Ученик Лерака Гюнхенского, до сего момента безучастно смотревший в стену, оживился.
– Нет, надо… – забормотал он, обеспокоенно моргая и хрустя пальцами. – Я должен, да… Иначе будет очень плохо.
– Ну, должен так должен, проглоти меня Аркуд, – признал поражение гном. – Пошли, что ли?
Саттии пришлось приложить некоторое усилие, чтобы подняться с лавки. Когда вышли на улицу, стало видно, что над морем собираются облака, обещая скорый дождь. Успели спуститься по склону холма и по мосту перебраться через речушку, что отделяет Нижний город от Верхнего, и тут на Тафос обрушился ливень.
Пришлось переждать его под навесом крохотной и грязноватой нолни, в компании дюжины вонявших потом матросов и хозяина. Тот непонятно почему считал, что говорит на наречии людей, а на самом деле изрекал нечто невнятное, сдобренное безумными улыбками.
Что он имел в виду, не понял никто.
Когда дождь закончился и брызнувшее через прорехи в тучах солнце залило море золотистыми бликами, Саттия вздохнула с облегчением. А выйдя из-под навеса и вдохнув чистого воздуха, девушка и вовсе от счастья почувствовала себя в Небесном Чертоге.
– Ну что, с какого начнем? – спросил Гундихар, с видом знатока оглядывая стоявшие у причалов суда.
– С ближнего, – ответила Саттия.
Ближайший корабль, большой, трехмачтовый, судя по выкрашенным в синий цвет бортам и оснастке, прибыл с противоположного берега Блестящего моря, из Фераклеона или иного гоблинского порта в пределах Великой степи. У сходней гостей встретили трое мрачных матросов с цветастыми косынками на головах и изогнутыми ножами на поясах.
– Что угодно? – проскрипел самый маленький и темнокожий из них, с перебитым носом и шрамами на лице.
Он напоминал уличного кота, что побывал в десятках схваток и потерял в них не только часть шкуры, но и привычку бояться чего-либо или кого-либо.
– Мы хотим увидеть капитана, – сказал тар-Готиан.
– Да? – Темнокожий гоблин осмотрел сельтаро с головы до ног, потом взгляд его упал на «годморгон» в лапе гнома и меч у пояса Саттии. – Это можно. – Он перешел на гоблинский язык: – Григора, фэрна Тарт-Мос.[10]
Один из обладателей цветастой косынки и кривого ножа утопал вверх по сходням. С палубы донеслись голоса, а затем через фальшборт перегнулся высокий гоблин в низкой шапке с широкими полями.
– Чего вы хотите? – спросил он, и красные глаза его недружелюбно блеснули.
– Узнать, не пойдет ли это судно в сторону Терсалима, – холодно сказал бывший сотник.
Капитан мгновение разглядывал путешественников, а затем его лицо исказила усмешка.
– Ты, эльф, видимо, не знаешь, что творится в мире. В море сейчас рискнет выйти только полный безумец, тот, кто заложил душу Адергу. Там рыщут корабли нагхов, и встреча с ними – это смерть!
Гундихар засопел, собираясь, скорее всего, возразить и заявить о том, что он сам, в одиночку, захватил судно орданов.
– Но нагхи на юге, а Терсалим на севере, – опередила его Саттия. – Что толку стоять тут и платить портовый сбор?
– Лучше потерять деньги, чем жизнь, – покачал головой капитан. – Зачем золото мертвецу?
– Да, как я понимаю, о плате нет смысла и заикаться… – проговорил тар-Готиан. – Хотя мы бы не поскупились.
– Смысла нет, так и есть, – вновь улыбнулся капитан. – И вот что я вам скажу: до Терсалима сейчас безопаснее добраться сушей. Через горы и набитую орками степь. Помимо того, в самой Серебряной империи свара, вы хоть об этом знаете?
– Ладно, пойдем дальше, – вмешался Гундихар. – Чего с этим трусом толковать? Поищем кого-нибудь посмелее…
Темнокожий гоблин у сходней оскалился и потряс ушами, показывая, что недоволен, а вот капитан не обратил на оскорбление особого внимания.
– Идите, ищите, – сказал он. – Только учтите, дураков тут нет. Они все погибли во время штурма.
Ничего не осталось, как тащиться дальше, к длинной черной галере с шатром на корме. Но тут путешественников подняли на смех, едва услышав слово «Терсалим», так что пришлось удерживать впавшего в ярость гнома.
Капитан следующей галеры выслушал просьбу до конца, но отрицательно покачал головой и развел ручищами. Не помогло золото, тяжелые монеты имперской чеканки, что ценились далеко за пределами Мероэ. Пришлось ссыпать их обратно в мешок и решиться на новую попытку.
Капитаны отказывались, смущенно отводили взгляды. Они не хотели выходить в море. Все как один, вспоминали нагхов, бормотали про войну в Серебряной империи и про то, что делать там нечего.
А когда один все же согласился, неожиданно заговорил Бенеш.
– Он хочет нас обмануть… – произнес он медленно. – Вывезти в море, а там убить, да.
– Э… хм… – Багровое лицо капитана сделалось белым, а единственный глаз забегал из стороны в сторону.
– Ладно, пойдем, – сказал Гундихар, многозначительно взмахнув «годморгоном». – Вот только чего делать, убей меня Первый Молот? Неужели и вправду отправимся по суше?
– Нет… не надо, это долго… – помотал головой Бенеш. – Долго слишком. Давай вернемся, я поговорю с тем, вон с ним…
И они пошли обратно по берегу, вдоль причала, провожаемые взглядами, полными насмешки и злости. Остановились у небольшой галеры, водил которую узколицый гоблин в меховой, по орочьей моде, безрукавке.
– Я вам все сказал, – устало повторил он. – Мне не нужно золото, и я…
– А если я вылечу твою дочь? – перебил его Бенеш, и капитан вздрогнул, словно его ударили кнутом.
– Ты… – Кулаки сжались, глаза превратились в щелочки. – Откуда?.. Кто тебе рассказал, олдаг?
Ученик Лерака Гюнхенского не стал ничего отвечать. Он присел на корточки и опустил ладонь к земле. Помедлил немного и повел ее вверх. Следом потянулся побег с цветком розы на конце, закачался под налетевшим ветром.
– Ты маг… – проговорил капитан немного растерянно. – Тогда понятно… Ты можешь ее спасти?
– Я постараюсь, да, – кивнул Бенеш, и Саттии на мгновение почудилось изумрудное зарево вокруг его головы.
– Хорошо. Если ты исцелишь ее, я отвезу вас к Терсалиму. Даю слово. – Капитан бросил на собеседника полный надежды взгляд. – Только подожди немного. – Он отвернулся и начал выкрикивать приказы.
– А что с его дочерью? – вполголоса спросил Гундихар.
– Нагхи… они, ну, поражали город не только огнем, – сказал ученик Лерака Гюнхенского, – они пытались отравить души защитников. Взрослые… они сильнее, а вот дети… много умерло.
– А как ты узнал, что у него есть больной ребенок?
– Всегда видно, когда у дерева гнилые плоды.
Судя по вытянувшейся физиономии, такого ответа Гундихар не понял.
Капитан закончил распоряжаться и сошел на берег. Выяснилось, что он мал ростом даже по гоблинским меркам – по пояс тар-Готиану – и что на боку его висит короткий меч.
– Пошли, колдун, – сказал он. – Мое имя – Курт-Чен, и всякий в Тафосе знает, что слово мое крепко.
Он повел их сначала на север, к реке, а за ней – на восток, к городской стене. Саттия вскоре потеряла направление в паутине узких улочек, да и Гундихар принялся суетливо оглядываться по сторонам. Спокойным остался тар-Готиан, а на лице Бенеша появилась слабая улыбка.
Он словно видел нечто, недоступное другим, и радовался этому.
– Мы пришли, – сказал капитан, останавливаясь у круглого кирпичного дома с плоской крышей. – Прошу, заходите.
Внутри гостей встретил запах лепешек, рассеянный полумрак и оживленные голоса. Выскочившая навстречу гоблинка в первый момент смутилась, затем слегка поклонилась и залопотала что-то.
– Отведайте нашего угощения, во имя светлых богов, – перевел Курт-Чен. – Проходите за мной.
На кухне, узкой и длинной, с двумя печами в разных концах их напоили нолом с карван. Жена хозяина и две пожилые гоблинки, носившие чашки и тарелки, угодливо кланялись, во взглядах была опаска, а в тех, что доставались Бенешу – почтение. Тут знали, кто именно пожаловал в гости.
– Э, ну… пойдем, – сказал ученик Лерака Гюнхенского хозяину. – Мои друзья подождут здесь.
И они вместе с Курт-Ченом ушли из кухни. Некоторое время было тихо, потом из глубин дома раздался громкий, полный муки вопль. Одна из женщин, подававших нол, едва не выронила чашку, да и Саттия, если честно, вздрогнула. Гундихар нахмурился и потянулся к «годморгону».
– Чего они там творят, во имя пасти Аркуда? – спросил он.
– Лечат, – отозвался тар-Готиан.
Вскоре прозвучал еще один крик, но куда более тихий, и почти тут же хозяин дома и Бенеш вернулись. Вид у обоих был усталый, Курт-Чен то и дело утирал выступавшие на лбу капли пота.
– Мое слово крепко, – сказал он, когда Саттия и остальные поднялись на ноги. – Завтра на рассвете приходите на «Дельфин». Если в Терсалиме все спокойно, довезу вас прямо до города, если он в осаде – высажу рядом. – Он поколебался и добавил: – И еще раз спасибо…
Бенеш мягко улыбнулся и кивнул.
Безарион показался только на двадцать первый день пути.
В этот раз торопиться было некуда, поэтому Харугот не гнал войско. Двигались без особой спешки, останавливались в подготовленных лагерях. Но в то же время консул не давал никому расслабиться. Следил за тем, чтобы расставлялись дозоры, чтобы никто не мародерствовал.
Нескольких таристеров, решивших, что настало время пограбить, пришлось казнить. Случилось это в небольшом городке, расположенном на северном склоне Зеленой гряды.
«Это больше не Лузиания, – сказал он тогда, глядя в искаженные страхом лица осужденных, что стояли с петлями на шеях. – Это наши земли, а значит – они под моей защитой».
Мародеров оставили болтаться на утеху воронам, а войско отправилось дальше.
И вот дальний путь позади, а впереди стены и башни Безариона, проклятого города, где все, от ворот, украшенных гербом, до Золотого замка, напоминает о могуществе древней империи. Эх, если бы можно было стереть это все с лица земли, уничтожить!
Но если попытаться сделать это, против Харугота обратятся даже самые верные.