– Мы не дрогнем! – вдруг громогласно выкрикнул воевода. – И выстоим до конца! Если нужно, отдадим свои жизни! Да, пусть наших воинов втрое меньше, чем тех, кого привел крымский хан! Но у нас есть наши храбрые, великие туляки! Они встанут плечом к плечу и будут отстаивать город! Как раньше, вставали целыми городами против татар! И на нашу долю, видимо, выдалась такая участь!
Его слушала толпа горожан, черных от копоти; у кого-то были опалены руки, волосы, бороды. Грустно опускали они свои головы, у некоторых в глазах стояли слезы.
– Собирайте ополчение! Берите в руки всякое оружие, что есть в доме! – продолжал Григорий Иванович. – Будем ждать Божьей помощи, братцы!
С этими словами он перекрестился и, взяв небольшую бочку с водой, отправился помогать воинам и жителям тушить пылающие дома.
И на следующий день хан продолжал обстреливать город раскаленными ядрами и камнями. Снова город вспыхнул. Затем татарское войско пошло на штурм, таща приставные лестницы. Свистели стрелы, хлопали пищали. Началась рубка. Вместе с воинами вышел сражаться и князь Темкин-Ростовский.
Почти восемь часов шла битва на стенах Тульского кремля. Много воинов полегло в той рубке, груда мертвых тел копилась у стен. Но не дали татарам пройти, и хан отозвал своих бойцов.
– Они слишком упорны, – сказал Девлет-Гирей своему родственнику Камбирдею. – Мы потеряли уже много людей. Сначала потратим на них все ядра, а затем бросим все войско.
– Но у нас все равно не останется сил, чтобы сражаться с войском царя! – возразил Камбирдей. – Говорят, оно огромно…
– Мы двинемся на Москву. Разорим ее тут же. Уверен, что царь забрал оттуда всех своих воинов! – торжествовал с усмешкой крымский хан.
Тем временем в Туле князь Григорий Иванович, едва держась на ногах от усталости и ран, собрал всех своих оставшихся бойцов. И они были уставшими и израненными. Перед князем стояло не более сотни человек.
– Это все? – удрученно спросил он. Помолчав, добавил Григорий Иванович заплетающимся от слабости языком:
– Стоять же будем до конца! Во имя нашего великого государя и Господа! Нет ничего величественнее, чем умереть за свою Родину! Внуки вспомнят о нас, надеюсь, добрым словом, вспомнят о нашем мужестве. Никто нас не спасет, не видно пока подмоги! Стоим сами, братцы. Не смыкайте глаз, стойте на стенах – татары могут напасть ночью! Да хранит вас Господь…
Шатаясь, князь сам поднялся на стену и взглянул в укрытое ночной тьмой поле, откуда были видны сотни костров, слышалась чужая речь. Несколько стрел с тугим свистом вылетели оттуда и ударились в каменную стену рядом с князем.
На рассвете уставшие русские воины увидели, что татары вновь готовятся к штурму. Григорий Иванович расхаживал по стене, подбадривал своих бойцов, обещал увидеться с ними на небесах, потом начал уговаривать туляков покинуть город тайными выходами, но отказались жители и, тоже взявшись за оружие, хватали топоры, вилы, ножи, рогатины, лопаты, дубины и вставали на стены рядом с воинами. Женщины и дети были готовы перевязывать раны, подносить воду, камни, снаряды.
И тогда вдали показались клубы пыли, приближающиеся к городу…
– Великий хан! – Лазутчик упал на ладони перед Девлет-Гиреем, уткнулся лицом в землю. – Сюда идет русское войско со стороны Москвы! Много их, великий хан!
Узкие глаза Девлет-Гирея вспыхнули, челюсть сжалась.
– Ты – позорный пес, сожравший своего отца! – взвизгнул он и начал стегать несчастного лазутчика плетью. Затем, оттолкнув его, встал, широко расставив ноги и прошипел:
– Поднимаемся! Уходим!
– Подмога идет, братцы!
– Прислал государь помощи! Господь сохранил нас! – ликовали туляки.
– Эй, гляди, татарва уходит! Хватай их, освободим пленных!
– Грабь обозы! Вперед!
И вооруженные жители выбежали из ворот и начали бить отступающих врагов. За ними ринулись и воины во главе с князем Григорием Ивановичем. Ослабленные страхом и суматохой, татары не могли отбиваться и тут же сдавались в плен, но озлобленные туляки не жалели их – проламывали черепа лопатами и дубинами, закалывали вилами. Освобождали измученных пленников, уже смирившихся со своей судьбой, захватывали пушки, пороховые бочки, обозы с продовольствием. Удалось захватить даже верблюдов и лошадей. Стремительно убегающий хан не позаботился о прикрытии тылов отступающего войска. Лишь выстрелы татарских лучников остановили напирающих ополченцев, многих побили стрелами, и тогда князь велел отступать в город.
Тула была спасена от разорения…
Только узнав о приближении к Туле войска крымского хана, Иоанн тут же отправил на подмогу городу полк Правой руки. Воеводы Петр Щенятев и Андрей Курбский, не останавливаясь, вели воинов к осажденной Туле, и вскоре уже видели отступающее от города татарское войско. За полком Правой руки шли также части Большого и Передового полков.
– Вперед! За ними!! – кричал Курбский, выхватывая саблю. На его лице блуждала полубезумная улыбка, глаза радостно светились. – Догнать их всех!
– Стой! Стой! – пытался осадить его Щенятев. – Давай хотя бы в город войдем, отдохнем малость!
– Ну уж нет! – раздраженно ответил Курбский, – Я не упущу их! Хватать их надо, пока бегут, не зная, сколько нас! Добить, чтобы не было сил снова идти сюда! И потому я командую – вперед!!
Татар нагнали у реки Шивороны, началась битва. Курбский первым влетел в толпу татар и принялся махать клинком во все стороны, нещадно бил врагов по головам, плечам.
– Обрати против них все войско, – говорил Девлет-Гирей мурзе Камбирдею, – задержи их, я отправлюсь за подмогой! Оставляю тебе своих лучших воинов.
С этими словами крымский хан, сопровождаемый малой группой всадников, исчез, а Камбирдей уже пытался собрать рассыпавшееся в панике войско.
Конь Курбского, взмыленный, изможденный от ран, рухнул на землю, но князь встал и сражался дальше, не замечая кровавых ран на теле. Пронесшийся возле него татарский всадник ударил его по шлему своей кривой саблей, расколов его. Пролетевшая стрела сбила уже плохо сидевший шлем, задев голову.
Щенятев видел, как Курбский упал на колени, а потом все его лицо залилось кровью. Не мешкая, ринулся воевода к нему на помощь. Воины сумели отбить раненого князя и вынести его из гущи сражения.
Татар теснили. Камбирдей видел, как в панике начинает бежать его войско. Не мог он вернуться к своему повелителю без победы. Мурза выхватил саблю и сам бросился в атаку, надеясь, что этим воодушевит своих воинов, прервав их хаотичное бегство, но после залпа русских пищалей завалился вместе со своим конем на землю – пули угодили ему в горло и грудь.
Вскоре татарам дали уйти, стреляя им в спину из пищалей. Войско крымского хана, превосходящее своим числом почти в два раза, было разгромлено полком Правой руки. Были спасены пленные, захвачен обоз самого Девлет-Гирея, много припасов.
Щенятев склонился над израненным Курбским, сказав:
– Андрей! Мы победили! Смотри, сколько обозов мы захватили!
Курбский натянуто улыбнулся и прошептал бледными губами:
– Нужно сказать государю… Нужно… продолжать поход…
И сознание его угасло.
После победы над крымским ханом марш царского войска продолжился. Долго совещались воеводы о том, каким путем идти, и наконец решили, что государь со своим полком, Сторожевым и Левой руки пройдет через Владимир и Муром, в то время как остальные полки пойдут через Рязань, чтобы прикрыть южные границы от очередного нападения. Условились соединиться перед Свияжском. Одновременно по приказу Иоанна выступил туда и Шах-Али со своим войском.
Значительная часть Большого полка передвигались по Оке на плотах. Там были и Архип с Добрыней. С песнями плыли русские ратники, на ходу ловили рыбу, здесь же умывались речной водой, спасаясь от жары, тут же справляли свою нужду…
Вскоре исчезли вдруг величественные и родные русские леса. Кое-где виднелись редкие сосны, березы, липы, трава редела, а земля все более походила на песок. Чувствовалось Архипу, что все здесь как-то иначе, чуждо, даже сам воздух другой.
Четвертого августа войско, соединившись, достигло реки Суры. Здесь к царю привели послов от жителей Нагорной стороны. Они принесли с собой дары и клялись в верности своему новому покровителю, обещали принять участие в дальнейшем походе на Казань. Иоанн пригласил их к обеду. С одной стороны сидели все главные воеводы, с другой – послы Горных людей. Посередине во главе стола сидел сам царь. Он велел угощать их, обещал милость и надеялся, что народы, присягнувшие ему, будут так же храбро сражаться, как и русские воины. В итоге к походу присоединилось около двадцати тысяч бойцов из черемис, чуваш и татар.
На следующий день войско перешло реку Суру и продолжило свой поход к Свияжску, в который царь прибыл тринадцатого августа. Здесь его торжественно встретили воеводы Горбатый-Шуйский, Семен Микулинский, Данила Захарьин. Под церковные пения Иоанн сошел с седла, перекрестился. Счастливый, смотрел он на хорошо укрепленную крепость, на месте которой еще полтора года назад был редкий сосновый лес. Позади – тяжелый, но успешный переход длиной восемьсот верст.
Впереди – Казань…
На следующий день был созван большой военный совет, в котором участвовали все воеводы и бояре, находящиеся в войске. Государь сидел в красном кафтане, перетянутом золотистым кушаком; лицо его, гладко выбритое, потемнело от солнца, кудрявые темно-рыжие волосы выгорели и стали светлее. Отчетливо выделялись его выразительные, ясные глаза.
По правую руку от Иоанна восседал его двоюродный брат, старицкий князь Владимир. По левую – любимец Адашев. Прибыл по приказу царя и Шах-Али. Он вошел, задрав подбородок, в покрытых золотом доспехах, перья павлина украшали его шлем. На лице неизменный надменный взгляд. Нехотя воеводы и бояре поприветствовали его, поднявшись со скамей. Многие уже ненавидели Шах-Али за напыщенность, которой он, будучи куклой в руках русского царя, даже не заслуживал.