— Да что за ерунда, в самом деле. — Он снова расслабленно развалился на стуле и засмеялся. — Да, поступил не по-джентльменски, скомпрометировал женщину. Дурак, признаю. Могу прощения попросить.
— Что ж, в таком случае у меня последний вопрос. Что вы делали в ночь с третьего на четвертое июля?
— Спал, разумеется. Дома.
— Свидетели имеются?
— Откуда? Родители в отпуске, а я спал один.
— Может, вы с кем-то говорили по телефону? Или у вас горел свет, и его могли видеть соседи?
— Да нет же. Говорю: я спал.
— В таком случае прошу вас ознакомиться с протоколом допроса и, если все верно, оставить подпись. И еще вот здесь, на подписке о невыезде. — Майор с удовольствием наблюдал за выражением лица Бурко. — Вплоть до окончания следствия вам запрещено покидать город.
Наглый парень, избалованный. Вон как его родители упаковали. Джинсы американские, рубашечка модная, морда сытая. Надо бы поинтересоваться, что за семейка. А то навалятся через начальство с претензиями, что сыночка обижаю, так надо быть готовым, факты собрать.
Корсаков не просто так не любил мажоров. Был в его практике случай, когда такой же вот золотой мальчик, сынок влиятельных родителей, покалечил девочку. Родители напрягли связи, из каких только кабинетов майору не звонили! Ничего, не отвертелся поганец, доказательства собрали, до суда довели, сидит теперь, как и все, маме жалостливые письма пишет. А начальство, которое на майора давило, упрекало в непонятливости, потом само же прощения просило, пусть и нехотя. Мерзко все это вспоминать даже. Когда то дело до конца довел, даже из органов уходить собирался. Остыл, конечно, передумал. Не стоит этот гаденыш того, чтобы из-за него любимую работу бросать.
Майор потер лицо, отгоняя дурные воспоминания, и вернулся к делу Барановского. Что ж, признаем, что Павел Бурко вполне мог убить. Из страха, из зависти, из мести — все самое неприглядное могло стать мотивом. Сил и сноровки ему бы хватило, совесть тоже бы не особо мучила. Да, мотивы имеются, возможность тоже, а вот алиби нет. Хотя и прямых доказательств вины тоже пока нет.
Хорошо бы раскрутить на откровенность Ларису Барановскую. Если она признается, что у нее с Бурко была связь, мальчику не отвертеться. Только Лариса хитрая лиса, так просто откровенничать не станет. Но попытаться надо.
Дима сидел в засаде у ворот Дома творчества под старым, порядком выцветшим плакатом, на котором загорелые юноши и девушки в купальных костюмах держали в вытянутых руках большой белый мяч. Красными буквами на мяче было написано: «Солнце, воздух и вода». Внизу имелось логическое завершение: «Множат силы для труда».
День выдался солнечный, безветренный, и большая часть отдыхающих, прихватив подстилки и полотенца, направилась после завтрака на пляж. Разыскивать их в воде смысла не было. Оставалось ждать.
Солдат спит, служба идет, успокаивал он себя, принимаясь за третью порцию мороженого. «Ленинградский батончик» с орешками в шоколадной глазури, двадцать восемь копеек. В городе его почему-то не найти, а в местном магазинчике возле пляжа — пожалуйста.
Дима с блаженным сопением объедал шоколадную глазурь, когда над ухом раздался резкий рык.
— Лейтенант Смородин, а ну встать! — Дима с перепугу подскочил, выронил мороженое и вытянулся по струнке.
За спиной оскалился довольный Толик Дубов.
— Скотина, ты хоть понимаешь, что натворил! — Дима с сожалением смотрел, как батончик превращается в бело-шоколадную лужицу. — Да если я сейчас в магазин приду, а там батончики закончились, я тебе уши оторву! И вообще, гони двадцать восемь копеек.
— Обойдешься. Хватит в тенечке отсиживаться. Я уже всю территорию обегал в поисках свидетелей, а он тут устроился, мороженое лопает.
— Так нет никого, — развел руками Дима.
— Ошибаешься. Между прочим, еще имеется обслуживающий персонал, и у них сейчас рабочий день: лестницы в домиках моют, в бильярдной порядок наводят, официантки после завтрака к обеду накрывают. Сходил бы, побеседовал с ними, наверняка кто-то что-то видел. Давай, не сиди сиднем.
— А ты?
— У меня, брат, встреча с гражданином Симановским. Он почти до утра покойного друга поминал, сейчас его жена в чувство приводит. Давай не отлынивай, майор с обоих спросит, я тебя прикрывать не собираюсь.
Комната, которую занимали Симановские, была небольшой, светлой. На окне старая занавеска, мебель неуютная казенная.
— Проходите, товарищ милиционер, присаживайтесь, — засуетилась Тамара Михайловна. — Яша, вставай, товарищ милиционер пришел.
Ее супруг, по обыкновению бледный и всклокоченный, с мученическим видом поднялся.
— Яша, расскажи товарищу милиционеру все, что говорил мне вчера.
Сегодня утром, увидев в окно Толика Дубова, который беседовал на аллее с Геленой Карловной, Тамара Симановская торопливо поправила завитушки и поспешила его перехватить.
— Товарищ милиционер? — Она заговорщицки поманила Толика пальцем. — Где ваш начальник?
— Майор Корсаков? Он в городе. — Толик уже видел прежде эту даму, хотя лично с ней не общался.
— Ах, как жаль, — огорчилась она. — А он не собирается приехать?
— Нет, он занят расследованием в Ленинграде. Но вы можете все рассказать мне. Старший лейтенант Дубов, Анатолий Максимович. — Он даже чуть прищелкнул каблуками.
— Видите ли, Анатолий Максимович, мой муж кое-что вспомнил после вчерашней беседы с товарищем майором и очень хочет помочь следствию. Вы не могли бы зайти к нам, скажем, через час? Мы живем на втором этаже, комната номер семь.
— Обязательно буду.
И вот он сидит в комнате Симановских и с нетерпением ждет откровений Якова Семеновича.
— Яша, — поторопила мужа Тамара Михайловна.
— Томочка, право, все это несколько неуместно и вообще… — Чувствовалось, что от этой инициативы жены Симановский не в восторге.
— Яша, ты должен все рассказать. Мы уже все решили! — Тамара подвела мужа к столу, насильно усадила его и положила свои пухленькие ладошки на его костистые плечи. Очевидно, чтобы не сбежал. — Яша?
Симановский издал протяжный вздох и приступил:
— Я, собственно, не знаю. Это, собственно, не относится… Но если вы считаете…
— Павел Бурко недавно проиграл в карты крупную сумму. — Тамара Симановская потеряла терпение. — Яша расскажи.
Яков Семенович еще раз вздохнул, взглянул на Толика красными от неумеренных возлияний глазами и окончательно сдался.
— Вы играете в преферанс? — спросил он у Толика и выгнул длинную шею так, чтобы глаза оказались на уровне глаз собеседника.
— Не увлекаюсь. Но имею представление.
— Вот, — покивал Симановский, шаря глазами в поисках чего-то важного. — Иногда в эту игру играют на деньги, и есть такие места, где играют на серьезные деньги. Конечно, все это незаконно, азарт и все прочее, я всей душой осуждаю подобные увлечения…
— Это детали, — перебил Толик. — При чем же здесь покойный Барановский?
— Томочка, дай попить. Пивка, а? — жалобно попросил Симановский.
— Рассола тебе, а не пивка, — отрезала она.
Яков Семенович благодарно поцеловал руку жены выше локтя, глотнул из банки мутного огуречного рассола и блаженно улыбнулся.
— Юра, конечно, ни при чем. При чем здесь Лариса. Дело в том, что Павел проиграл в карты большую сумму очень серьезным людям. Вы понимаете, о чем я?
— Вы намекаете на карточных шулеров? — с недоверием спросил Толик.
— Возможно, что они и шулеры, но в целом это очень опасные элементы. Мне рассказывали, что за долги они и убить могут. — Симановский выпучил глаза и многозначительно понизил голос.
— А вам об этом откуда известно? — прищурился Толик.
Симановский покосился на жену. Та кивнула.
— Видите ли, я тоже увлекаюсь преферансом. У нас есть свой небольшой кружок. Конечно, мы не играем на крупные суммы, боже упаси! Да и где их взять? Так, для интереса.
— Яша, — снова вмешалась Тамара Михайловна.
— Да, Томочка, я и рассказываю. Обычно мы собирались вчетвером: я, Эдик Роднянский, Юра покойный и его племянник Леня. Но Юра часто в разъездах, время от времени нам приходится искать четвертого. В последний Юрин отъезд пригласить было абсолютно некого, и тут подвернулся Павел Бурко. Его тогда Эдик привел. А потом сам Эдик уехал на съемки, нам снова не хватало четвертого, и тогда Павел привел этого самого Артура Генриховича. Сказал, что это его знакомый, ненадолго приехал в Ленинград по делам. Нам, собственно, все равно. Тем более играли мы тогда как раз у Бурко. Его родители были в отпуске, квартира свободна, и мы просидели до самого утра. Артур этот показался человеком интеллигентным. Немного проиграл, немного выиграл. На следующий день мы договорились встретиться у него. Знаете, гостиница «Выборгская» на Черной речке? Все шло как обычно, но потом он предложил повысить ставки. Я был против, а Леонид с Павлом играли азартно и сразу согласились. К концу вечера Павел проиграл этому Артуру две тысячи рублей! — Он помолчал, потом повторил как зачарованный: — Две. Тысячи. Рублей.
— Что же было дальше? — Толик пока не совсем понимал, какое отношение это имеет к убийству Юрия Барановского.
— У Павла, естественно, таких денег не было. Он смог отдать только пятьсот рублей, и то сотню занял у Леонида, а на остальные написал расписку. Пообещал отдать до конца недели. — Симановский дернул острой коленкой. — Но у него в принципе нет такой суммы. Мама с папой не дадут. Он пытался перезанять у знакомых, но столько никто не ссудил. Артур стал давить, даже угрожать. Я на прошлой неделе встретил Павла в союзе, он был в отчаянии. Сказал, что у этого типа имеются дружки и они требуют денег, а если не отдаст… — Яков Семенович испуганно сглотнул.
— Полторы тысячи рублей, — присвистнул Толик. — Не слабо мальчик погулял.
— Вот-вот.
— И что же, он решил занять у Барановского?
— Что вы, Юра бы никогда ему не дал. Во-первых, они не ладили, во-вторых, с какой стати? Нет, он приезжал к Ларисе.