Гнев Калигулы понемногу остывал. Слова Клавдиллы подействовали успокаивающе, и он, не сопротивляясь, вышел, когда она взяла его под руку и жестом дала знать, что хочет говорить с ним.
Но Гай, оказавшись с ней наедине за занавесями ойкоса, уже не был настроен на серьезный разговор. Он без слов увлек ее на мягкое ложе и принялся осыпать страстными поцелуями. Клавдилла вначале с сердитым лицом отбивалась, но вскоре притихла, поддавшись его горячности.
– Я, наверное, схожу с ума, – смеясь, сказал Гай после недолгих любовных игр, – но стоит мне лишь посмотреть на тебя, как иступленное желание охватывает меня и больше ни о чем я не могу и помыслить, кроме твоего роскошного тела, высокой груди, стройных ног. А какое дивное у тебя лоно! Ты догадываешься об этом, моя звездочка? Малейшее воспоминание о нем охватывает огнем мою мужскую силу. Знаешь, иногда ночью я просыпаюсь, испуганный, рядом ли ты. Или вдруг наше счастье лишь привиделось мне, навеянное чарами жестокого Морфея? Твое легкое дыхание успокаивает меня, и я долго любуюсь твоим прекрасным лицом, нежно целую щеки цвета лилий, глажу волосы, подобные лунному свету, и чувствую себя самым счастливым из живущих на этой земле. И продолжение сна уже настолько легко для меня, потому что, засыпая, держу твою руку и вижу опять тебя, моя Венера, танцующей в прозрачной накидке.
Влажно заблестели глаза Юнии.
– Что ты, любовь моя? – встревоженно спросил Гай, трогая пальцем радужную капельку на лилейной щеке.
– Это слезы счастья, мой вечный возлюбленный. Это восхитительное чувство переполняет меня, когда слышу твой ласковый голос и чувствую твое дыхание на своей щеке. Ведь и я пробуждаюсь часто и в полутьме долго смотрю на твой гордый профиль, и не всегда верю в явь, что моя детская любовь пережила разлуку и сохранилась нетронутой. И ужас охватывает меня при мысли, что мы могли бы никогда не свидеться вновь.
– Ужели ты думаешь, что не сумей я уговорить Тиберия, то не помчался бы в Александрию искать тебя? Так или иначе, но мы были бы вместе. Даже не мы решали нашу судьбу, ее определили боги с нашего рождения.
Еще долго шептал Гай слова любви, пока шаги за занавесями не спугнули влюбленных. Тихий кашель Харикла возвестил о его присутствии, и Юния почувствовала, как покраснели ее щеки – они опять нарушили его предписание воздерживаться от близости.
– Уходи, Харикл! Мы не занимаемся ничем запретным, – соврал Калигула, и тихие шаги удалились, нарушив очарование уединения.
Юния сразу посерьезнела, вспомнив о несчастной Агриппинилле.
– Что будем делать с твоей сестрой? – спросила она, прижимаясь к супругу.
– У меня нет слов о том, – сердито сказал Гай.
– Сделанного не воротишь, – ответила Клавдилла. – Главное, что она не успела нанести вред ни себе, ни ребенку. Ты должен понять ее отчаяние, после того как Агенобарб так опозорил ее.
– Несносный Домиций! – досадливо протянул Калигула. – Тюрьма так и не научила его ничему. Он по-прежнему кутит, пьянствует и вдобавок ко всему на чем свет стоит ругает Макрона. Его гложет ярость при мысли, что тот отпустил его на свободу и по неизвестной причине замял дело. Несмотря на мою былую привязанность к этому свирепому вепрю, я считаю, что он не имеет ни малейшего права издеваться над моей сестрой, к которой ты, я вижу, благоволишь. Я разведу их. Пусть живет во дворце и рожает своего ребенка здесь.
– Тебе известно, что он открыто живет с блудницей Пираллидой? Она опутала его своими чарами, он и дышать без нее не может.
– Домиций всегда отличался неумением находить золотую середину в своих поступках. Неужели ты не поняла этого, когда, влюбившись в тебя, он решил, что покорит тебя образом Аполлона, и всевозможными способами, невзирая на насмешки, пытался достигнуть поставленной цели. Он даже забыл, чья ты невеста. Слава Гимену, я был так уверен в тебе, что даже не счел нужным омрачать нашу любовь ревностью.
– Не переводи разговор опять на любовную тему, дорогой. Меня на данный момент заботит твоя сестра. К сожалению, мы так поздно нашли общий язык. Из всех сестер она более других подходит мне по духу. Ливиллу, конечно, я тоже люблю, она так добра и верна, к тому же проявила решительность, когда Друзилла пыталась устроить против меня заговор, обвинив в связи с Макроном и едва не разрушив своим письмом наши планы. С ней-то я уж точно никогда не помирюсь, – твердо закончила свою речь Клавдилла.
– А что ты хочешь услышать от меня, голубка? Я же сказал, что разведу их. Пусть себе блудит с Пираллидой, для этого он и эта гетера родились на свет. Я не смогу запретить ему предаваться с ней любви хотя бы из чувства многолетней дружбы. Я дам возможность Агриппинилле после рождения ребенка самой выбрать супруга, который придется ей по душе. Тогда Тиберий поженил их почти насильно, – сказал Гай.
– Так ты ничего не предпримешь против связи Агенобарба и Пираллиды? – зло сощурив глаза, спросила Юния.
– А к чему? Он волен поступать как ему захочется. Я лишь огражу от него сестру. Ей давно надо было пожаловаться Тиберию на его побои и издевательства, но она терпеливо все сносила. Это все. Давай больше не будет возвращаться к этой теме.
Юния поняла, что настаивать не стоит. Если Гаю нет дела, то она не сможет заставить его изменить решение. Даже если Пираллида прибегла к недозволенным чарам, то делу еще можно помочь. Но Агриппинилла вряд ли захочет возвращать супруга к домашнему очагу. Что ж, быть по сему. Она, как верная жена, послушается мужа и бросит эту затею, посвятив себя заботе о своем ребенке и ребенке Агриппиниллы.
Гай, заметив, что она оставила разговор о Домиции, принялся уговаривать ее поехать с ним на скачки. С некоторых пор это стало его страстным увлечением. Теперь в Большом цирке проводилось по двадцать заездов каждый день, и Калигула увлеченно делал ставки на «зеленых». Инцитат, левый пристяжной, подаренный Юнией, неизменно выигрывал, ведомый умелой рукой Евтиха. До Клавдиллы доходили от Каллиста размеры сумм, которые жаловал возничему ее супруг. Но она закрывала глаза на эти огромные траты, ведь Гай волен поступать как вздумается. К тому же гладиаторские бои и травли диких зверей, устраиваемые в ее честь каждую нундину, всякий раз были все роскошней. А уж кровавые схватки Юния любила больше, чем театральные представления.
Гай вернул всех актеров, изгнанных Тиберием, и даже выплатил им деньги за все годы, что они не играли. Мнестер и Аппелес процветали, каждому был пожалован дом за счет государственной казны, и в театре Помпея они распоряжались всем, выбирая, если не было заказов, свои пьесы для постановки.
Но после всех его ласковых слов она, конечно, согласилась отправиться с ним в Большой цирк, презрев свои дневные дела. Обычно в этот час они с Каллистом просматривали счета, а затем она по поручению Гая перебирала списки всадников, скрупулезно собирая сведения о каждом. По примеру Августа Калигула затеял пересмотреть списки обоих сословий с целью выявить недостойных и исключить их. Эта длительная ежедневная работа занимала у супруги императора по три часа. Сенаторскими списками Гай занимался сам или вместе с Макроном, и иногда это происходило в перерыве между заездами.
В преддверии майских календ Рим запестрел цветами и разноцветными женскими нарядами. Начались беззаботные дни Флоралий. Квириты веселились от души, не успевая посещать все развлечения, устраиваемые императором. На форуме и площадях вовсю шли представления. Актеры, съехавшиеся со всех уголков Римской империи, тешили взоры гуляющих незатейливыми мимами и смешными ателланами. Канатоходцы, фокусники, жонглеры и дрессировщики за несколько дней буквально наводнили Рим. Почти на всех перекрестках наскоро сооружались деревянные помосты, где и выступали актеры.
Юния без конца выглядывала из носилок и требовала остановиться, чтобы посмотреть едва ли не каждое представление, попадавшееся на пути. Она была в восторге от веселых ателлан и грубых масок актеров. Там на углу показывают сельскую свадьбу, там – о лекаре, на другом углу – о рыбаке, прямо напротив – рассказ о деревенщине, попавшем в Рим. Хохот гремит со всех сторон. Щедрой рукой одаривает Клавдилла всех участников ателлан.
Калигуле пришлось надолго задержаться внизу форума, уже перед Большим цирком. На широком помосте, в изобилии увитом цветочными гирляндами, показывали мим Лентула о Лавреоле, главе разбойников. Конечно же, Юния не могла пропустить интересного зрелища и восхищенными глазами наблюдала за действием, стоя посреди толпы и сжимая руку Гая. Римляне восторженно приветствовали императорскую чету, и вскоре более тысячи зевак стеклось к месту представления.
Калигула умело скрывал свою досаду, глядя, как радуется Юния. Он с трудом дождался финала, когда на кресте распинали преступника, по обычаю заменявшего актера, и еле-еле увел жену, во что бы то ни стало желавшую понаблюдать за агонией казненного.
В цирк они попали уже к шестому заезду. Едва отдернулся пурпурный занавес императорской ложи, бурная овация охватила толпу, и долго еще не стихали приветственные крики. Но стоило выехать квадригам соревнующихся, как наступил черед Юнии скучать. Теперь она снисходительно наблюдала, как счастливо блестят глаза Гая, когда его партия выигрывает у остальных цветов.
Но терпение ее было вознаграждено сполна, когда уже затемно, возвращаясь домой, Гай неожиданно произнес:
– Если ты так хочешь, я поговорю с Домицием о его связи с Пираллидой. Я не хочу больше видеть, как грустят твои прекрасные глаза.
Юния не ответила, а только крепче прижалась к нему и счастливо улыбнулась. «Люблю, люблю, люблю», – подумала она.
LXIV
Опускались сумерки, забирая весеннее тепло. Рабы суетились, грели большую печь, проверяя, все ли покои наполняет горячий воздух. В доме было тихо: сегодня здесь не ждут гостей. Госпожа Энния уехала во дворец на Палатине, она все больше времени проводит там, оставляя дом ради подруг и великолепных пиршеств императора.