— Что вы имеете против богатых африканеров? — возмутилась Флеа.
Я покачал головой. Нехотя.
— Ну же, признайтесь, — подначивала она. — Вы им завидуете?
— Несомненно, зависть тоже имеет место.
— А еще что?
Я вздохнул. Отвечать мне совсем не хотелось.
— Говорите же!
— Они вышли погулять из своих башен из слоновой кости.
— Ну и что это значит?
— Это значит, что они обжираются деликатесами не потому, что так их любят, а чтобы утереть нос соседям, потому что они сидят в своих огромных, роскошных домах за высокими заборами, оснащенными сигнализацией, перед громадными плоскоэкранными телевизорами, у них огромные гаражи на три машины, в которых стоят «мерседесы» представительского класса, квадроциклы, навороченные байки и катера. И все-таки они все время ноют, что в нашей стране трудно живется…
— Но у нас действительно трудно живется…
— Кому, им? Чушь собачья! Главное, они ничего не делают, чтобы как-то изменить положение. Не ходят на выборы, на демонстрации, отмахиваются словами «От меня ничего не зависит». Они как грифы — сидят и ждут, пока правительство совершит ошибку, а потом злорадствуют: вот видите, что я вам говорил? Они расисты, но трусят открыто говорить о своих взглядах. Жалуются на рост преступности, но ни один из них даже не подумал создать в собственном квартале отряд самообороны или стать резервистом полиции. Их нельзя назвать культурными людьми; они умеют только тратить деньги и пить. И еще они боятся. Боятся всего. И они еще смеют… Их предки в Магерсфонтейне и Пардеберге в гробах переворачиваются…
Флеа долго молчала, а потом сказала:
— Они не все такие.
— Верно, — кивнул я, потому что знал одно исключение. Эмму.
Флеа кивнула; мне показалось, что она довольна.
Их разговор протекал естественно и ритмично. Я стал третьим лишним, зрителем, который со стороны наблюдает за началом романа. Флеа на несколько лет старше Лоуренса и наверняка видала виды. Зато она перестала смотреть на него свысока. Может быть, потому, что она теперь знала, кто он такой и что он такое. Общие переживания тоже сыграли свою роль, заложили основу для их дружбы. Поэтому я ушел в тень, позволил им общаться без помех. Мне тоже было чем заняться: я готовился к встрече с Дидериком Брандом. У него на ферме гостит Эмма. Значит, мне придется сдерживаться.
Мы останавливались еще два раза. В Бритстауне купили пироги и газировку, в Виктория-Уэст Флеа в последний раз сделала носорогам уколы. Она беспокоилась:
— Они устали и хотят пить. Самец еще ничего, но самка…
Мы приехали в Локстон в седьмом часу вечера: вдоль улиц — белая кипень цветущих груш. Лоуренс позвонил Николе и сообщил, где мы. Потом мы кратчайшим путем промчались через Слангфонтейн и Сак-Ривер-Порт. На следующем перекрестке мы в последний раз повернули налево, и вот мы уже в Скёйнскопе, во владениях Дидерика Бранда в горах Нюэвелд, неподалеку от национального парка Кару.
33
Чтобы распознать характерный знак, следопыт часто должен заранее представлять себе, как он выглядит.
Они все ждали нас у большого сарая — Дидерик Бранд, его жена Марика, Эмма и толпа рабочих. Дидерика интересовали только носороги; он сразу же подошел к кузову. Сияющая Эмма подбежала к моей дверце. Радость испарилась, когда она увидела мое лицо.
— Что случилось?
— У нас были небольшие неприятности, — ответил я.
— Небольшие?
Я покосился в сторону Дидерика и ответил:
— Я потом тебе расскажу.
— Как ты?..
— Ничего серьезного.
Немного замявшись, она обняла меня.
— Слава богу! — сказала она. — Слава богу!
— Черт побери! — воскликнул Бранд. — Где там Корнел? Животные больны…
— У них некротический дерматит, — ответила Флеа, спрыгивая на землю. — Их надо переместить в загон и как можно скорее успокоить.
Только тогда Дидерик обошел грузовик кругом.
— Ладно, — сказал Бранд. — Загон вон там, совсем рядом… — Он увидел мое лицо. — Леммер! Что случилось?
— Сначала выгрузим животных, потом поговорим, — ответил я.
Услышав мой голос, Эмма, обнимавшая меня, оцепенела.
В его «мастерской» царил полнейший беспорядок. На большом письменном столе стоял компьютер; вокруг неаккуратными кучами были свалены бумаги. На стенах висели фотографии в рамках: предки, оленьи рога, охотничьи сборища и его красивая белокурая жена Марика в молодости, когда ее выбирали местной королевой красоты — «шерстяной королевой». На полке темного дерева стояли старинные керосиновые лампы, тут же лежали папки, учебники по сельскому хозяйству и финансам, а также большие подшивки сельскохозяйственных журналов «Ландбау Векблад» и «Фармерс Уикли» за прошлые годы. В углу стояла потертая кожаная сумка, из которой торчали рукоятки старых клюшек для гольфа. Дидерик Бранд сидел на краю письменного стола, вытянув ноги и скрестив руки на груди, как человек, которому есть что скрывать. Я устроился напротив, на краешке дивана. Он был покрыт бурой с белыми пятнами коровьей шкурой, выделанной в стиле народов нгуни.
— Дидерик, вы мне солгали, — сказал я.
— Нет! Я сам ничего не понимаю! — ответил он. Конечно, Дидерик уже кое-что узнал о случившемся от Лоуренса во время разгрузки. Тогда он то и дело бросал на меня встревоженные взгляды.
— Вы лжете.
— Леммер, клянусь!
Лгуны всегда начинают с этого.
— Дидерик, я сейчас не в том настроении, чтобы играть. И наслушался о ваших проделках предостаточно. Вы обманщик и лжец. Кстати, счет за мои услуги вы до сих пор не оплатили, поэтому вы мне не клиент. Теперь у вас есть выбор. Либо говорите правду, либо я пущу вам кровь.
— Леммер, приятель, похоже, произошло большое недоразумение. — Он невинно поднял руки вверх. Само обаяние! — Да, я еще не заплатил вам, но заплачу сейчас же. Ну а бандиты…
Я вздохнул и медленно встал.
— …если они охотились не за рогами… — продолжал Дидерик. — То есть, хоть убейте, не понимаю, что им было нужно…
Я подошел к сумке и вынул оттуда клюшку побольше, потому что костяшки пальцев у меня болели после встречи с «Рыцарями Харли».
— Дидерик, по-вашему, все очень весело и забавно? Как в тот раз, когда вы продавали грузовик «тойота»?
— Какая еще «тойота»? Леммер, обо мне ходит столько слухов… Как правило, они сильно преувеличены!
Ну да… отчасти. Я замахнулся клюшкой, метя ему в ребра. Для такого здоровяка он оказался на удивление проворным. Я промазал.
— Леммер, прошу вас! — крикнул он, бросаясь к двери.
Я успел схватить его за рубашку и оттащить назад. Потом подошел к двери, запер ее, а ключ положил в карман.
— Прошу вас, дружище… — Он вытаращил глаза, сразу растеряв свое обаяние.
— Лоуренс рассказывал вам, как к его затылку приставили револьвер? После того как у нас на глазах снесли башку тому, которого мы сшибли?
— Нет…
— Не рассказывал, значит… А знаете почему, Дидерик? Потому что Лоуренс — порядочный парень. А вот вам полезно было бы послушать, каково это — слышать грохот выстрела и думать, что настал твой последний миг. Ты кричишь, боишься… а потом, поняв, что они нарочно выстрелили мимо, испытываешь бесконечное унижение. Он говорил, как плакала Корнел, как умоляла пощадить нас?
— Господи, Леммер, я и понятия не имел…
— Они серьезно пострадали. По вашей милости. И вы за все заплатите, хотите вы того или нет.
— Леммер, клянусь…
Я быстро ударил его клюшкой по ребрам.
— Леммер! — взвизгнул он. — Прошу вас…
Я снова ударил его. Он прикрылся руками; удар пришелся ему по предплечью.
— Прошу! — вопил он.
— Что там у вас, папочка? — послышался голос его жены из-за запертой двери.
Я снова занес клюшку и велел:
— Скажите ей, что все в порядке!
— Все в порядке!
— Точно?
— Да-да, точно! — Он часто дышал, глаза бегали от меня к двери и обратно.
Тишина. Потом мы услышали, как она уходит. Значит, поверила.
— Зачем вы хотели, чтобы с ними поехал я?
Он, защищаясь, вскинул перед собой руки:
— Вы мне не поверите…
Я занес клюшку:
— А вы попробуйте меня убедить.
Он вернулся к столу.
— Леммер, клянусь, все дело в рогах, — затараторил он. — Браконьеры совсем распоясались… А этих носорогов нашли в Зимбабве, вы ведь знаете, какое там положение. Контрабандистов покрывают все — и полиция, и власти. Клянусь, клянусь, я имел в виду только безопасность Лоуренса и Корнел…
— Вы правы. Я вам не верю. Когда вы договорились с Лоттером?
— В пятницу вечером. Я ему позвонил…
— А меня известили только в субботу, в одиннадцать!
— Я… дело в том, что… сначала я сам думал сопровождать носорогов. Но потом Марика вспомнила о вас, сказала, что лучше нанять профессионала, и я стал обзванивать соседей, но ни у кого не было вашего номера, вас нет в справочнике. Тогда я решил поехать к вам домой. Мне удалось выбраться только в девять утра в субботу, ведь пришлось о многом договариваться. Я поехал к вам, но дома вас не застал. Потом мне сказали, что вы в «Красном гранате»…
— И вы дали мне ружье — просто так, на всякий случай?
— Леммер, я понимаю, как все выглядит…
— Откуда у вас ружье?
— Долго рассказывать…
Я снова ударил его — в плечо. Он отчаянно вскрикнул и отскочил от меня подальше. По его глазам я понял, что он хочет залезть под стол и спрятаться там.
— Чего вы хотите? — в отчаянии спросил он.
— Правды, Дидерик. Потому что вы лжете.
— Насчет чего?
Я снова занес клюшку и пошел за ним.
— Ладно, ладно! — умоляюще говорил он, отступая от меня.
— Что «ладно»? — Я все шел за ним, как в детской игре.
— Я все скажу, только опустите чертову клюшку!
Я остановился и опустил клюшку.
Он шумно выдохнул, расплылся в улыбке:
— Представляю, какой у нас сейчас вид…