Глава 1
Среди равнин и болотистых лесов стоит Господин Великий Новгород. Одним видом своим внушал он могущество и твердость. Недаром на протяжении многих веков Новгород не позволял русским князьям полноправно владеть собой – всегда горожане его были себе на уме. И пусть покорился Москве сей город, родоначальник русской истории, все равно остались меж двумя твердынями неприязнь и соперничество, а новгородцев всегда считали алчными, жадными и коварными, готовыми в любой момент ударить в спину.
Архип наконец добрался сюда и узрел издали крепкую крепостную стену и возвышающиеся над ней купола выбеленных многочисленных храмов. Как и в Москве, слободки окружали по краям город, рассеченный широкой рекой Волхов. На другом берегу виднелся Новгородский Детинец, древнерусская крепость, перестроенная Иваном Великим и теперь кажущаяся вовсе неприступной со своими зубчатыми стенами и мощными башнями с шатрообразными деревянными верхами. Вот из него и виднелся легендарный Софийский собор, строенный еще Ярославом Мудрым. Здесь все дышало величественной стариной, в архитектуре ощущалась гордость и надменность самого города, будто не до конца смирился он с тем, что принадлежит Москве.
Архип долго добирался сюда, перебивался у добрых людей, помогая им по хозяйству. Одним даже оставил своего щенка – нечем было кормить. Далее примкнул к купцам, дабы защитить себя от лихих людей. И прибыл он в Новгород лишь в ноябре 1547 года. Уже начинались морозы, благо охотник один из глухой деревни отдал ему заячий тулуп, ноги Архипу перевязал суконными онучами.
Тускнеющий Новгород уже укрывала поземка, река покрылась тонкой коркой льда. А город все еще был многолюден, и гомон был слышен даже издалека. Глядя на купола Софийского храма, Архип перекрестился и пошел навстречу своей судьбе.
Чем больше Архип вглядывался в холодные, безразличные к чужому горю лица новгородцев, тем меньше надеялся он на место у огня и горячую еду в чьем-нибудь доме сегодня. И все же прав был отец – новгородцы другие, суровее и деловитее москвичей, и уж тем более всех прочих жителей Руси.
Сначала пробовал просить еды, ходя по переполненному торжищу, но замечал лишь раздраженные ответные взгляды, или вовсе выслушивал брань от бородатых мужиков.
Город сам вывел его к Софийскому храму, у стен которого сидели калеки и юродивые. Изредка перезвон колоколов заглушал их сумасшедший гомон. Вышедший из храма толстопузый купец, возвышающийся среди оравы детей разных возрастов, бросил в вытоптанный грязный снег горсть медяков. Тут же со звериным рычанием нищие бросились драться за них. Архип, ежась от озноба, страдальчески взглянул вверх на софийские купола и подумал неволей: «Господи, довольно испытывать меня!»…
Прислонившись спиной к выбеленной стене храма, медленно осел на землю, чем тут же обратил на себя внимание нищих и калек. Сначала они перешептывались меж собой, затем злостно всматривались в незнакомца, верно, помышляя плохое против него. Но Архипу было все равно, он, отчаявшись, закрыл глаза, и слезы катились по его черному от грязи лицу. Не сразу даже почуял, как кто-то встал над ним.
– Не похож ты на калеку! Чего расселся тут?
Архип открыл глаза, думая уже, что кто-то из здешних «постояльцев» хочет проучить его, но увидел крепкого, высокого старика в овчинном тулупе, с непокрытой головой.
– Есть нечего, подай, дедушка, – прошептал Архип неожиданно для себя.
– Ты чьих будешь? Холоп беглый аль кто?
– Из Москвы я бежал. Хата со всем городом сгорела, все мои погибли, а я…
– А ты пришел в Великий Новгород счастья искать? – перебив, усмехнулся дед.
– Вижу, нашелся сын твой! – услыхали они третий голос. Рядом стоял полуголый, грязный юродивый, коих особенно почитали на Руси и не могли не слушать их пророчеств. Но старик нахмурился, возмутился:
– Какой он сын мне? Сроду не было у меня детей!
– Теперь есть, кому дело свое передать, ты счастливый человек, Кузьма! – усмехнулся юродивый и побрел прочь. Архип удивленно глядел ему вслед.
– Вставай, иди за мной. Околеешь тут, и никто тебе не поможет. Или эти вот. – Дед покосился на нищих. – Сами тебя прибьют. Пойдем!
Еще не ведая, куда его поведут и чем придется заниматься, Архип с радостью вскочил и пошел следом за дедом Кузьмой.
Терем его стоял на отшибе, прямо при въезде в город. Архип смерил строение взглядом и подумал о том, что отцовский дом был куда скромнее. Но Кузьма повел Архипа не к крыльцу, а в небольшую пристройку, оказавшись в которой стало понятно, что это кузница. Посреди, рядом с бочкой, стояла наковальня, молот, щипцы и другие инструменты покоились тут же. Неподалеку находилась печь. В дальнем углу, в полумраке, на столе лежала кольчуга, разложены были множественные наконечники стрел.
– Подмастерьем моим будешь! – заявил Кузьма. – Так что учись сему ремеслу, да поскорее! А коли увижу, что станешь лениться или будешь плохо работать – выгоню, и живи как знаешь! Пойдем в дом! Щи погрею!
Вытерев нос рукавом тулупа, Архип зашагал следом за своим новым знакомым. Дом его был просторным, но пустым. Видно было по убранству, что когда-то за порядком здесь следила женщина. Судя по загону за печью, старик раньше держал скотину. На деревянных стенах висели пучки каких-то трав, в каждом углу – икона. Уютно запахло горящими дровами и повеяло теплом.
В жизни Архипа началась новая глава…
Все было готово к великим свершениям. И первым делом Иоанн решил покончить с вечным врагом России – Казанским ханством.
Давно уже, еще до рождения самого Иоанна, шла борьба между Москвой и Казанью. Вечные походы, войны сопровождались бесчисленными набегами татар. Три крупных осколка Золотой орды – Казанское, Астраханское и Крымское ханства веками пили русскую кровь. Их поддерживало еще одно сильное тюркское государство – Ногайская орда. На востоке у России был сильный враг.
Страшны были их набеги. Рязанская и Северская земли опустошены крымцами, в то время как казанцы жгли Галич, Устюг, Пермь, Вятку, Низовскую землю. Сколько крови и слез было пролито в тех краях! И, казалось, не будет конца мучениям русского народа…
Иван Великий сумел установить протекторат над Казанским ханством, но после его смерти началась война, которую Василий Третий проиграл, утеряв власть над Казанью, хотя он не переставал всячески влиять на ход событий, происходящих там – подкупал эмиров, а затем сажал на престол преданных ему ханов.
За полтора года до московского пожара русскому правительству удалось посадить на казанский престол своего сторонника – Шах-Али хана, касимовского правителя. Жаждущий заполучить казанский трон, он открыто признал то, что является верноподданным Москвы. Но вскоре Шах-Али был свергнут своим противником Сафа-Гиреем, чудом остался в живых и звал Иоанна в поход против узурпатора.
В близком кругу Иоанн после венчания на царство все чаще обсуждал возможность похода на Казань. Притом не обычный поход, который русские воеводы начинали едва ли не ежегодно лишь ради того, чтобы показать свою силу. Нужна была настоящая война, дабы навсегда покончить с Казанью.
Как правило, в ближний круг государя после московского пожара входили Адашев, Сильвестр, митрополит Макарий. Протопоп громогласным голосом внушал царю, что перед ним есть великая миссия – обратить в прах ордынцев и покорить восточные народы. Образованнейший Адашев упоминал о выгодах захвата Казани.
– Только подумай, государь, что сможем мы торговать с Ираном, богатым шелками. Купечество волной повалит по Волжскому торговому пути, перестав бояться кочевников. И землица у Казани какая, государь! М-м-м! Подрайская землица! Нет земли плодороднее! Нужна нам Казань, нужна!
Макарий считал войну с мусульманами священной:
– Пора, государь, вести войско на защиту святых церквей и православных! Доколе церкви на Руси от рук ордынцев гореть будут? Доколе народ православный страдать будет? Ты – их защитник! Тебе освободить суждено навеки христианство от басурман!
В ноябре молодой царь собрал большое войско и объявил о начале похода на Казань. Иоанн встал во главе своей рати. Уже думалось ему, как дрогнут татары от московских пушек, как придет знать казанская в ноги ему кланяться, как помнить будут о нем потомки как о победителе над вечным врагом православного народа.
Но когда войско двинулось из Владимира к Нижнему Новгороду, а оттуда вниз по Волге, внезапно потеплело и пошли сильные дожди.
– Государь, может, шатер установим? Чего мокнешь под дождем проливным? – говорил Иоанну его рында, брат царицы Данила Захарьин. Но Иоанн раздраженно отмахнулся, оглядываясь на свое войско, сраженное стихией. Пушки тянуть невозможно, ратникам тяжело было идти. Молились лишь об одном – чтобы перестало так нещадно лить! И не было конца затянувшемуся серому небу, холодные многочисленные капли били по головам постоянно. А ночью холодало, и многие в войске начали болеть.
Но поход продолжался. В один из дней, когда переходили Волгу, лед под ногами сотен русских воинов обрушился. Вместе с ними утонула большая часть пушек. Стиснув зубы, Иоанн смотрел на барахтающихся в ледяной воде ратников в тяжелых доспехах, видел их обреченные лица. Все они спустя мгновения пропадали в страшной черной бездне.
Стало понятно, что вести дальше целое войско крайне опасно – больше половины ратников болели, большая часть артиллерии потеряна. Был собран военный совет. На берегу Волги установили большой царский шатер, в котором собрались главные воеводы похода – Александр Горбатый-Шуйский, Семен Иванович Микулинский, Петр Иванович Шуйский, Михаил Иванович Воротынский, Иван Петрович Челяднин, Иван Иванович Пронский, Дмитрий Бельский. Подле царя был и Адашев с братом Данилой и отцом, ставшим недавно боярином. А позади, в белой, шитой серебром одежде, с золотым топориком в руках стоял еще один рында[21], сопровождавший царя – молодой Иван Мстиславский. И он, и все присутствующие и подумать не могли, что спустя лишь пять лет в новом походе этот знатный мальчик будет одним из главных воевод в царском войске…