Друзилла понимала, что упустила какой-то очень важный момент в их отношениях, и теперь приводила в порядок мысли, восстанавливая хронологию последних событий, мучительно припоминая каждое слово – свое и возлюбленного. В какой-то миг ей казалось, что она поймала легкий намек, но разумная мысль вдруг ускользала, разбиваясь, подобно волне, о скалу отчаяния.
От напряжения начала болеть голова. Еще раз, еще раз восстановить в памяти все их встречи.
Вот она поймала его равнодушный взгляд, вспомнила, как он резко отдернул руку, едва ее пальцы нежно его коснулись. Это было… да, наутро после свадьбы Калигулы и пожара на Авентине. Она заметила, что он отсутствовал всю ночь, хотя прекрасно знал, что она осталась во дворце ради него. Она не задала ни одного вопроса, когда он вернулся под утро, взволнованный и обессиленный. Лишь слабый запах гари пробивался сквозь аромат надушенных волос. Теперь она ясно припомнила, как он что-то пробормотал о том, что они долго провожали Лициния и Ганимеда. Вот! Он тогда ни разу не упомянул о пожаре, хотя не мог не видеть гигантского зарева. Почему?
Вопрос повис в воздухе. Слабый разум Друзиллы не смог осилить эту трудную загадку. Молодой женщине сразу припомнились их утренние ласки, и эти воспоминания заглушили всплеск тревоги, который мог бы оказаться первым звеном в долгой цепи ее выводов и, возможно, подвести к страшной разгадке.
Значит, решала она для себя, ей показалось, что взгляд был равнодушным, ведь он так горячо любил ее перед тем, как они прошли в триклиний и застали там Калигулу и Юнию, занимавшихся… Девушка хихикнула, но вдруг внезапная мысль стрелой пронзила ее, и смех замерз, так и не сорвавшись с губ. Память услужливо подсказала ей забывшееся. Теперь она могла поклясться, что взгляды его, устремленные на жену брата, были немного странными. А как смотрела Клавдилла! Будто наяву Друзилла видела взгляд, устремленный на Фабия. Взмах длинных ресниц, и дивные глаза туманит дымка трепетного желания. Но… грациозный поворот головы, губы трогает усмешка – она уже смотрит на восторженного Калигулу, а тот поет одну из непристойных фесценнин.
…День рождения Клавдиллы. Роскошное торжество в доме Ливии в четырнадцатый день до августовских календ, в ежегодный Праздник Венеры. Силан расстарался на славу ради любимой дочери, даже несмотря на тяжкую болезнь жены. Пиршество для избранных длилось более суток. Рекой текло вино на алтарь мраморной Венеры, как две капли воды похожей на Юнию. Даже эта гордая красавица была поражена, увидев статую, подаренную отцом. Никогда еще богиня не получала столь щедрых жертв, как в доме Силана.
На этом празднике жизни каждый ощущал себя довольным и счастливым. Но особенным счастьем лучились зеленые глаза Калигулы, едва он касался руки своей божественной супруги.
Силан презрел все запреты Тиберия на излишнюю роскошь, изумив гостей разнообразием и изысканностью перемен блюд, пленительными танцовщицами и искусными актерами. Сенатор осмелился даже устроить гладиаторский бой посреди перистиля, залив кровью фонтан и цветущие кусты. Несколько гладиаторов сразились и погибли во славу прелестных глаз виновницы торжества.
Лишь Друзилла чувствовала себя неуютно из-за присутствия супруга. Она недоумевала: зачем нужно было вызывать его из Капуи? Конечно, тогда она не догадывалась, что это были происки Клавдиллы, намеренно разлучившей ее с Фабием в этот день. Юния наслаждалась своей игрой с чувствами двух мужчин, забавляясь ревностью любовника и недальновидностью любимого супруга.
Друзилла ясно помнила, что Павел даже ни разу не взглянул на нее, но тогда она приписала это боязни навлечь подозрения Лонгина. Однако теперь она считала совсем по-другому. Все время праздника Фабий возлежал рядом с Калигулой, тот, как всегда, вел себя довольно бесцеремонно, непристойно шутил и громко хохотал над собственными остротами, разгоряченный вином. Те, кто находился рядом, с трудом скрывали раздражение, когда на их блюда летели косточки от оливок, обгрызенные наследником корки и проливалось вино. Одна Юния созерцала его неприличные выходки спокойно: она видела лишь его зеленые глаза, вспыхивавшие восторженным блаженством, едва он обращал к ней взгляд. Их счастье наполняло сердца присутствующих радостью и умиротворением.
Но сегодня Друзилла могла поклясться, что не одному Калигуле Клавдилла щедро расточала улыбки. Фабий, возлежавший в стороне от нее, ловил каждый взмах длинных ресниц Юнии, читая тайные знаки, что она подавала. И не вышел ли он следом, когда она удалилась из-за стола? Клавдилла отсутствовала немногим дольше, чем он.
Теперь перед Друзиллой предстала ясная картина прошедшего. Фабий Персик и Юния Клавдилла – тайные любовники. Но как же разговоры о вечной любви меж Калигулой и Юнией? Сама Друзилла могла бы поклясться себе, что они любят друг друга без памяти. Если только… если только Клавдилла – не искусная актриса. Но кого же тогда она любит из этих двух столь разных мужчин?
У Друзиллы опять разболелась голова. Столько непосильных загадок! Смысл поступков Клавдиллы (а Друзилла уже не сомневалась, что она центральная фигура происходящего) не доходил до сестры Калигулы. Да был ли вообще смысл в ее действиях? Невесть откуда взявшаяся провинциалка завоевала Рим в столь короткий срок, заставила всех восхищаться своей красотой и необычайным умом (чего стоило только назначение Силана сенатором и безграничное доверие к нему Тиберия, а роскошные свадебные торжества за счет государственной казны!). На алтарь ее божественной красоты принесли свои сердца многие мужчины Рима, но Фабий… Впрочем, он обычный мужчина и, конечно, мог и не устоять перед змеиными чарами Клавдиллы.
Друзилла горестно вздохнула, глаза ее наполнились слезами. Ее счастье разбилось на мелкие осколки, подобно драгоценному сосуду, небрежно сброшенному с постамента. В жизни образовалась пустота, которую нечем было заполнить, чтобы пережить эту скорбь. Уже не сдерживая свои чувства, она расплакалась. Проклятая Юния! Она одна виновата во всем.
Как она могла так поступить, зная, что Друзилла искренне полюбила? И она еще считала ее своей подругой, позабыв прежнюю неприязнь из-за пренебрежения Калигулы. Видимо, чары опутали и ее, если она не сумела сразу разглядеть ее змеиное коварство. Как мог так поступить с ней Фабий, которому она отдала свое сердце, ради которого она открыто презрела супружеский долг, не скрывая от Рима свою новую страсть? Если Кассий Лонгин, обычно смотревший сквозь пальцы на ее шалости, на этот раз решит, что последние сплетни переполнили чашу его терпения, и потребует развода… Друзилла схватилась за голову. Проклятая Клавдилла!
Тихий звон маленького гонга заставил ее встрепенуться и утереть слезы.
– Кто там еще? – раздраженно крикнула она.
– Госпожа, к тебе приехали с визитом сестра и госпожа Юния! – послышался голос рабыни.
Этого только не хватало! Занавес в кубикулу откинулся, и, не дождавшись приглашения хозяйки, вошли гостьи.
– Ах, Друзилла! – воскликнула Юния. – У меня для тебя неприятные известия. Но что с тобой? Ты плакала, моя драгоценная подруга?
Лицо Друзиллы гневно искривилось, но она быстро овладела собой, потушив неприязнь во взоре.
– У меня есть повод для слез, Клавдилла, – быстро ответила она. – Мой возлюбленный отверг меня ради другой, более удачливой соперницы.
Юния промолчала и озадаченно посмотрела на стоящую рядом Ливиллу. Та поняла ее взгляд и нашла нужным вмешаться.
– Так, значит, это не будет для тебя тяжелым ударом, – сказала она. – Если тебе уже известно, что Фабий Персик нашел себе другую привязанность, то ты должна знать, что никто в этом не виноват, кроме него.
– Я и сама никак не могу понять, что заставило его так поступить с тобой, – вздохнула Клавдилла. – В Риме ты по праву слывешь одной из первых красавиц и, прости, самых искусных любовниц. Не знаю, что за дурман заставил его изменить вашему чувству. Мне казалось всегда, что ваши отношения нечто большее, чем страсть.
Друзилла с вызовом посмотрела на жену брата:
– Спасибо на добром слове, Юния. Но тебе больше нечего прибавить к сказанному?
В черных глазах Клавдиллы мелькнул испуг. Неужели?
– Есть, – твердо ответила она. – Но пусть начнет Ливилла. Признаться, это была ее затея – поговорить с тобой.
Она подтолкнула вперед не менее испуганную Ливиллу. Обеим гостьям был хорошо известен взрывной характер Друзиллы. Если та о чем-то догадалась, можно готовиться к худшему, и Юния малодушно решила отвести от себя удар.
– Дело в том, сестра, что перед нашим отъездом в Капую Виниций попросил меня передать для Юнии письмо от своего друга. Но я не сразу решилась сделать это, потому что вскрыла его и прочла.
– И что же содержало это послание, которое ты утаивала от подруги? – сощурив глаза, ехидно поинтересовалась Друзилла.
Ливилла, напуганная тоном сестры, стушевалась и умолкла. Юния заметила, как на глазах у нее выступили слезы.
– Это было любовное послание ко мне, – резко сказала Юния, вмешавшись. – От твоего ненаглядного Фабия. Ты никогда не задумывалась, почему я уехала из Рима, стоило моему супругу отбыть на Капри?
– Задумывалась! Как же! – зло выкрикнула Друзилла. – Я давно догадалась, что вы – любовники! Думаешь, я не помню, как он смотрел на тебя на твоем дне рождения. Вы даже были настолько неосторожны, что едва ли не на виду у всех выходили, чтобы побыть наедине.
Щеки Юнии невольно вспыхнули. Конечно, она помнила их тайную встречу в ее покоях. Безрассудно было так поступать! Следовало учесть, что ревнивые глаза отвергнутой любовницы следят за каждым шагом Персика. Но Клавдилла упрямо наклонила голову и кинулась в наступление. Не пойман – не вор!
– Мы выходили? Да я и словом ни разу не перемолвилась с ним во время праздника! Я ускользнула из триклиния ради того, чтобы побыть наедине с Сапожком, которому уже не терпелось выполнить свои супружеские обязанности. Он всячески намекал мне на это и жестами, и взглядами. А вот куда и зачем выходил Фабий – мне неизвестно!