Данилка стоял, испачканный чужой кровью, выслушивал брань наставника с опущенной головой, но в душе был счастлив – состоялось его первое сражение!
А у мечети продолжалась битва. Архип наконец с группой воинов ворвался туда, поднялся по высокой лестнице, сплошь усеянной трупами и залитой кровью. Здесь татары тоже пытались сопротивляться. Отчаянно Архип размахивал кривой саблей, наступая на уставших врагов. Наконец, поднялись на минарет высокой мечети. Здесь Архип увидел того самого знатного мусульманина, который выходил на стену и велел обстрелять привязанных к кольям пленных татар – Кул-Шарифа. Держа над головой Коран, он страстно молился, жалкая кучка воинов защищала его до последнего.
Не помня себя, Архип рассек голову одному, другого разрубили от плеча до живота ратники, шедшие рядом, и вот лицо пожилого имама уже перед ним. Они встретились глазами. Кул-Шариф опустил Коран, но продолжал молиться, бесстрашно глядя на юношу.
– Никак самого имама в плен возьмем? – усмехнулись воины. – Государь возрадуется. Вяжи его, ребята!
Но Кул-Шариф, усмехнувшись, отступил назад и тут же бросился с балкона минарета. Архип, подбежав к краю, увидел, как тело в богатом чапане летело вниз и, ударившись об каменные ступени мечети, осталось лежать среди груды трупов погибших…
Тем временем татары, взобравшиеся на башни, кричали, умоляя о переговорах. Архип увидел, что русское войско тут же прекратило бой. Наступила оглушающая тишина среди заваленного трупами города.
Вперед вышел мурза, один из последних в осажденной Казани, и крикнул громко:
– Пока стояла юрта и место главное, где престол царский был, до тех пор мы бились до смерти за царя и за юрту! Ныне отдаем вам царя здравым, ведите его к своему царю! А оставшиеся из нас пойдут на широкое поле, испить с вами последнюю чашу!
Смятение в русских рядах, опустились клинки, отступили с крыльца ханского дворца. Тут Архип увидел в первых рядах Добрыню. Высоко вздымалась от усталости его могучая грудь, доспех был залит чужой кровью. Он сам оттеснял воинов обратно, пристально оглядываясь. Как рад был Архип, увидев его! Но не посмел нарушить гробовую тишину, подавил в себе желание окликнуть друга…
И в этой тишине вывели из дворца казанского хана Ядыгара, бледного, испуганного. Сами татары же отходили к северной стене, будто чего-то ожидая. Ядыгару велено было развязать руки, и Мстиславский приказал окружить его стражей и отправить к государю. И как только хан скрылся в толпе, татары, что были на стене, открыли огонь по русским ратникам, который прозвучал, словно внезапный гром среди ясного неба. Опустившие оружие, не ожидавшие нападения, многие из них упали на землю замертво. Тяжело охнув, упал на ступени и сам Добрыня, а из головы его вниз по крыльцу быстрым ручьем разлилась кровь.
Уцелевшие татары, видимо, решив дорого отдать свои жизни, стреляли со стен по русским. Архип успел лишь упасть на окровавленный пол и потом увидел, что все, кто поднялся с ним на минарет, уже лежали мертвыми.
Тогда по татарам в ответ ударили пушки из туров. В страхе начали бросаться они со стен, оставшиеся в живых бежали к реке Казанке, пытаясь укрыться за ней. Единственный, кто мог преследовать их – Курбский со своим полком.
– Вперед! Рубить их всех! – закричал он и первым пустился вдогонку, жестоко рубя отступающих. Триста всадников бросились за ним. Жестокая рубка была, но никому не давали уйти. Под Курбским был убит его конь, сам он упал без сознания, израненный.
Татары бросились в леса, но там их настигли всадники Мстиславского, Микулинского, Михаила Глинского. Вскоре вся дорога из города в лес была усеяна трупами бежавших татар…
Казань взята после долгой и кровавой вражды, тянувшейся более века.
Иоанн, спешившись, снял шлем и блаженно закрыл глаза.
– Благодарю тебя, Господи! Благодарю!
Вдали показался Владимир Старицкий в сопровождении Шаха-Али.
– Поздравляю с победой, брат! Свершилось! – воскликнул Владимир Старицкий и, обняв Иоанна, расцеловал его в обе щеки. Вскоре все воеводы, дворяне, в том числе Шах-Али, не принимавший участия в штурме, но потерявший почти всех своих людей, собрались возле Иоанна. Войско в звенящей тишине выстроилось перед ними. Сидя на белом коне, сверкая доспехами, Иоанн прокричал:
– Воины мужественные! Бояре, воеводы! В сей знаменитый день, страдая за имя Божие, за веру, отечество и Царя, вы приобрели славу неслыханную в наше время. Никто не оказывал такой храбрости; никто не одерживал такой победы! Вы новые Македоняне, достойные потомки витязей, которые с великим князем Димитрием сокрушили Мамая! Чем могу воздать вам?
Город и поле молчали. Лишь ветер трепал волосы и бороды мертвых, лежавших всюду. Иоанн взглянул на погибших и сказал уже тише:
– Любезнейшие сыны России там, на поле чести лежащие! Вы уже сияете в венцах Небесных вместе с первыми мучениками Христианства. Се дело Божие, наше есть славить вас во веки веков, вписать имена ваши на хартии Священной для поминовения в Соборной Апостольской церкви.
Затем он снова взглянул на выстроившееся войско и проговорил громко:
– А вы, своею кровию обагренные, но еще живые для нашей любви и признательности! Все храбрые, коих вижу пред собою! Внимайте и верьте моему обету любить и жаловать вас до конца дней моих…Теперь успокойтесь, победители!
В ответ войско взорвалось радостными криками, кто-то падал на колени, кто-то плакал, кто-то молился, кто-то бросался на шею товарищам.
Князь Горбатый, глядя на торжествующего Иоанна, сказал с улыбкой князю Микулинскому:
– Поздравляю с нашей победой, князь.
Микулинский устало улыбнулся и отвел взор.
Вскоре ханские вельможи во главе с самим Ядыгаром пришли к Иоанну с богатыми дарами, преклонили перед ним колена в знак покорности. Позже все они примут православие и станут верно служить московском царю, нещадно усмиряя бунтующие после татарские народы…
– Данила! – обратился к Захарьину царь. – Езжай в Москву, неси добрую весть о победе над Казанью! Пусть готовятся к приезду нашему!
Вскоре собрался последний военный совет, на котором Иоанн благодарил всех воевод за верность и отвагу и желал услышать их мысли о дальнейших действиях.
– Государь, – говорил Щенятев, – неспокойно сейчас в этих краях. Не все еще признали власть твою! Надобно, государь, остаться здесь и далее, до полного усмирения горных народов!
Его поддержали и другие воеводы. Но Иоанн не мог более тут оставаться. Ждали дела и… Анастасия! Скоро она должна родить… Нельзя оставлять ее! Как соскучился он по ее запаху, ее телу, ее волосам…
Два дня хоронили погибших. Русских ратников погребали на берегу реки Казанки в большой братской могиле. Тела укладывали друг на друга, игумен Иоаким читал заупокойную молитву, окропляя мертвых святой водой.
Войско стояло перед вырытой могилой – многие из них потеряли однополчан, друзей, родственников. Стоял и Архип. Он заметил многих своих знакомцев среди мертвых, большей частью тех, кто в последнюю ночь сидел с ним у костра. Архип вглядывался в залитые кровью, изуродованные тела, словно искал кого-то. И нашел.
Добрыню несли в яму два стрельца. Один держал его за руки, другой – за ноги. Они спрыгнули в яму, ногами топча лежавшие под ними тела, уложили мертвого с краю, сложили руки Добрыни на груди и приняли уже другого убитого, уложив его рядом. Архип подошел к тому краю и посмотрел в бледное лицо погибшего друга. Вся правая его сторона была залита запекшейся кровью, но само лицо было невозмутимо, торжественно. Окровавленные бледные руки неаккуратно лежали на груди. Архип вынул из-под сермяги оберег, что дал ему Добрыня, поднес к губам и перекрестился. На Добрыню уже укладывали другое мертвое тело.
По приказу Иоанна на месте этой братской могилы будет выстроен монастырь, но из-за высокого половодья спустя шесть лет монастырь был перенесен, а на месте могилы выстроена часовня. Лишь через три столетия будет воздвигнут храм-памятник в виде пирамиды, стоящий и по сей день…
Часть войска была оставлена в городе. Первым наместником был назначен по праву Александр Горбатый-Шуйский. Иоанн же возвращался в Москву. Двадцатидвухлетний завоеватель Казанского ханства, уставший, ехал во главе своего полка, сопровождаемый свитой и воеводами, также принесшими победу русскому воинству. Один из крупных осколков Золотой Орды, терзавший Русскую землю, был присоединен к Русскому царству.
И в честь этой победы на Васильевском спуске в Москве царь построит собор Покрова Пресвятой Богородицы с одиннадцатью разноцветными куполами, подобных коему по красоте и величию не было тогда ни в России, ни во всем мире. Со временем собор, который должен был всем напоминать о великом подвиге россиян, станет одним из главных и узнаваемых символов Москвы…
Глава 8
В ноябре Иоанн вернулся в Москву. Было при въезде и всенародное ликование, и богослужения, и великий пир с придворными. Анастасия, счастливая и гордая до слез, поднесла новорожденного сына. Его символично назвали Дмитрием, в честь предка Иоанна – Дмитрия Донского, победителя татар в Куликовской битве. Но радость сия граничила с великой печалью – царевна Мария так и не выздоравливала. Вскоре вторая дочь Иоанна и Анастасии умрет, прожив всего лишь полтора года.
Иоанн страдал – усталость тяжелым грузом лежала на его плечах, на душе, на сердце. Тогда Адашев предложил Иоанну развеяться – съездить на соколиную охоту, да подальше, к Твери. И там наконец, ощутив в полную силу дух родной, не степной земли, Иоанн почувствовал себя легче.
Сокольничие и свита выехали в богатых платьях, шубах, соболиных и беличьих шапках, с песнями и веселым гомоном. Уже висят у седла сокольничего пойманные утки и зайцы. Темный алтайский кречет Матур, подарок сибирского хана, сидел на правой руке Иоанна, впившись когтями в непробиваемую охотничью перчатку, голова птицы была закрыта красной кожаной шапочкой. Иоанн в ферязи с драгоценными камнями, в соболином полушу