– Войдите, – спокойно произнес я.
Дверь открылась. В свете, который падал из холла, я увидел, кто это, и вложил револьвер в кобуру.
– Хэлло, киска, – кивнул я Рондине.
Она увидела оружие и выражение моей физиономии – пасть тигра-людоеда, который повсюду видит опасность. Оживление медленно погасло в ее глазах, и она шепнула:
– Тайгер!
Я не дал ей закончить.
– Как ты сумела меня найти? Она вошла в комнату и слабо улыбнулась.
– Тот клерк, который дежурит у портье, оказался очень вежливым. Он знал, кто искал меня и не застал дома, поэтому он позвонил мне сам и сообщил о мистере X. Талдоне, который звонил мне дважды.
– За такие вещи люди, подобные мне, умирают на месте. Как ты сюда попала?
Рондина села и вытянулась в кресле.
– За мной никто не следил. Я немного интересовалась этим и тренировалась в ваших классах, прежде чем попала в Америку. Помнишь?
– Может быть, крошка, но ты не знаешь все ходы и выходы. Теперь мне нужно срочно отсюда выбираться.
– Прости, Тайгер, но ты часто звонил мне и раньше…
– Забудь об этом.
Я успел сообразить, как больно могу ранить ее своим тоном, и улыбнулся, чтобы смягчить его, но было поздно. Я стоял, рассматривая неправдоподобную красоту женщины, которую чуть не прикончил недавно, которую, как я думал, остро ненавижу, потому что был убежден, что она настоящая Рондина, чуть не убившая меня когда-то.
Даже теперь я чувствовал огонь желания, и это было так сильно…
– Ты лишил меня свадьбы, Тайгер. Я долго ждала своей первой брачной ночи, и уже некоторое время пытаюсь забыть…
– Когда наступит наша ночь, крошка, тебе не захочется ее забывать! Я все объясню…
Она медленно покачала головой, и ее темно-рыжие волосы упали вдоль лица тяжелыми прядями.
– Ты еще не рассчитался со мной, Тайгер. Ты можешь забыть па время об этом, а я – нет.
– Послушай, крошка…
– Прежде чем ты исполнишь свой долг, отдай мне брачную ночь.
– Рондина…
– Я знаю все, что должно произойти. Я теперь знаю то, что не знала прежде и не могла бы узнать никогда.
Она мягко улыбнулась, встала с грацией какого-то большого прелестного животного и очень медленно стала снимать свой твидовый костюм. Все, что под ним было – это тонкая ночная рубашка из черного прозрачного нейлона, которую она приобрела специально для этой ночи. Она так плотно прилегала к телу, что казалась ее второй кожей, сквозь которую просвечивала еще одна, серебристая. Прекрасная симметрия се грудей и бедер, тяжелых, словно снопы пшеницы… Когда она повернулась и направилась к кровати, то их призывное колыхание было как вызов мне – ее мужчине.
Она откинулась на подушки и призывно посмотрела на меня.
Я уже знал, на что это будет похоже, – дикая радость плоти, непомерный огонь желания, – потому что однажды, чтобы удержать ее, я был с ней близок. Теперь она хотела удержать меня, заставив иметь ее вторично, и знала, что я не смогу ей отказать.
Я шагнул вперед и, теряя над собой власть, коснулся ее тела. Неожиданно раздался звонок. – Пусть, – прошептала она. – Пусть! Я поднял трубку.
– Талдон слушает.
– Рей Уоттс, Тайгер. Ты приказал позвонить тебе, как только я что-нибудь разнюхаю. Ты чистый?
– Валяй, Рей.
– Мы проследили крошку Верд из Солнечной Долины до Л. А. [2] Во время пути она четыре раза меняла документы. Некоторое время она работала на оптическом производстве, что-то связанное с художественной фотографией, потом в качестве технического советника под именем Элен Велн.
– Почему она сменила имя?
– Все, что мы могли предположить, так это то, что она хотела избежать огласки и всего, что связано с прошлым. На нее слишком косились несколько лет подряд.
– У нее есть семья в Германии?
– Нет никого. Это единственная причина, которая помогла ей прижиться здесь.
– Где она сейчас?
– Неделю назад подходящая по приметам женщина вышла из автобуса «Л. А. – Нью-Йорк». Мне кажется, она у нас где-то под боком. Может, покопаться еще тут, в Нью-Йорке?
– Нет, я займусь сам, так будет быстрее.
– У меня есть фото. Она настоящий атлет, и ты ее сразу опознаешь.
– Как у нее с политикой?
– Брось это, дружище. К ней сразу подступило несколько групп, которые хотели использовать ее перебежку на нашу сторону в своих целях, но она не пожелала иметь с ними ничего общего. Она придерживается данных, записанных в ее гражданских бумагах.
– Под каким именем?
– Под старым.
– Адрес?
– Дом 165, Хунгосс, Л. А.
– Когда ее ждут обратно?
– Л. Г. «Продикцион» начинает новую картину через два месяца, и она работает там дублером, то есть подменяет звезд – трюкачка. Я понимаю, особая известность ей ни к чему, но с се фигурой она и сама скоро прославилась бы.
Я мог бы еще добавить, что она слишком умна для трюкачества, но промолчал.
– Билл Коплейн просил передать, что ждет твоего звонка. Он чист. Отель на 30-й улице.
– Хорошо, Рей, я ему позвоню.
Я повесил трубку, нашел в справочнике его домашний телефон и позвонил. На втором гудке кто-то поднял трубку и спросил настороженным голосом:
– Да?
– Билла Коплейна.
– Кто его спрашивает?
– Это неважно, приятель. По делу, из агентства. Позовите его.
– Да, но…
– Тогда забудь, – буркнул я и положил трубку.
Потом позвонил Вилли Гиббонсу и осведомился, что происходит у Коплейна. Ему не составило труда быстро ответить:
– В газетах уже промелькнула заметка: самоубийство при помощи газа. И адрес, и имя были Билла Коплейна, тридцати шести лет, не женат, работает в агентстве Реймонд с командировками в Лос-Анджелес.
Он еще что-то говорил, но я поблагодарил Вилли и повесил трубку.
– Тебе опять надо убегать?
– Не я выбираю дорогу.
Я не мог смотреть на нее, поэтому схватил пальто и шляпу, влез в них, проверил, есть ли у меня запасные обоймы к 45-му, взял «лейку» и вышел. Когда я закрывал дверь, мне показалось, что послышались рыдания, но я снова уходил в джунгли, а там не плачут.
4
В коридоре собралась небольшая толпа. Некоторые были в пижамах, некоторые в пальто, накинутых поверх нижнего белья. Они оживленно обсуждали событие. Патруль в форме и пожарный оставались до тех пор, пока не убедились, что помещение очистилось от газа. Обычных любопытствующих зевак было мало, и все скоро разошлись.
Я использовал свой репортерский жетон, чтобы пробиться через полицейский патруль. В это время один из копов произнес:
– Второй этаж… Что-то вы поздновато. Все ваши ребята уже разошлись.
– Я по другому делу, приятель, – осторожно ответил я и вошел в помещение.
Дверь в комнату была открыта настежь, окна по обеим сторонам балкона – тоже, но чувствовался запах газа. Я прошел дальше, к репортерам, которые выспрашивали подробности у полицейского, а потом вышел в кухню, где лежало тело, покрытое простыней. Двое парней из морга укладывали его на носилки, чтобы снести на труповозку. Пожарные стояли тут же и с полным пренебрежением к покойнику весело перебрасывались шуточками. Они привыкли к такого рода соседству.
– Можно взглянуть? – попросил я.
Один из полицейских пожал плечами и кивнул, продолжая разговор. Один из санитаров откинул простыню и я взглянул на то, что осталось от Билла Коплейна. Да, он выглядел красавцем, хотя никто из покойников не бывает красив. Он лежал на спине возле плиты, его руки были сложены крестом на груди, а под головой – подушка.
– Чудно, до чего же им хочется устроиться поудобнее, когда они решают свести счеты с жизнью, – проронил один из санитаров, показывая на подушку. – У нас это третий за последние две недели. Один даже подстригся, побрился и переоделся в лучший костюм, чтобы гробовщикам было меньше работы.
– Спасибо, – вздохнул я.
Он задернул простыню и взял за ручки носилки. Вошел детектив, который разговаривал с пожарным, и спросил:
– Снимать не будете?
– Не стоит трудиться. Как это случилось?
– Один из соседей почувствовал запах газа и позвонил в полицию. Он уже давно отдал концы, так что помочь ему не смогли. Старая история…
Я достал блокнот и выразительно уставился на копа. Он начал вещать монотонным голосом:
– Билл Коплейн. По бумагам – репортер в агентстве. Думаю, что он из Калифорнии. Из соседей никто о нем точно ничего не знает, а с его агентством мы еще не связывались.
– Известно, почему он это сделал?
– Конечно, – коп наклонился к столу и взял письмо. – Конверта не было. «Дорогой Джон», – начиналось это письмо, подписанное именем Фло. Она порвала их помолвку, – продолжил полицейский, – и вышла замуж за одного парня, в которого влюбилась сразу и намертво. Письмо было в его руке.
Он дал мне посмотреть письмо, написанное корявым почерком на дешевой, простой бумаге. Адрес отсутствовал, число тоже, и было заметно, что его разворачивали и складывали несколько раз.
– Грустно, – сказал я, возвращая письмо.
– Старая история. Единственное, что он забыл, – это выключить телевизор. Мне кажется, лучше, когда такие выбрасываются из окна – и хлопот меньше, и люди не страдают, а то ведь что могло быть. Если бы он забыл потушить окурок, тут полдома разнесло бы взрывом!
Я записал все детали, отметил фамилии полисменов и поинтересовался:
– Вы больше ничего не нашли? А если я покопаюсь тут немного?
– Сделай одолжение. Но ничего особого тут нет. Несколько старых писем, пижам, а в холодильнике такие запасы, что кошка с голоду околеет. Он жил тут всего три месяца и всегда питался в городе. Первый раз за все время, наверное, и плиту-то включил!
Для того чтобы покопаться, не нужно было много времени. Типичный холостяк и все такое, но с прошлым, которое просто необходимо иметь, чтобы работать у Рея Уоттса. Я не верил в это самоубийство. Все, кого держал Уоттс, были в прошлом или полицейскими или ребятами из «Интеллидженс Сервис», известными своей решительностью и выдержкой.