Пошла в ход сила Господина.
– Лучники – назад! Сомкнуть ряды! – приказал фа-Тарин, и приданные его тысяче две сотни стрелков дисциплинированно отошли за спины тяжеловооруженным пехотинцам. Те затянули проходы, образовали стену щитов.
Только так есть шанс остановить эту лавину из плоти, крепкой, точно сталь, и стали, гибкой, будто плоть.
– Хейя! – заорал скакавший в первых рядах таристер в кроваво-красном плаще, и его боевой конь, тяжелый, словно бык, в немыслимом прыжке одолел рогатку. – Рази, да свершится Суд!
Таков был норцийский боевой клич, возникший в те времена, когда королевство только откололось от империи. Тогда обитатели городов на северо-западе Алиона шли в атаку, протестуя против несправедливости правителей Безариона. И натиск их оказался столь яростен, что войска с белым топором на знамени едва не ворвались в пределы стен имперской столицы.
Через мгновение рогатку сшибли наземь и растоптали. Длинное копье таристера в красном плаще пробило щит и кольчугу одного из пехотинцев. Соседний ударил мечом, как учили, чтобы срубить древко, но сам рухнул наземь с арбалетной стрелой в глазнице.
Вслед за копейщиками мчались хирдеры, вооруженные еще и метательным оружием.
Благородные бароны Норции – блестящие глухие шлемы, роскошные плюмажи, украшенные гравировкой и золочением доспехи – врезались в строй войска с островов, надеясь растоптать его и сбить с позиции. Чтобы враг побежал, а им осталось добивать удирающих.
Земля под ногами воинов, что верили в Господина, окрасилась кровью. Многие погибли в первый же момент. Выжившие отступили на шаг, но не побежали. Струсить перед лицом соратников – жуткий грех, столь же невозможный, как кровосмешение и предательство…
Они встали намертво, будто за спинами была не та же чужая Норция, а родные дома.
– Стоять! – крикнул фа-Тарин, но вряд ли кто его услышал.
Оборонявшиеся по соседству тысячи тоже держались, по всей линии боя кипела яростная схватка. В ход шли не только мечи, кинжалы, булавы и шестоперы, но и кулаки, острые навершия шлемов и чуть ли не зубы. Грохот, лязг, крики и скрежет мешались в безумную какофонию, похожую на рык умирающего чудовища размером с город.
Струи багрового дыма медленно поплыли вперед, растекаясь в стороны подобно гигантскому вееру. Разошлись, а потом низринулись к земле, за первые ряды норцийцев. Оттуда донеслись полные ужаса возгласы, и натиск ослабел.
– Наша берет! – завопил кто-то из воинов. – Видит Господин, наша! Слава ему! Слава Тринадца…
Крик пресекся мокрым бульканьем, но воодушевление потекло в стороны подобно невидимому туману. Не обращая внимания на раны, на тяжесть кольчуг и оружия, воины фа-Тарина пошли вперед, тесня врага, заставляя его пятиться. В рядах конницы возникла легкая неразбериха.
– Чего они сделали, хотел бы я знать? – проворчал тысячник, пытаясь разглядеть, что творится в тылу у норцийцев.
Он, как и всякий бывший глава ячейки, мог призывать силу Господина и придавать ей различные формы. Умел низвести на врага истребительный огонь, вдохнуть бешенство и силу в собственных бойцов, отвести чужое колдовство или пробить дыру в укреплениях замка.
Но в том, как это происходит, Ларин фа-Тарин совершенно не разбирался.
Его сотни теснили врага, но еще похоже было, что кто-то ударил в тыл норцийцам. Там сверкали мечи, звучали воинственные крики, падали люди и бились в агонии раненые лошади.
– Слава Господину… – только и проговорил тысячник, разглядев наконец, что таристеры Норции сражаются друг с другом.
Равид из Касти наслал на врага безумие. Заставил одну часть его войска броситься на другую. И теперь все зависит от того, насколько быстро норцийцы разберутся, что произошло, и от того, есть ли у них колдун, достаточно могущественный, чтобы сотворить противозаклинание.
– Дариявуш, за мной! – рявкнул фа-Тарин командиру сотни, что сегодня осталась в резерве. – Тар-Долланд, отводи своих!
Врага нужно бить сейчас, пока он не оправился, пока растерян и ошеломлен.
Потрепанная первая сотня отошла назад, а свежие воины с ревом побежали вперед. Мгновением позже в баронском лагере тонко запели трубы, и норцийская конница начала разворачиваться. Враг понял, что натиск не удался, и решил разорвать дистанцию, взять паузу.
Теперь нужно не дать ему это сделать.
– За ними! – рявкнул фа-Тарин так, что едва не оглох сам. От натуги заболело в ушах. – Не отставать!
Несколько невезучих хирдеров погибли под ногами воинов Господина, но остальные смогли развернуться. Тысячник с удивлением обнаружил, что таристер в красном плаще жив, и что он не просто удирает, а еще на ходу отмахивается мечом, длинным, словно оглобля.
Творилось невероятное – пешие гнали конных. Точнее – не гнали, а бежали следом, изо всех сил стараясь не отстать. Тяжело пыхтя и надрываясь, извергая сквозь зубы черные ругательства вперемежку с молитвами, они мчались по сырой грязи, скользили и падали.
Но поднимались и торопились дальше.
Ларин фа-Тарин бежал вместе с остальными, рядом топали телохранители и гонцы.
– Давай, кровь глубин… – подбадривал тысячник сам себя, досадуя на собственные короткие ноги. – Вперед, вперед…
Впереди, над войском норцийцев, поднялось голубоватое зарево, повеяло свежим ветром. Исступленные безумные вопли, в которых не было ничего человеческого, стали затихать.
Маг, обнаружившийся-таки в баронском войске, развеял чужое заклинание.
Но еще чем-то помочь своим он не успел. Пехотинцы из войска Господина свершили невозможное. Не дали конным дружинам выстроить ряды для нового удара. Когда норцийцы остановились, чтобы развернуться и приготовиться к новой атаке, то вынуждены были тут же вступить в бой.
Утомленные кони отказывались нести седоков, напуганные упорством противника хирдеры начали пятиться.
– Да свершится Суд! – завопил кто-то, но на этот раз боевой клич вышел слабым и неуверенным.
Фа-Тарин с радостью увидел, как рухнул с седла таристер в алом плаще, как его дружинники бросились врассыпную. А воины из тысячи уроженца Серых гор пошли вперед, сметая сопротивление, втаптывая в землю тех, кто упал. Их натиск поддержали фланги, и армия Норции обратилась в бегство.
– Парни, живо к сотникам, – повернулся фа-Тарин к гонцам. – Напомнить о том, что тех, кто сдастся – щадить!
Таков был приказ Равида из Касти, а значит – и самого Господина.
Пехотинцы опрокинули последний заслон и ворвались в лагерь, где еще чадили костры и стояли на огне котлы. С визгом разбежались какие-то девки, то ли маркитантки, то ли шлюхи, какие всегда волочатся за любым войском, но никто не бросил на них даже взгляда.
Сейчас не до того.
К фа-Тарину начали приводить пленных – оглушенного таристера в помятом шлеме, нескольких хирдеров с белыми рожами, еще одного таристера, с черно-белым гербом на забрызганной кровью тунике. Всех укладывали на землю лицом вниз под присмотром воинов из первой сотни.
Позже, когда станет чуть поспокойнее, их отведут в обоз, к служителям Господина. Те примутся лечить раны, успокаивать напуганных, а заодно учить норцийцев истинной вере.
Тринадцатому не нужна выжженная, залитая кровью земля.
Ему нужны новые верующие, что будут молиться, ходить в храмы и приносить жертвы.
– Вот и все, – сказал фа-Тарин, когда гонец от командира пятой сотни доложил, что они прошли лагерь насквозь. – Слава Господину, мы победили. Пусть возвращаются обратно. Гнаться за всадниками мы все равно не можем.
Да и нет смысла в том, чтобы бегать по лесам за разбежавшимися в разные стороны баронами. Нужно дать себе передышку, а норцийцам – возможность слегка задуматься. Кому-нибудь в голову обязательно придет мысль, что лучше присоединиться к победителям.
– Шустрее! Не спать! – покрикивал фа-Тарин на воинов строившейся около него тысячи.
Он знал, что предстоит еще разбираться с трофеями и пленными, считать и хоронить погибших, а затем молить Господина о спасении их душ. Но все это были мелкие, привычные дела, которые заслуживают того, чтобы выполнить их со всем тщанием, но не более того.
Главное – они сегодня одержали победу.
Глава 16Убежище во мраке
Лошадей они просто оставили.
Слишком заметны подаренные орками скакуны, слишком выделяются на фоне обычных коней, чтобы попытаться продать их или спрятаться вместе с ними. По коням нарушителей порядка в Терсалиме мгновенно найдут, и тогда им придется убивать по-настоящему.
А этого Олен хотел избежать всеми силами.
Поэтому они сняли мешки, повесили на спины, после чего каждый из буланых жеребцов получил звонкий шлепок по крупу и потрусил прочь. Тот, что принадлежал Харальду, на мгновение обернулся, в темных конских глазах отразились недоумение и растерянность.
Но Рендалл и Харальд уже шагали в другую сторону, превратившись из всадников в пешеходов. Да, так они станут двигаться куда медленнее, но зато не будут очень уж бросаться в глаза.
То место, где произошла схватка, они обошли через порт. Немножко поплутали, затем выбрались к рынку – огромной площади, целиком занятой лабиринтом торговых рядов.
– Да, тут можно спрятать отряд пьяных троллей, – одобрительно сказал Харальд.
В небольшой палатке у самого входа они купили по большому пирогу с жареной рыбой и зашагали между прилавками. Сначала окунулись в кислые запахи и жужжание мух в мясном ряду, затем пошли меж цветастых, пахнущих, словно клумбы, палаток, около которых толпились женщины.
Они ругались и пихались, отчаянно спорили с торговцами ради самой мелкой монеты.
– Ой, – невольно сказал Олен, когда кто-то толкнул его в ногу.
Опустив глаза, обнаружил рядом Рыжего. Оцилан выглядел спокойным, шерсть его лоснилась, а в глазах светился интерес, хорошо понятный любому, кто хоть немного имел дело с котами.
– Клянусь Селитой, вот и наш мохнатый друг, – сказал Рендалл. – Что, неужели есть хочешь?
– Мурр… – В этот короткий ответ Рыжий ухитрился вложить целую фразу: так хочу, что сейчас упаду и умру.