От упоминания про тараканов Женю передернуло.
– Эта самая мамаша, – продолжил майор, – хотя и молодая, но достигшая последней степени деградации. Вижу, тут от нее ничего не добьешься. Мы ее в вытрезвитель. Когда она очухалась, допросили. Ребенок у нее действительно имелся. Но вот куда он делся?.. Она утверждает: украли. При этом путается в показаниях, явно врет. То возле гастронома «Центрального» увезли коляску, то никакой коляски не было. Мол, положила она его на пустой лоток возле магазина, побежала за бутылкой, а когда вышла… Ну и так далее. Судец вдруг спрашивает: "А может, ты его кому по пьяни продала?" И, по-моему, в точку попал. Пиши, говорю, заявление.
Но она отказалась. Подумала пяток минут. Потом, естественно, слезу пустила, затряслась. Это они умеют. Наврала, кричит. Хотела немного подработать. Кореша надоумили, иди в газетку, расскажи, что пацана сперли. На бутылку дадут. Так, мол, и поступила. Так где, спрашиваю, ребенок? Мамке отдала. Мамка, мол, приезжала… Ну и давай плести всякую околесицу. Я потребовал назвать адрес матери. Она залопотала: мать живет в деревне, а в какой, она не знает, потому что мать недавно переехала.
– И проверять не стали показания? – поинтересовался Дымов.
– Все собирался… – Буянов вздохнул.
– Так ты думаешь, этот… в ванной и есть пропавший младенец?
– Очень возможно. Рудик! – обратился Буянов к Судецу. – Ступай, опроси соседей. А твое мнение, Белова? – повернулся он к Жене, одиноко стоявшей в коридоре. – Что тебе удалось узнать?
– То, о чем мне рассказывали, тоже не очень правдоподобно, – начала Женя. – Якобы в нашем городе издавна существовала оккультная секта, поклонявшаяся темным силам. Кстати, родственник Вержбицкой будто бы и являлся ее главой.
– А эти сатанисты, оказывается, действительно существуют, – неожиданно вступила в разговор Малевич. – Недавно своими глазами по телевизору видела. Какие-то пацаны, по-моему, в Симферополе, объявили себя поклонниками дьявола, устраивали на кладбищах бесчинства, оскверняли могилы, выкапывали человеческие останки… Просто в голове не укладывается! Сообщили, что и родители были в курсе их забав. До чего докатились! А ребенок зачем?
– Как же! Непременный атрибут черной мессы, – пояснил Дымов.
– Ты, Петр Иванович, как будто в курсе предмета, – заинтересовался Буянов. – Что это за черная месса? Растолкуй, если знаешь.
– Черная месса – один из сатанинских ритуалов. Дьяволопоклонники собираются в каком-нибудь укромном месте: в лесу, уединенном доме или, допустим, на кладбище и устраивают обряд некоего мистико-эротического свойства.
– Младенец-то им зачем?!
– Убивают они его, Николай Степанович! Младенец обязательно должен быть некрещеным. В жертву приносят. Сатане.
– Рудик, нашел кого-нибудь? Допросил?
– Никого, Николай Степанович. Весь подъезд словно вымер. Никто не открыл. Ни на этой площадке, ни вверху, ни внизу.
ДЕЛЬНЫЕ МЫСЛИ
Дымов сказал:
– Давайте отпустим машину, а сами найдем участкового и попытаемся суммировать все, что нам известно.
– Не возражаю, – отозвался майор.
– Белова тоже должна принять в этом участие, – добавил следователь.
Буянов кивнул. И попросил Женю позабыть обиду, рассказать подробнее о том, что ей известно.
Женя рассказала о посещении института, о том, что узнала там.
– Куратор группы, ее фамилия Филиппова, вспомнила, что у Вержбицкой имелась подруга, некая Семиградская, внешне довольно на нее похожая. И у меня возникло предположение, что убита вовсе не Вержбицкая, а именно эта Семиградская.
– Интересно, – заметил Дымов.
– Я раздобыла фотографии обеих девушек. Они здесь, в сумочке…
– Молодец, – одобрил майор.
– …потом пошла в паспортный стол, получила адрес Семиградской и сразу сюда. Дверь в квартиру оказалась открытой, я и вошла…
– Очень интересно, – заявил Дымов, – а ты, Николай Степанович, недоволен такой оперативностью, я бы сказал, дотошностью.
– Я недоволен самодеятельностью! – рявкнул Буянов. – И не пытайся ее выгораживать!
– Не буду, не буду… А вот ты упоминала про секту, кто-то вроде тебе намекал…
– У меня есть знакомый парень, так вот его дед – специалист по истории Тихореченска, местный краевед. Вот он мне и рассказывал про семейство Фурнье и про истории, связанные с этой фамилией.
– Так-так. – Дымов потер кончик носа. – А как фамилия этого деда-краеведа?
– Звать его – Евгений Кузьмич, а вот фамилия?.. Пашкину я знаю – Перстов, может, и дед тоже Перстов.
– И что же рассказал этот Евгений Кузьмич? Только кратко.
– Давайте обобщим, – выслушав сообщение Жени, произнес майор. – Что мы имеем? Убивают эту Вержбицкую. Лицо изуродовано. Опознание проводилось поспешно. Ни у кого не возникло сомнений, что убитая именно Вержбицкая.
– Точно, а почему? Кто производил опознание?
– Соседка из квартиры напротив, ведь родственников у Вержбицкой нет. По-моему, еще кого-то приглашали, не помню. Все в один голос: она, Светочка. В кармане плаща какие-то квитанции на ее имя. Потом отпечатки пальцев. Отпечатки в квартире убитой и отпечатки у трупа идентичны. Ну и так далее. Повторное опознание провести невозможно, труп, как ты знаешь, кремирован.
– Хорошо, идем дальше. Следующее преступление. Обезглавленное тело на кладбище. Этот, как его?..
– Давыдов.
– Ага. Сутенер Вержбицкой?
– Вроде того. Полной уверенности опять нет. Вон она разбиралась. – Буянов кивнул на Женю.
– Еще один труп – кладбищенский сторож. Тоже обезглавлен. Голова до сих пор не найдена. Во всех трех случаях есть намек на сатанизм. Слишком навязчивый, на мой взгляд, намек. Вспомните, убитый сторож еще на кладбище прямо-таки из кожи лез вон, чтобы доказать нам: мол, это проделки дьяволопоклонников. У этого Давыдова полный дом сатанинской атрибутики. А теперь здесь. Этот младенец… картинки на стенах… Если действительно мы имеем место с сектой, то, как показывает практика, подобные организации очень хорошо законспирированы. Это не какие-нибудь юнцы, которые раскапывают могилы и коллекционируют черепа.
– А если это работа как раз таких юнцов? – поинтересовался майор.
– Три убийства! Одно другого хлеще! Не похоже. Хотя…
– Вот именно – хотя. Я и сам сильно сомневаюсь в существовании секты. Но допустим, она действительно существует. Кто жертвы? Отколовшиеся, нарушившие обет молчания? Но ни о каком разглашении нам не известно.
– Именно. Зато имеется кассета…
– А что кассета? Мне кажется, ее специально нам подсунули.
– С какой целью?
– Скомпрометировать власть имущих.
– А почему нам, а не этому уроду Маковникову? Ведь он бы наверняка предал ее содержание гласности, а у нас, как выражается тот же Маковников, она может потеряться в недрах административного аппарата. Зачем это дурацкое похищение вон ее и опять же Маковникова?
– Пытаются отвлечь…
– От чего?! А может быть, наоборот, привлечь к чему-то, на что мы не обращаем внимания. С кассетой вообще непонятно.
– Теперь Кавалерова…
– А при чем тут Кавалерова? Все, что с ней связано, на мой взгляд, вообще из другой оперы. У нее богатые родители… – Буянов запнулся. – Нет, мне кажется, история с Кавалеровой совсем не имеет связи с данными преступлениями. Смотрите, вон идет Судец с участковым. Э! Да я его знаю, это Никитин. Здорово, Костя.
– Приветствую вас, Николай Степанович.
– Понимаю, Костя, оторвал от телевизора, а может, и от рюмочки, но странные дела творятся на твоем участке. – Буянов осуждающе покачал головой.
– Мне Рудик, то есть Судец, рассказал… – забормотал Никитин. – Недоглядел.
– Это точно, что недоглядел. Но сейчас не будем разбираться, нет времени. Ты лучше расскажи, как это все понимать? В подъезде ни души, а может, притаились, не желают общаться?
– Подъезд, конечно, того…
– Что значит – того?! Говори толком.
– В нем постоянно никто не живет.
– Не живет? Как это понимать?
– Тут, как бы это выразиться… Дом свиданий, что ли…
– Не понял.
– Ну, бардачок. Одна фирма квартиры все скупила, обставила, ну и сдает богатым клиентам вместе, так сказать, с девушками. Приезжают сюда, развлекаются…
– А прописка? Владельцы жилья?
– Конечно, в квартирах обязательно кто-то прописан. Нельзя без этого. С этим все в порядке.
– Все в порядке, говоришь?! Бардак на участке у тебя функционирует, а ты говоришь "все в порядке"!
– Сейчас времена такие, – неожиданно твердо проговорил участковый, – статьи за проституцию у нас нет.
– За содержание притонов – статья 226!
– Это не притон. Тут все прилично – ни дебошей, ни поножовщины. Клиенты ведут себя очень скромно.
– Вон ты как запел! Клиенты! Ну молодец! Прямо хозяин этого, с позволения сказать, заведения. Греют тебя?
– Что вы?! Как можно!
– Понятно, не без этого. Иначе как объяснить твое поведение? Где информация?
– Я неоднократно сигнализировал…
– Кому ты сигнализировал?
– Да вашему парню. Валееву.
– Альберту?!
– Ему.
– Хорошо, с этим разберемся. Но пеняй на себя, коли врешь. Теперь давай по делу. Какая фирма владеет квартирами?
– Фирма называется "Нега".
– Ха-ха, «Нега»! Ну и названьице! Дальше?
– За этой «Негой», насколько я знаю, стоит Шакал.
– Хрен с ним, кто за ней стоит. В подъезде пятнадцать квартир. Так? Зачем им сразу столько, неужели все бывают одновременно заняты? Не поверю. Ты же сам говорил: все спокойно. Так, значит…
– Вы правы, Николай Степанович, одновременно заняты две-три квартиры. Ну самое большее – четыре. Но в них и просто живут те же… девушки. А не открывают потому, что или дома нет, или отсыпаются. К тому же они и не откроют без предварительного телефонного звонка.
– А с теми, кто живет в квартирах постоянно, вы знакомы? – поинтересовался Дымов.
Участковый кивнул.
– В квартире № 56?
– Наташа. Фамилия, кажется… Семиградская. Хорошая девушка. Добрая.