— Вы как, товарищ? — спросил другой голос, более молодой. Николай почувствовал, что его пытаются поднять.
— Спасибо, — с трудом прохрипел он. Горло отчаянно болело. — Жив.
— Петро, посмотри, документы у этого типа имеются?
— Я знаю, кто это. — Николай оперся на протянутую руку. — Это зять мой, Тимофей Колодкин. Я его в трактир вел, чтобы дома не буянил, а то там жена, дети, не дай бог прибил бы кого-нибудь. Он человек в общем неплохой, только когда выпьет… — Николай вздохнул.
— Вот, значит, как. — Старший милиционер сдвинул фуражку на лоб. — Придется вам, товарищ, пройти с нами для составления протокола. Документы у вас при себе? Вот и пройдемте.
— Раз надо, значит, надо, — не стал упрямиться Николай. — Эх, как теперь жене сказать.
Милиционеры прихватили тело за ноги и двинулись к ближайшему пункту охраны порядка.
Колодкина похоронили.
Глава 10
Санкт-Петербург, 2016 год
Дима всегда плохо спал белыми ночами. За пятнадцать лет, что он живет в Петербурге, так и не сумел привыкнуть к этому полудню-полуночи. Он в очередной раз прошелся по пустой квартире, выглянул в окно. Скорее бы уже светало. На пятнадцатом этаже дышалось легко, вдали, за туманной дымкой, виднелся лесок. И воздух, и лес были неотъемлемыми радостями жизни на окраине. Дороги из нового квартала в город построить забыли, детских садов пока не хватало, зато — свои стены. Пока свои, напомнил он себе. Одна задержка по выплате уже имеется. Если в ближайшее время ничего не предпринять — с квартирой придется распрощаться.
Он вскочил. От этих мыслей его всегда пробивал холодный пот. Да, он был собственником. Куркулем, стяжателем, если угодно. Ничего подобного не случится. Нет!
Агнесса обещала, что раздобудет деньги в ближайшее время и разом покроет кредит. Но пока дело не сделано, расслабляться рано.
Да, ловко же он все провернул. Всего-то и было, что обычный кухонный разговор, а каков результат! Что ни говори, информация в умелых руках может обернуться состоянием.
Он вспомнил события трехмесячной давности. Он тогда как раз потерял работу. Конечно, по фирме уже несколько месяцев ходили тревожные слухи, но верить в плохое не хотелось, да и начальство намекало на готовящийся новый проект. А потом грянул гром, и они все, от уборщицы до главбуха, в одночасье оказались на улице. Все сбережения, которые у них с Полиной имелись, уже пошли на квартиру. Ситуация была катастрофической, хоть ноги протягивай.
А тут еще теща завела разговор — как сердцем почувствовала, что у зятя неприятности. Ей о потере работы никто не сказал, деньги пока заняли у Диминых родителей. Так вот, в тот вечер она принялась причитать, до чего несправедлива жизнь.
Вот, например, она, дочь знаменитого композитора, всю жизнь едва концы с концами сводит, а ее единокровные брат с сестрой владеют богатейшей в Петербурге коллекцией живописи и графики. О них пишут в журналах, они устраивают выставки. Коллекция стоит миллионы, а зачем она им? Оба, и Агнесса, и Владислав, бездетны и такими уже и останутся. И ведь ладно жили бы хорошо, а то владеют миллионами, а сами с хлеба на воду перебиваются.
Дмитрий сначала слушал вполуха, но ближе к середине вдруг очнулся. Слово «миллион» вывело его из дремоты. Откуда это у тещи такая родня? Он точно знал, что никаких сестер с братьями у Аллы Яковлевны нет. Есть мать, Полинина бабка Тамара Михайловна, такая же надоедливая, как теща, хорошо хоть не парализованная, а больше нет никого. А тут надо же, миллионеры, да еще и бездетные. Дмитрий навострил уши.
— Разве у вас есть брат и сестра?
— Единокровные, — с непонятной горечью ответила Алла Яковлевна. — Только они об этом не знают.
— Это как? — не отставал Дмитрий.
— Так получилось. — Теща чуть понизила голос. — Мама в молодости была влюблена в одного знаменитого композитора. Был такой композитор Юрий Барановский. Тебе это имя, конечно, ни о чем не говорит, но в моем детстве его пела вся страна. «Под дубом», «Красавица с косой», да много у него было песен. Так вот, мама его очень любила. — Здесь Алла Яковлевна стыдливо опустила глаза. — Так случилось, что она забеременела. А он отказался жениться. Вот так. Пришлось маме за папу выходить. Он ее очень любил, ничего не заподозрил, и я всю жизнь считала себя папиной дочкой. Только несколько лет назад, когда папы не стало, мама мне все рассказала. Что Барановский меня хоть и не признал, но до восемнадцати лет помогал деньгами. А потом и умер скоро.
— Так при чем здесь миллионеры?
— Как при чем? Юрий Барановский был очень состоятельным человеком по тем временам. Очень! Его детям досталось огромное наследство: деньги, машины, квартиры. И, разумеется, коллекция. Ее еще отец Барановского начал собирать. По нынешним временам стоит миллионы.
— Что же вы о своих правах не заявили?
— Но как я могла заявить? Я же ничего не знала. А мама не хотела скандала, ведь тогда бы и папа все узнал. Начались бы судебные разбирательства, пришлось бы как-то доказывать, что я настоящая дочь, а не самозванка. А как? У мамы, конечно, были кое-какие письма от Барановского, и квитанции переводов она хранила, но разве этого достаточно? Это сейчас какую угодно экспертизу проведут и любое родство докажут.
Разговор вроде забылся. Но через несколько дней по телевизору он увидел шоу о вновь обретенных родственниках знаменитостей — и загорелся. Прежде всего нужно было убедиться, что коллекция не выдумка. С этим помог интернет. Потом он навел справки о ныне живущих потомках Юрия Барановского — с помощью Тамары Михайловны и того же интернета. Выходило, все правда. Дальше следовало провести экспертизу, чтобы убедиться, что теща действительно родственница покойного композитора. Дмитрий досконально изучил вопрос и убедился в эффективности метода. Единственное, что огорчало, — стоимость анализа, но здесь он надеялся подключить саму тещу. Что делать с результатами анализа дальше, он пока не знал, но чувствовал нутром, что здесь пахнет деньгами.
А пока следовало раздобыть материал для экспертизы. Тещины волосы в изобилии имелись на ее расческе, а вот как быть с предполагаемыми родственниками? Но свободного времени у Дмитрия теперь было достаточно, и вопрос быстро решился.
Он поехал в консерваторию и разыскал Барановских. Наследники-миллионеры впечатления не произвели — облезлые какие-то, невзрачные. Алла Яковлевна упоминала, что они живут скромно, но такого убожества он не ждал. Он как раз наблюдал за Агнессой. Та разговаривала после лекции с каким-то кудрявым очкариком, потом развернулась, чтобы уйти, и у нее порвался ремень сумки. На пол посыпалась всякая мелочь, она наклонилась, чтобы поднять, — на спине по шву треснула блузка. Она была такая неуклюжая, такая нелепая…
У Димы от жалости сжалось сердце. Он шагнул к ней и принялся помогать собирать рассыпавшееся барахло. Потом снял куртку, накинул на плечи и проводил до деканата, где она наскоро зашила блузку. Потом довез до дома.
Он наплел, что приезжал в консерваторию по делу, передавал пакет одному преподавателю по просьбе знакомого. А вот волосы для экспертизы взять забыл. Пришлось снова ехать в консерваторию. Он подкараулил ее после занятий и, не придумав быстрый способ раздобыть материал для генетической экспертизы, пригласил в кафе.
Агнесса удивилась, но кофе пить пошла. Волосы он собрал, но, будучи в душе джентльменом, вызвался подвести ее до дома. Дело было минутное — она жила на Средней Подьяческой в старом облезлом доме. Он уже готов был проститься с ней навсегда, но она, помедлив пару минут в машине, вдруг пригласила его на чай.
— Если вас не пугает беспорядок, — добавила она, смутившись.
Дмитрий с радостью согласился. На такую удачу он даже не рассчитывал — своими глазами увидеть коллекцию, о которой говорила теща. Осмотреться, прицениться. Такой шанс упускать не стоило.
Они поднялись по широкой лестнице некогда элегантного парадного подъезда. Агнесса отперла ничем не примечательную дверь, и они оказались в захламленной прихожей.
Она явно скромничала, когда говорила, что в квартире беспорядок. Такого запущенного дома Диме видеть не приходилось.
Старые выцветшие обои отошли от стен и кое-где свисали лохмотьями. Под потолком реяли лохмотья паутины. На вешалке громоздились старые пальто, плащи, разномастные головные уборы. Вдоль стены стояли стулья с поломанными ножками.
— Никак не донесу до помойки, — пожала плечами Агнесса, скидывая босоножки. — Вы можете не снимать обувь, — бросила она через плечо.
Да, снимать обувь в этом доме ему не улыбалось. Старый линолеум, заляпанный и пыльный, давно отошел от пола, из-под него выглядывал грязноватый паркет. Двери комнат были затертыми, с потрескавшейся краской.
Агнесса провела его на кухню. Старомодная, годов 1970-х, мебель, такая же плита, рассохшиеся табуретки. И изящная фарфоровая посуда — прозрачная, с тонким рисунком.
— Чай, кофе? — обернулась к нему Агнесса.
— Чай, — торопливо ответил он, заметив краем глаза коробку с пакетиками. Кипятком он, наверное, не отравится, а вот в чем хозяйка варит кофе, неизвестно. Но все обошлось.
— Вы одна живете? — спросил он, продолжая осматривать кухню.
— Да, — коротко ответила Агнесса.
— А родственники у вас есть из близких?
— Родственников у меня хватает, — криво усмехнулась она. — Правда, из близких только мама.
— У меня тоже из братьев и сестер только двоюродные, — небрежно заметил Дима. — Папа был шестым ребенком в семье, так что если мы у бабушки с дедушкой собираемся, приходится в несколько смен за стол садиться.
— У меня, к счастью, не так много родни, — процедила Агнесса.
— Не ладите с родственниками?
— Можно сказать и так. У меня есть единокровный брат, — неожиданно для себя самой разоткровенничалась она. — Отец бросил нас с матерью, чтобы жениться во второй раз.
— Это многое объясняет, — сочувственно кивнул Дима.
— Справедливости ради стоит сказать, что отцу не было дела до меня и до развода.