуждения еще не исчез с ее щек.
И Бахрушин решил, лучшее сейчас – это не делать вид, будто не понимаешь, что помешал людям.
– Ну, Борис Иванович, извини, если помешали. Давай мы с Андрюшей в другой раз приедем, – и он взялся за ручку замка.
– Погодите, Леонид Васильевич, все нормально.
Он взял бутылку из рук Подберезского и засунул в морозильник. Вместо нее достал другую, точно такую же, но холодную.
– Вы тут знакомьтесь, а я закуску приготовлю.
Подберезский, Бахрушин и Иваницкая расположились на диване и на кресле. На столике уже стоял коньяк, фрукты и тонко порезанное копченое мясо. Хлеб лежал на отдельной тарелке.
«Она резала, – подумал Подберезский, – Комбат и мясо и хлеб режет раза в три толще и складывает их в одну тарелку».
«А она ничего, – подумал Бахрушин, разглядывая Иваницкую, – на дуру не похожа, на стерву – тоже. А то, что смотрит она на меня с неприязнью, так это понятно. Кому приятно, когда вытаскивают из постели, не дав закончить начатое? Это то же самое, что рюмку до конца не дать допить».
– Меня зовут Леонид Васильевич, его – Андрей. А вас?
– Светлана.
– А по отчеству?
Иваницкая искоса посмотрела на Бахрушина и не ответила.
«Вот, чертовка, – подумал Бахрушин, – и слова не сказала, а дала понять, что я ей в отцы гожусь».
– Я пойду, помогу, – Подберезский чувствовал себя неуютно в воцарившемся молчании.
– Сиди, – резко прикрикнул на него Бахрушин.
А Комбат тем временем резал на кухне мясо толстыми ломтями и шепотом ругался матом.
– Как надо, не дождешься, чтобы приехали в гости, а только пригласишь женщину – они тут, как тут! Да и дела у них никакого нету, иначе бы сразу выложили.
Бахрушин, старясь придать своему голосу мягкость, наклонив голову на бок, проговорил, обращаясь к Светлане:
– Мы, между прочим, к Борису Ивановичу приехали с очень интересным предложением.
Иваницкая, как каждая женщина, была любопытна и даже не постаралась этого скрыть:
– Да?
– Я хочу предложить ему работу.
– Извините, но не знаю чем вы занимаетесь.
– Тем же, чем и Борис Ивановича занимался раньше, – усмехнулся Бахрушин, на этот раз ставя Иваницкую в неловкое положение, она о прошлом Рублева знала лишь приблизительно, и тут же, без всякой связи добавил:
– А вы очень красивы.
А затем, не давая опомниться Иваницкой, выдал Подберезского с головой:
– Мы, прежде, чем ехать к Борису Ивановичу, поговорили с Андреем. Так вот он считает, что Рублеву нужно срочно жениться.
Светлана не знала что и говорить, на какую фразу она должна давать ответ, хотя со всеми тремя утверждениями была согласна полностью.
Вот только не ждала, что прозвучат они открытым текстом.
– Так вы поможете нам? – не отставал Бахрушин.
– В чем? – дрогнувшим голосом поинтересовалась Светлана.
– Сперва в первом, затем в третьем. А во втором вам помогать не надо.
Эти слова вызвали несколько растерянную улыбку на губах женщины, которую и увидел Рублев, заходя в комнату с тарелкой в одной руке, а в другой он держал рюмки и вилки с ножами. На Бахрушина он смотрел настороженно, уже выработав версию, объясняющую почему полковник ГРУ приехал к нему без предупреждения.
– Давайте за встречу выпьем, – потер сухие ладони Бахрушин и, не дожидаясь, пока хозяин квартиры разольет водку по рюмкам, сделал это собственноручно.
Чокался Бахрушин всегда по одной и той же схеме. С мужчинами, которых уважал, держал рюмку на одном уровне, а к рюмке в руках женщины прикасался снизу, золотым ободком к ножке. Леонид Васильевич редко допивал рюмку до дна, предпочитая выдерживать дистанцию в компании – пусть остальные выпьют больше, а он меньше.