Полк Правой руки Курбского и Щенятева, обойдя город с западной стороны, переправились через реку Казанку и заняли болотистую равнину с севера у Муралеевых ворот, готовые там встретить возможные атаки черемис с тыла. Именно на их стороне в городе стоял ханский двор, защищенный каменной стеной, и татары здесь обильно обстреливали полк пищалями и стрелами.
– Потрепали меня уже, – сказал себе Курбский, глядя на позолоченные купола дворца, – не дотянутся.
И в этот миг пехотинцы, идущие около него, повалились в траву. Не сразу заметил князь, как и его коня поразили две стрелы – они воткнулись ему в круп. Курбский, едва не выброшенный из седла, с трудом успокоил животное. Когда подходили к реке, он оглянулся. По пути в траве виднелись тела – дорожка из трупов, тянущаяся вдаль.
– Растянуться вдоль побережья! Укрепляемся! – командовал Щенятев уже на другом берегу реки. Торопливо и взволнованно промокшие пехотинцы занимали позиции, пригнувшись, не сводя глаз с городских стен Казани и возвышающихся над ними полумесяцев мечетей и дворцов.
Курбский тем временем отдавал приказы коннице, которая должна была прикрывать пехоту со стороны возможного нападения других противников. Оглядываясь, размышлял Щенятев, нахмурившись: «По очереди коли атаки будут – выстоим, даст Бог. А если с двух сторон, то сложим тут свои головы все…Никакое подкрепление дойти не успеет, переправа тяжелая…»
Так полк оказался в самом опасном участке, отрезанный от остального войска.
Северо-западную сторону, напротив Аталыковых ворот занял Сторожевой полк Семена Шереметева и Василия Серебряного. Он протянулся по берегу Казанки вплоть до Муралеевых ворот. Они видели, как на противоположном берегу сосредотачивался полк Курбского и Щенятева.
Полк Левой руки Дмитрия Микулинского и Плещеева встал на юго-западной стороне, готовый к атаке на Крымские ворота. Именно позади этого полка укрепился Государев полк с резервами. Стоя на небольшом возвышении возле своего шатра, Иоанн наблюдал, как расходится вокруг города его войско.
Ертаулы под командованием воевод Троекурова и Пронского-Шемякина двинулись вдоль городских стен, налаживая пути для наступающих полков. Они построили мосты через Булак, хотели идти дальше, но неожиданно через открывшиеся городские ворота вышел большой отряд татарской конницы числом более пяти тысяч. Их нестройный марш замыкала десятитысячная толпа пехоты.
– Братцы, конница прямо на нас! Держись! – доносилось со всех сторон. Полк дрогнул, потому первые ряды были просто сметены конницей. Врезаясь, татары нещадно рубили стрельцов саблями, затем отступали и, носясь вокруг полка, поливали его градом стрел. Подоспевающая татарская пехота бежала уже по ковру из трупов, готовясь окончательно смять полк, но встретили вдруг упорное сопротивление. Завязался жаркий, неравный бой.
Вовремя развернули свои силы воеводы Троекуров и Пронский-Шемякин, врезались со свежими силами в татарские ряды и тут же смяли их. Дрогнувшие татары начали отступать в город, но дети боярские неслись за ними и беспощадно рубили их. Лишь выстрелы со стен города отогнали русских конников обратно.
Вылазка казанцев была отбита с большими потерями для них. Оставили они и многочисленных раненых. Иоанн велел не убивать их и взял много пленных. Ертаул же продолжил свое движение вдоль городских стен.
Тем временем Большой полк Мстиславского и Михаила Воротынского переправлялся через небольшую реку Булак по наведенным мостам, занимал южную и южно-восточную сторону, словно брал город в тиски. Тут же сосредотачивались отряд Шах-Али и полк старицкого князя Владимира. Поодаль, у Арского леса, Мстиславский расставил сторожевые отряды, которые должны были сообщить о возможном нападении с востока отрядов хана Япанчи…
Замыкал кольцо окружения Передовой полк Ивана Пронского и Дмитрия Хилкова. Соединившись с ертаулом, полк растянулся вплоть до реки Казанки, где на противоположном берегу уже стояли воины Курбского и Щенятева.
Воеводы Горбатый и Микулинский стояли рядом с государем, объясняли ему, почему было выбрано такое расположение полков – русское войско при полном окружении города было готово к возможным нападениям с тех территорий, которые не контролировались ими. К тому же оставляли за собой главную коммуникационную линию – Волгу, по которой из Свияжска шли припасы. Приоткрыв рот, Иоанн, оглядывая эту величественную картину, жадно слушал поучения старых отцовских воевод.
По всей линии кольца был выставлен огнестрельный наряд. И вскоре пушки дали первый залп по городу, окутав поле густым дымом.
Иоанн ликовал. Ненавистный ему город обречен, и никто не сможет вырвать у царя эту победу! Полночи он смотрел, как казанцы боролись с огнем после артобстрела, слышал из города крики и молитвы. И что-то клокотало в его груди. Слыша страдания казанцев, он наслаждался!
Утром следующего дня русское войско получило отпор, которого они никак не ожидали – от самой природы. Небо почернело, поднялся страшный ураган. Лошади пятились от сильнейшего ветра, воины хватались руками за землю, за обозы, обессиленно падали, катились. На Булаке суда с грузами опрокидывались, переворачивались, разбивались о берег. Шатры воевод были сорваны, деревья, пригнутые к земле, ломались пополам.
– Архип! Хватайся за меня! – кричал сквозь завывания ветра Добрыня, уцепившись за большую пушку. Архип едва успел взять товарища за руку, затем обхватил его и, зажмурившись, прижался крепко, шепча тихо молитвы. Доселе не видывал он такого урагана!
Иоанн бесстрашно стоял у своего шатра, который пытались сдержать несколько детей боярских. Другие укладывали на землю царское знамя со Спасом, чтобы спасти ветхую ткань. Могучий ветер слепил Иоанна, бил его в грудь, но ноги государя крепко стояли на земле. Рот его был искривлен гневной гримасой – взгляд устремлен на город, утонувший в поднявшейся пыли.
Неподалеку, упав на колени, священнослужители громко молились, выставив навстречу ветру кресты, но и они вскоре были отброшены ураганом.
– Неужели, Господи, неугодно тебе, чтобы одержал я победу? Чтобы со славой войско твое православное вернулось домой? – шептал Иоанн. – Слышишь ли ты меня, Господи? Не терзай нас гневом своим!
В это мгновение царский шатер вылетел из рук обессилевших ратников и, подхваченный ветром, начал ползти по земле. Дети боярские успели навалиться на него телами, чтобы не утерять. Но Иоанн совсем не обращал внимания на это. Сейчас для него ничего не существовало, кроме этого самого разговора со Всевышним.
– Возьми же мою душу, возьми жизнь мою, но дай довершить начатое! – молил Иоанн. – Когда угодно возьми! Пусть не будет более меня, царя, поднимавшего с колен свою Русь! Но и не будет Казани, терзающей народ твой православный, Господи! Не о славе своей, о благе народа думаю! Спаси и сохрани детей своих, пришедших воевать именем твоим с мусульманами!
В этот момент ветер ощутимо стал слабее и вскоре затих. Растерянные русские воины бродили среди обломков обозов, расстеленных на земле шатров, кто-то пытался выловить из реки еще не утонувшие припасы.
Пока оживал русский лагерь, восстанавливался, Иоанн, опустив голову, простоял на коленях, лишь затем, перекрестившись, вошел в шатер, который сразу же после окончания урагана поспешили для него установить. Снова над шатром вознесся царский стяг.
Тут же помрачневший Иоанн вызвал главных воевод, чтобы узнать о последствиях стихийного бедствия.
– Позвал я вас, верные воеводы, дабы узнать – каково настроение среди воинов в русском лагере? – говорил Иоанн, пытаясь каждому из присутствующих заглянуть в глаза. Но они молчали, потупив взоры. Стоявшие за спиной государя братья Захарьины хмуро переглянулись. У Данилы Романовича на щеке осталась кровавая ссадина.
– Ну, что же вы молчите?! – внезапно вспыхнул царь, лицо его тут же начало искажаться гневом. С места поднялся Мстиславский – из всех он был наиболее близок государю.
– Дозволь, я скажу! Воины наши, почувствовав на себе гнев Божий, сомневаются в том, что… нам стоит биться с казанцами. Знаю, что многие уже хотят вернуться домой… Войско пало духом, государь! Много наших припасов уничтожено. Биться с врагом в таких условиях…
– Я не хочу слышать об этом! – рявкнул Иоанн так внезапно, что воеводы подпрыгнули на скамьях. – Я не хочу знать о том, что наши могучие воины испугались какого-то ветра! Не хочу!
Царь подался вперед, продолжая сверлить воевод своим тяжелым взглядом, который так искажал его красивое, величественное лицо!
– Слишком много было сделано для того, чтобы мы оказались здесь. И мы не уйдем отсюда! И пусть воины продолжат делать то, что им предначертано! Вам велю делать то же. Если потребуется – мы будем зимовать под стенами Казани, но не уйдем, пока не захватим ее!
Воеводы глядели на него с испугом, но каждый из них понимал, что, возможно, столь тщательно продуманный поход уже не получится организовать вновь. К тому же со дня на день вновь могла начаться война с другими ханствами, со Швецией, Литвой…
– Нужно отправить гонца в Свияжск и Москву, пусть привезут новые запасы. И теплую одежду для тех воинов, у которых ее нет…
После этих слов воеводы поняли – так государь развеял все сомнения. И про зиму он говорил честно – не зря теплые одежи велел доставить. Пусть знают – пока не возьмут Казань, не уйдут отсюда.
– Затем… – Иоанн говорил уже спокойно, огонь гнева потух в его глазах. – Приказываю Сторожевому полку и полку Левой руки начать строительство туров напротив городских ворот. Даю вам всего два дня на это. Сегодня же отправлю к воеводам инженеров. Прочее…
Воеводы Горбатый и Микулинский удовлетворенно кивнули – внимает их советам государь и сам уже начинает смыслить в военном деле!
– Ертаулам приказываю перейти с Арского поля на другой берег Казанки и установить связь с полком Правой руки.
Воеводы Морозов и Пронский-Шемякин приподнялись на скамьях, трепетно глядя на царя.
– Будьте готовы к новым вылазкам из города. В прошлый раз я чуть не лишился ертаула! – говорил он с укором, и лицо его было каменным. Затем поднялся с кресла, дав этим понять, что совет окончен.