Для начала она решила навестить Агнессу.
— Кто там трезвонит в дверь? — Агнесса раздраженно вскочила с кровати.
— Ты никого не ждешь? — Дмитрий лениво перевернулся на спину. Он был благостен и спокоен: Агнесса от него без ума, картина будет продана в ближайшее время, кредит покрыт. — Не открывай. — Он потянул ее обратно в кровать. — Позвонят и уберутся.
Но Агнесса все же встала, воинственно запахнула халат и вышла, прикрыв за собой дверь в спальню.
Если в этой халупе сделать евроремонт, может выйти шикарная квартира. Вон потолки какие высокие. А метраж?
— Я занята, — послышался из прихожей голос Агнессы. — Тебе не кажется, что это бестактно?
Дмитрий прислушался.
— Это важно. Это касается гибели Влада. — Маша решительно шагнула в прихожую.
— Полиция что-то накопала? — равнодушно спросила Агнесса, глядя с неудовольствием, как Маша снимает босоножки.
Маша тоже кое-что заметила и с трудом сдержала улыбку. Мужские туфли под вешалкой! Голубки празднуют получение наследства — прекрасно, лучше не придумаешь. Невзначай она заглянула в гостиную: пусто.
В кухне на столе стояли полупустая коробка дорогих конфет, бокалы, открытое вино.
— У тебя гость? — Маша лукаво окинула взглядом стол. — Познакомишь?
Она избрала легкий, чуть насмешливый тон, словно болтала с ровесницей, и Агнесса растерялась. У нее никогда не было таких вот подружек, с которыми можно пооткровенничать. Немногочисленные приятельницы Агнессы были такими же унылыми неудачницами, как она, с ними подробностями личной жизни не поделишься. А с Машей очень даже легко, она поймет и не осудит.
— Ладно, познакомлю. — Она смутилась. — Посидим, выпьем.
Маша легко кивнула, кладя в рот конфету.
Митя категорически не желал знакомиться, ей потребовалось немало усилий, чтобы выгнать его из спальни.
— Ты что, стыдишься меня? Стыдно, что кто-нибудь узнает о том, что ты встречаешься с такой старой уродиной? — Она вот-вот готова была разрыдаться.
— Ты что? — Он тут же выскочил из кровати. — Мне просто кажется, что твоя родня наши отношения не одобрит.
— Почему? — насторожилась Агнесса.
— Откуда я знаю? — Он уже натягивал брюки. — Например, потому, что я тебе не пара. Кто ты и кто я? Ты дочь знаменитого композитора, а я обычный парень из глубинки.
Теперь она готова была зарыдать от облегчения. Нет, надо все-таки принимать успокоительное, а то ведет себя как истеричка, скоро на улице начнет сцены закатывать.
— Добрый день. — Он настороженно глянул на смазливую девицу, которую уже видел у юридической конторы. — Дмитрий.
Агнесса, следившая за ним ревнивым взглядом, с удовлетворением отметила полнейшее равнодушие Мити к прелестям племянницы.
— Мария, можно Маша. — Она протянула ему руку.
Любопытно. Около тридцати. Приятная внешность, ничего слащавого. На профессионального альфонса не похож, но и любовью здесь не пахнет, это Маша понимала отчетливо. То ли опыт профессионального психолога помог, то ли семейные способности.
— Чаю? — предложила Агнесса. Она не умела принимать гостей, просто никогда их не принимала и чувствовала себя растерянно.
— А может, лучше выпьем за знакомство? — Митя взялся за бутылку вина. — Ася, достань, пожалуйста, чистые бокалы, а я немного приберу на столе.
Агнессе очень понравилось, как он распорядился, получилось по-домашнему, даже по-семейному. Пусть Машка видит, какие у них с Митей настоящие отношения.
Маша вышла из сумрачной парадной на остывающую от летнего зноя мостовую и окинула цепким глазом тротуар. Она не знала фамилию Дмитрия, зато выяснила, чем он занимается и на какой машине ездит, а это уже немало. На улице были припаркованы три «Ниссана Кашкай». Оставалось записать их номера и пробить по интернету, какой принадлежит человеку по имени Дмитрий, а дальше можно начинать поиск в сетях. Он не производил впечатления человека, помешанного на конспирации. Вот, пожалуйста: Решетников Дмитрий Игоревич. Маша сохранила данные и с легким сердцем отправилась домой — собирать остальную информацию в более комфортных условиях.
— Папа! Мама! Вы где? — Маша выбежала из своей комнаты.
— Что случилось? Порезалась?
Перепуганные родители появились в коридоре.
— Смотрите, что я раскопала! Вы только посмотрите! — Маша трясла планшетом.
— И что здесь? — Леонид Аркадьевич с недоумением уставился на фото какого-то семейства.
— Машенька, кто это? — по-светски растягивая слова, протянула мать.
— Интересный вопрос. Папа, посмотри внимательно. Ты никого на этой фотографии не узнаешь?
— Это Алла Симановская, да?
— Именно, — с торжеством проговорила Маша. — А знаешь, кто это? — Она указала на молодого мужчину рядом с ней.
— Ее сын?
— Нет, ее зять. Дмитрий Игоревич Решетников, по совместительству любовник Агнессы. Сегодня я имела удовольствие с ним познакомиться.
— Как? Маша, ты к ним ездила?
— Да. Я ездила к Агнессе, хотела выяснить, зачем ей вдруг понадобились деньги. Вот и выяснила. А потом решила проверить, что за мужик вокруг нее увивается. Вы же понимаете, Агнесса у нас не мисс Вселенная, да и лет ей прилично, пора о душе подумать, а не романы крутить. Стала просматривать страницы этого мужика в соцсетях и нашла фото. Сначала я Аллу не узнала, а потом смотрю — что-то знакомое. Покопалась и выяснила. Каково?
В этом «каково» читалось: «Что бы вы без меня делали, наивные дуралеи?»
— Ах ты, глупая курица! — Леонид Аркадьевич даже притопнул от негодования. — Всю жизнь от мужиков шарахалась, а тут нате вам на старости лет. Вот я сейчас ей устрою!.. Лиля, где мой телефон?
— Папа, постой, не надо сейчас! — Маша бросилась за ним. — Ты только все испортишь! Завтра мы все равно встречаемся у Влада на квартире, вот там ей деваться будет некуда. Там мы ее загоним в угол и объясним, что к чему. Может, я до завтра еще что-нибудь интересное об этом Дмитрии накопаю.
Леонид Аркадьевич с уважением посмотрел на дочь.
— Ох и умная ты у меня, Машка. Вся в папу. — Он чмокнул ее в щеку.
А Маша была так поглощена личной жизнью Агнессы и коварным семейством Симановских-Дмитриевых-Решетниковых, что даже забыла на время о любителе живописи — том самом, что совсем недавно проявлял интерес к их коллекции.
Глава 16
Ленинград, 1944 год
Город оживал, возвращался к жизни, а Николай чах. Письма от семьи стали теплее. Всей стране уже было известно о страданиях и подвиге блокадного Ленинграда, и Лиза с детьми с замиранием сердца ловили по радио любое сообщение о родном городе.
Теперь она была безмерно благодарна мужу за их спасение. А он сам? Зная, что должно случиться, не сбежать, не спрятаться, а остаться в городе, разделить его участь — это было настоящим подвигом. Лиза снова восхищалась Николаем, как в детстве и в пору ухаживания.
Единственное, что ее беспокоило, — тон его писем. Они становились все короче, суше и приходили все реже. Всем любящим сердцем она почувствовала: с Колей беда! Чужой, холодный город мгновенно опостылел; она вдруг поняла, что за эти годы так и не научилась чувствовать его своим. Ее перестала радовать работа, не восхищало ежедневное общение с актерами Большого театра, эвакуированными в Куйбышев. Она привыкла стоять в очереди за хлебом с Валерией Барсовой, раскланиваться на улице с Иваном Козловским, беседовать у колонки с Ольгой Лепешинской. Первое время она как зачарованная смотрела на них из-за кулис, восхищаясь такому чуду и с благодарностью вспоминая настойчивые требования мужа ехать именно в Куйбышев.
Теперь это все стало не важным. Она устала жить в чужом доме, колоть дрова, таскать из колонки воду, впрочем, и усталость не имела значения. Важно было, что с Колей беда, что она нужна ему и ей надо немедленно возвращаться домой, к мужу. Пусть бомбежки, голод, холод. Она должна быть с ним.
Дети домой не спешили. Они привыкли к новой школе, новым друзьям, у каждого появились новые увлечения. Оля активно занималась общественной работой, Юра всего себя отдавал музыке. Здесь, в эвакуации, его заметил сам Дмитрий Дмитриевич Шостакович, а профессор Небольсин даже выразил желание заниматься с одаренным мальчиком. Теперь сразу после уроков Юра бежал в городской Дворец культуры, где репетировали артисты Большого театра, и там вдохновенно занимался за старым рассохшимся роялем. Иногда на уроки заглядывали и другие корифеи Большого — Мелик-Пашаев, Штейнберг.
И все-таки им нужно возвращаться в Ленинград. Хотя легко сказать — достать документы, чтобы въехать в окруженный фашистами город, было нельзя.
Осенью сорок третьего Большой театр покинул Куйбышев и вернулся в Москву. Теперь в Ленинград засобирались и дети. Юра мечтал скорее поступить в музыкальную школу имени Римского-Корсакова, где, как он слышал от Шостаковича, продолжали работу лучшие музыкальные педагоги и даже профессора Ленинградской консерватории, по разным причинам не покинувшие блокадный город. Дмитрий Дмитриевич дал ему личную рекомендацию, хотя добавил, что у Юры достаточно способностей, чтобы самостоятельно поступить в школу.
Но домой они попали только летом сорок четвертого, после окончательного прорыва блокады. Чтобы вернуться в родной город из эвакуации, требовался вызов, но, сколько Лиза ни умоляла Николая, он ничего не присылал. По совету соседки она написала в райком комсомола — просила помощи, рассказала о муже, пережившем блокаду, говорила о своем горячем желании помочь в восстановлении города.
С этим письмом были связаны изрядные волнения. Комсомолкой была ее дочь Оля, а они с мужем в лучшем случае могли считаться попутчиками новой власти. Но все-таки Николай всю блокаду проработал в газете, был профессором университета, вдруг помогут? К кому еще обратиться, она не знала, писать в райком партии побаивалась. Может, в редакцию газеты?
Но комсомольцы не подвели. Вскоре Лиза получила вызов и письмо от комсомолки Нины Кудрявцевой. Девушка писала, чт