— Куда мы направляемся? — спросил он, понимая, что они держат курс на Рим, но желая узнать подробности и убедиться, что Аттик точно знает, как туда добраться.
— Мы плывем на север по Тирренскому морю вдоль торгового пути в Неаполь. Чуть южнее этого города мы упремся в берег, а затем повернем на северо-запад и пойдем вдоль побережья к Риму.
Септимий отметил непринужденную уверенность капитана.
— Мне еще не приходилось плавать так далеко от берега, когда не видно земли, — добавил центурион. Море казалось ему одинаковым, и взгляду не за что было зацепиться.
Аттик повернулся к другу, и губы его растянулись в улыбке.
— А я впервые оказался далеко от берега в восемь лет, — заметил он. — Один. Ловил с лодки рыбу у самого берега, когда поднялась буря. Парус могло сорвать, но я сумел закрепить его и боролся с ветром до самой ночи. К тому времени меня унесло в открытое море.
— И как же ты выжил? — спросил Септимий, пытаясь вспомнить себя в восьмилетнем возрасте.
— Нашел дорогу домой по звездам, — спокойно ответил Аттик.
Капитан мысленно улыбнулся столь краткому описанию своего спасения, в котором не нашлось место ужасу, который он тогда испытывал.
— В восемь лет ты умел ориентироваться по звездам? — Центурион сомневался, что восьмилетний ребенок способен постичь эту сложную науку.
— Септимий, одно из первых моих воспоминаний детства — это рассказ деда о звездах. Он говорил, что они самые верные союзники рыбака в борьбе против переменчивого моря. Море ненадежно, а звезды всегда на месте, и рыбак может доверить им свою жизнь. Я доверился им в ту ночь и спасся.
— Нет, мне нужна земля и твердая почва под ногами, — сказал Септимий, прекрасно понимая, что никогда не сможет тягаться с Аттиком, который всю жизнь провел в противоборстве с морем, каждый раз одерживая победу.
— А мне — свежий ветер и добрый корабль, — ответил Аттик.
Улыбнувшись, Септимий спустился на главную палубу, на которой уже выстроилась его центурия. Люди были подавлены: они испытывали стыд за то, что вчера уклонились от боя. Септимий почувствовал их настроение. Режим — главный союзник командира, и для морских пехотинцев Септимия каждый день начинался с боевой подготовки. Через полчаса они уже будут обливаться потом, выполняя упражнения, а необходимость сосредоточиться избавит их от сомнений. Легионеры отрабатывали приемы боя уже не раз, но Септимий настаивал, что урок, который когда-нибудь может спасти им жизнь, следует повторять снова и снова.
Пот струился по спине центуриона, когда он остановил учебный бой со своим опционом Квинтом. Молодой легионер тоже тяжело дышал — отражение стремительной атаки Септимия истощило его силы.
— Хорошо, — отдуваясь, сказал Септимий, — очень хорошо.
Вокруг них морские пехотинцы разбились на пары и сражались учебными деревянными мечами, которые укрепляли мускулатуру, а также оставляли синяки на руках и ногах тех, кто не проявлял должной ловкости. Септимий заставил их отрабатывать обратный выпад, и теперь легионеры добавили этот прием в свой постоянно обогащавшийся арсенал.
— Принимай командование, Квинт, — сказал Септимий, поднимая тунику, сброшенную час назад, когда солнце уже достаточно высоко поднялось над горизонтом.
Центурион направился на кормовую палубу. Прохладный морской бриз освежал загорелое тело, а настроение после утренней тренировки явно улучшилось.
На корме у поручней стоял консул, а рядом двое телохранителей и нубийский невольник. Пересекая главную палубу, Септимий почувствовал оценивающий взгляд Сципиона и увидел, как тот повернулся и что-то сказал неподвижному нубийцу. Раб кивнул, не отрывая взгляда от Септимия. Центурион взобрался по трапу и направился к Аттику, стоявшему у румпеля. Капитан отдавал распоряжения команде. При приближении Септимия они разбрелись по судну, и каждый принялся выполнять поручение капитана. Аттик поднял голову и окинул взглядом широкий парус. Этим почти инстинктивным движением он постоянно проверял положение полотнища, направление ветра, натяжение канатов бегучего такелажа и еще множество мелочей, от которых зависит движение судна.
— Давно консул тут стоит? — спросил Септимий.
— С полчаса. Наблюдал за тренировкой твоих людей. Похоже, обсуждает упражнения с рабом.
Септимий кивнул; еще до того как слова были произнесены, он понял, что его позовут.
— Центурион!
Услышав голос консула, он повернулся и увидел, что тот манит его к себе. Септимий пересек кормовую палубу и встал навытяжку перед Сципионом.
— Твои люди производят впечатление. У них хорошая подготовка, — тихим голосом произнес консул, но в его тоне чувствовался вызов.
— Благодарю, консул.
Сципион, казалось, внимательно изучает стоявшего перед ним Септимия и мысленно оценивает некие обстоятельства, известные только ему.
— Я хочу, чтобы ты сразился с моим рабом. Он гладиатор из принадлежащей мне школы и с удовольствием примет вызов.
— Благодарю за доверие, консул, — ответил Септимий, еще раз отсалютовал Сципиону и повел Халила на главную палубу.
По дороге он поймал взгляд Аттика. Капитан обучал Септимия искусству боя один на один, когда центурион впервые ступил на палубу «Аквилы», но через три месяца бывший легионер уже превзошел капитана в искусстве фехтования. Аттик, давно не видевший побежденного Септимия, широко улыбнулся, предвкушая удовольствие.
Завидев приближающуюся пару, морские пехотинцы прервали тренировку. Намерения этих двоих были очевидны. Септимий снова сбросил тунику и принялся разминаться. Легионеры проворно выстроились полукругом на носовой части палубы, чтобы все могли наблюдать за схваткой. Послышался шепот — это заключались пари — и подбадривающие крики, которые заметно усилились, когда Халил тоже снял тунику, обнажив мощный торс. Ставки вновь изменились после того, как раб взял деревянный меч. Ловкость его движений свидетельствовала, что он хорошо знаком с этим оружием. Бойцы сошлись в центре палубы, и жизнь на судне словно замерла.
— Как твое имя, раб? — Последнее слово Септимий произнес презрительно, стремясь разозлить противника.
— Халил.
— Ну, Халил, сейчас я преподам тебе пару уроков.
Дразня противника, Септимий сместился вправо, описывая окружность на расстоянии двух вытянутых рук.
— Только после того как я опозорю тебя перед твоими людьми, римлянин, — с угрозой в голосе ответил Халил.
Септимий удивился угрозе, а также уверенности раба, осмелившегося так агрессивно разговаривать со свободным человеком.
От Халила не укрылось удивление центуриона, и нубиец использовал благоприятную возможность для атаки. Захваченному врасплох Септимию пришлось отступить — удары нубийца оказались быстрыми и точными. Центурион мысленно выругал себя за потерю бдительности; примитивный трюк противника отвлек его, открыв для стремительной атаки.
Септимий отбил меч нубийца и нанес удар, нацелившись в нижнюю половину тела противника, чтобы вывести его из равновесия и самому перейти в атаку. Через несколько секунд он понял, что перед ним достойный противник. Центурион, не расстававшийся с мечом много лет, опытом значительно превосходил Халила, но большую часть времени он сражался в строю и только последние десять месяцев упражнялся в единоборстве. Халил тренировался в два раза дольше, и его наставниками были лучшие гладиаторы, нанятые на деньги Сципиона. На стороне Септимия были чувство равновесия и точный расчет, но нубиец превосходил его в технике фехтования. Каждый из бойцов стремился использовать свои преимущества.
Септимию пришлось вновь отступить перед серией из двенадцати ударов, которые непрерывным потоком обрушил на него противник и которые дважды преодолели защиту центуриона. Один удар пришелся в корпус, другой — в верхнюю часть бедра. При каждом пропущенном ударе Септимий с трудом сдерживал стон: тяжелый деревянный меч оставлял на коже багровые синяки. Центурион ответил контратакой, и, хотя его удары были не такими искусными, как у нубийца, Халилу пришлось приложить серьезные усилия, чтобы уклониться от меча противника.
Септимий продолжал наступать, не давая нубийцу передышки между атакой и контратакой. Неослабевающий ритм схватки постепенно начинал сказываться, и Халил громко вскрикнул, когда рукоять меча Септимия с силой вонзилась ему в живот. Яростно зарычав, гладиатор снова бросился вперед, но центурион, используя для защиты свое превосходное чувство равновесия, заставил его раскрыться на последнем ударе и воспользовался этой возможностью для новой атаки.
Аттик молча наблюдал за поединком, облокотившись на поручень кормовой палубы. В самом начале он вместе с остальной командой подбадривал Септимия, но теперь умолк и с восхищением смотрел на бойцов. Это были равные противники. Через десять минут схватки рука Халила, державшая меч, явно устала. Его выпады потеряли прежнюю стремительность, но непрерывная серия ударов оставалась смертельно опасной, и Септимий с трудом отбивал очередную атаку.
Оба обливались потом, и каждый удар сопровождался хриплым стоном как нападающего, так и защищающегося. Решающий удар еще не был нанесен, но на теле обоих бойцов появились отметины — там, где противнику удалось преодолеть защиту.
— Стойте!
Все повернулись туда, откуда прозвучала команда, за исключением двух бойцов, которые едва заметно отстранились, не отрывая взглядов друг от друга и тяжело дыша. Сципион спустился на главную палубу и подошел к противникам. Затем медленно окинул их взглядом, словно оценивая. Он явно пытался представить исход прерванного боя.
Перед схваткой Сципион не сомневался в превосходстве Халила. Но уже через несколько секунд после начала боя его опытный глаз заметил главный недостаток нубийца. Гладиаторы редко бились насмерть, особенно бойцы уровня Халила: состязались они в основном в искусстве фехтования. Центурион же много раз смотрел в лицо смерти и не умел сражаться иначе. Центурион должен был убить, чтобы не быть убитым, а гладиатор сражался до первой крови, после чего объявлялся победителем. Не подвергаясь смертельной опасности, Халил никогда не сможет сравниться с центурионом. Однако Сципион не сомневался: если на кону будет стоять жизнь, Халил сумеет обуздать свою ярость, и тогда против него не устоит никто, не говоря уже о тупом центурионе морских пехотинцев.