– С твоим супругом все в порядке, до меня не доходило никаких известий.
Клавдилла с облегчением вздохнула.
– Ты можешь остаться ночевать у меня, сестра. Не желаешь поужинать? – Юния старалась не выдать любопытства.
Агриппинилла нетерпеливо топнула ногой.
– Да выслушай ты меня наконец, Клавдилла! – зло выкрикнула она. – Не думаешь ли ты, что, соскучившись, я явилась сюда справиться о твоих делах?
В глазах Юнии, не чувствовавшей опасности, мелькнули озорные огоньки.
– Тогда не забота ли о здоровье Гемелла привела тебя? – спросила она с невинным лицом.
– Мне не до шуток, глупая гусыня! – напрямик осадила ее Агриппинилла.
Озорные огоньки погасли, и в глазах Юнии вспыхнуло злое недоумение.
Они прошли в кубикулу с мягкими катедрами и небольшим резным столиком, рабыни быстро принесли поднос с кувшином и закуской из оливок, мягких булочек и паштета.
– Успокойся, сестра! Все ушли, и нас никто не потревожит. Сегодня праздник Весты, давай совершим возлияние во славу этой богини.
С недовольным лицом Агриппинилла подняла чашу, и Юния увидела, что ее сжигают нетерпение и непонятная тревога.
– Ты знаешь, Клавдилла, – начала гостья, едва сделав глоток, – что я всегда относилась к тебе с неприязнью. Ты уязвила меня при первом знакомстве, а уж выходки моего супруга, вздумавшего превозносить твою красоту, покрывая себя позором на весь Рим в роли Аполлона, я и подавно не могла тебе простить.
Юния не удержалась от раздраженного жеста, хотела возразить, но Агриппинилла заставила ее замолчать взмахом руки.
– Мои глаза открылись недавно. Я уже не таю на тебя зла и, более того, хочу сказать, что уважаю тебя и восхищаюсь тобой. Ты оказалась не той, за кого я приняла тебя вначале. Я не думала, что ваши с Гаем чувства подлинные, ведь он мог вызвать тебя, чтобы уязвить отвергнувшую его любовницу, и долго не верила, что вы могли более пятнадцати лет хранить детскую любовь. Я считала, что твой успех среди мужчин – скоротечный триумф красивой провинциалки, которая по глупости запятнает себя недостойными изменами. Я наблюдала за каждым твоим шагом, с нетерпением ожидая, когда ты оступишься. Но теперь вижу, что твоя любовь к Калигуле, подобно стоглазому Аргусу, оберегает его от несчастий. Ливилла давно это поняла, привязалась к тебе, как к сестре, и сегодня доказала это всем нам.
Юния, с недоумением слушавшая Агриппиниллу, озадаченно посмотрела на нее, подняв летящие брови.
– Тебе угрожает опасность. Друзилла ненавидит тебя, ей известно, что Фабий бросил ее из-за любви к тебе. Энния тоже настроена решительно и, как я считаю, не без оснований полагает, что у тебя связь с ее мужем.
Щеки Юнии слегка покраснели. Неужели Ливилла предала ее? Агриппинилла сделала вид, что ничего не заметила.
– Но они обе глупы, ревность туманит им разум, хотя Друзилла ревнует тебя не к Фабию, а к Калигуле. Всем в Риме, кроме Кассия Лонгина, известно, что в юности бабка Антония застала их в саду. Я не верю в твою измену мужу с Фабием, но уверена, что с Макроном вы встречаетесь часто. Это впервые произошло меж вами в Капуе. Он был весьма неосторожен, что так задержался там.
Клавдилла облизнула пересохшие губы и кивнула.
– Это моя вина, а не его, – сказала она. – Я долго не могла решиться, но он знал, что я обязательно приду к нему, и терпеливо дожидался. Без его поддержки Гай не сможет стать принцепсом. Эту цену величия пришлось заплатить мне. Калигула ничего не знает о моих интригах.
Агриппинилла во все глаза уставилась на нее, внезапная догадка осенила ее.
– Так это благодаря тебе Тиберий не изменил завещания в пользу одного Гемелла?! Но как?!
– Я здесь ни при чем, – опустила голову Клавдилла, но Агриппинилла уловила в ее голосе неискренность, однако настаивать на ответе не стала. Она понимала, что ей нужно еще заслужить доверие Юнии.
Невольное восхищение переполнило ее душу, и неожиданно для себя она нагнулась и поцеловала ее. Клавдилла порывисто обняла ее, и они обе осознали, что старая вражда окончательно умерла и засияло начало новой дружбы.
– Что за дамоклов меч завис над моей головой? – усталым голосом спросила Юния.
– Друзилла под моей крышей созвала настоящий совет, они с Эннией точно с цепи сорвались и обрушили на твою голову множество обвинений. Мне было жаль Ливиллу, она горько плакала, пыталась даже закрыть уши. Они потребовали от нее написать Гаю письмо о твоих изменах. Ты знаешь его характер, он убил бы тебя, даже не разобравшись, в чем дело. Ноги уж точно не стал бы целовать. Самое лучшее, на что ты могла бы надеяться, – это ссылка за измены и разврат.
Юния в ужасе вскрикнула и закрыла лицо руками. Еще недавно Агриппинилла вложила бы в свой взгляд надменное удовлетворение, но сейчас она посмотрела на нее с участием и тревогой.
– Все не так страшно. Но Ливилла будет продолжать считать меня твоим врагом, она в гневе отреклась от нас ради любви к тебе, и я выгнала ее. Своей горячностью она могла испортить мне игру.
Агриппинилла поправила выбившуюся из прически прядь, отпила вина и вдруг заметила, с каким нервным напряжением Юния ждет продолжения. По щекам разлилась мертвенная бледность, заострились скулы, брови слились в одну тонкую черту, и Агриппинилла поспешно отвела взгляд от ее изменившегося лица, вспомнив истинное имя, которым назвал ее Фабий Персик, – Мегера.
– Она убежала в слезах, эти глупые гусыни принялись галдеть, будто спасали Рим, но я их успокоила. Я сказала, что напишу сама, но при одном маленьком условии, – Агриппинилла постаралась сказать это как можно спокойней и не выдать невольного испуга от внезапной метаморфозы Венеры.
– Каком условии? – хрипло спросила Клавдилла, ее миндалевидные глаза зло сузились, рот кривился.
– Неважно, – небрежно проронила Агриппинилла, – ни одна из них не в состоянии выполнить его.
Скажи она в тот момент, что это – освобождение Агенобарба, Юния сразу же усомнилась бы в ее искренности, потому что только она сейчас имела власть над всемогущим префектом претория. И Агриппинилла скрепя сердце умолчала об этом.
– Думаю, что этим дело и закончится. К тому же твоя сестра умудрилась при всей своей простоте и недальновидности подвести их к ссоре. Она проговорилась, что Энния была влюблена в Гая. Друзилла, можешь мне поверить, не смирится с этим.
Юния с облегчением улыбнулась, и черты лица ее разгладились, истинный лик Мегеры бесследно исчез, и взору Агриппиниллы явилась божественная красота Венеры.
Они выпили еще вина, не забыв возлить Минерве, укрепляющей мудрость, и уже доверительно принялись рассказывать, как ненавидели друг друга. Но вскоре Агриппинилла засобиралась, отказалась остаться ночевать, и Юния вышла проводить ее.
– Я умею быть благодарной, подруга, – сказала она. И в ее глазах Агриппинилла прочла обещание того, о чем даже не решилась и упомянуть.
Виниций удивился, когда, войдя утром в кубикулу жены, увидел ее сидящей перед зеркалом с безмятежным видом. Она деловито отдавала приказания рабыне и, прервавшись на полуслове, радостно кинулась к нему.
– Доброе утро, любимый, – услышал он.
– Милая, неужели ночь бесследно унесла твою печаль? Вчера ты не могла успокоиться, плакала и тряслась, будто в лихорадке. Что произошло? Поссорилась с сестрами? – спросил Виниций.
– Да. Друзилла была несносна, Агриппинилла брюзжала, а Энния насмехалась надо мной.
– Странно, но раньше это так не расстраивало тебя. Ну да забудем об этом. Я счастлив, что хорошее настроение вернулось к моей малышке, такой я и люблю тебя. Ты собираешься на прогулку?
– Нет, я еду на Капри навестить брата, – просто ответила Ливилла и мило улыбнулась.
Пораженный Виниций уставился на нее, не в силах произнести ни слова.
– Куда ты собралась? – наконец выдавил он.
– На Капри. Соскучилась по Гаю.
– Ты? Соскучилась по Калигуле? Не обманывай своего супруга, дорогая. Скорее всего, Клавдилла поманила тебя пальчиком, и ты готова нестись за ней на край света. Мне нравится ваша дружба, но это уже слишком, Ливилла. – Последнюю фразу он произнес строгим голосом и сердито посмотрел на жену.
– Нет, Клавдилла здесь ни при чем. Она даже не знает, что я затеяла. Если ты никому не проговоришься, Марк, даже своему брату, от которого не держишь секретов, я скажу тебе важную новость.
Виниций кивнул и ударил себя в грудь:
– Клянусь Марсом, ни одно слово не вылетит из моих уст.
– Мой брат и Юния собираются развестись.
Марк, пораженный, уселся на ложе и во все глаза уставился на Ливиллу. Она нагнулась к нему и прошептала:
– Она сама сказала мне об этом.
– Но… Они же так любят друг друга.
– Они-то любят, но цезарь благоволит к Клавдилле и ненавидит Гая. Это его повеление. Прежде чем по Риму разнесется эта новость, я хочу быть рядом с братом, чтобы поддержать его и помочь достойно встретить удар. Наша семья и так пострадала от козней Тиберия. Отец, мать, старшие братья. Я боюсь, что следующим в этом кровавом списке станет Калигула.
– Не говори глупостей, жена. Он официально назначен наследником вместе с Гемеллом.
Ливилла усмехнулась:
– Ты всегда был далек от интриг, Марк. – Она вздохнула. – И я, впрочем, тоже. Но мне искренне жаль Гая и Юнию, благодаря их любви я научилась ценить и твои чувства ко мне. Ты всегда был так заботлив, внимателен, щедр, прощал мои проступки. Я люблю тебя, Виниций.
Ливилла обвила руками шею мужа и горячо поцеловала его. Он крепко обнял ее и прижал к себе. Виниций чувствовал, как бьется ее маленькое сердечко, но вскоре перестал слышать эти частые толчки, потому что их сердца забились воедино, благословленные самой прелестницей Венерой.
Наконец он тихонько высвободился, внимательно посмотрел в ее серые глаза, где светилась безграничная любовь к нему и слабо мерцал огонек тревоги, и твердо сказал:
– Мы едем вместе.
Ливилла слабо вскрикнула и радостно поцеловала его.
Но вместо того чтобы поспешить с отъездом, они выехали лишь к вечеру следующего дня, не зная, что раб с письмом от Друзиллы уже высадился в скалистой гавани острова Капри.