– Вон там! – показала Вики. – Три двадцать один. Судя по знаку, парковка для гостей на задах дома.
За этими словами последовала красноречивая тишина.
– Господи Иисусе, Вики. Вы не собираетесь доводить дело до суда, верно?
Она изучала носки своих кроссовок.
– Отвечай, черт побери!
Селуччи ударил по тормозам и, едва дождавшись, когда машина остановится, схватил Вики за плечо и развернул лицом к себе.
– Суд? – Она рывком высвободила плечо. Боже, иногда он бывал таким тупым. – И что будет с вервольфом на суде?
– Закон…
– Им не нужен закон, Селуччи, им нужна справедливость, а если убийца предстанет перед судом, они ее не получат. Ты не хуже меня знаешь, что жертва предстает перед судом вместе с обвиняемым. Какой шанс будет у вервольфов? Если ты не белый, или если ты беден, или если, не дай бог, ты женщина, система считает тебя не совсем человеком. Вервольфы не люди! Как, по-твоему, на них посмотрит судебная система? И какая жизнь у них будет после суда?
Он не верил своим ушам.
– Ты пытаешься убедить меня или себя?
– Заткнись, Селуччи!
Он не желал понимать.
«Его уютный маленький мирок рушится, и он не может с этим смириться. Я не виновата».
Селуччи тоже повысил голос:
– Я не собираюсь просто смотреть, как ты отрекаешься от всего, во что так долго верила!
– Тогда уезжай!
– Ты готова быть судьей и присяжными… А кто будет палачом? Или эту роль ты тоже возьмешь на себя?
Мгновение они смотрели друг на друга, потом Вики закрыла глаза.
Стук ее сердца превратился в ружейный огонь, и она мысленно увидела истекающего кровью Дональда, затем – одного за другим – остальных членов стаи, распростертых на земле там, где их сразили пули. Их шерсть была забрызгана кровью, в живых осталась только она, чтобы оплакивать и скорбеть.
Вики сделала долгий судорожный вдох, еще один и открыла глаза.
– Не знаю, – тихо сказала она. – Я сделаю то, что должна буду сделать.
– А если для этого нужно будет пойти на убийство?
– Оставь, Майк. Пожалуйста. Я уже сказала, что не знаю.
Он запустил обе руки в волосы и проглотил все, что хотел сказать, кроме одного. Ему даже удалось говорить почти спокойно:
– Раньше ты знала.
– Раньше жизнь была намного проще. Кроме того… – Вики отстегнула ремень безопасности и с дрожащим и совершенно неубедительным смешком открыла дверцу машины. – Я еще даже не поймала сукина сына. Давай будем беспокоиться об этом дерьме, когда оно ударится о вентилятор.
Селуччи вслед за Вики вошел в дом Барри Ву, испытывая в равной степени беспокойство и гнев.
«Раньше жизнь была намного проще».
С этим не поспоришь.
– Прежде всего вам нужен хороший набор ножей.
– У меня есть ножи.
– Тьфу. Новых ножей. Заводские лезвия – дерьмо.
– Я велю заточить их сегодня же.
– Тьфу.
Пожилой мужчина вытащил разорванный конверт из кучи бумаг, лежащих на кухонном столе, и нацарапал на обратной стороне адрес.
– Езжайте сюда, – велел он, передавая листок посетителю, – это единственное место в городе, где могут прилично сделать такую работу.
Марк Уильямс сложил листок пополам и сунул в бумажник. Несколько вопросов, связанных с торговлей мехами, помогли ему узнать имя старика. За полтинник он получил пару часов инструктажа. Учитывая, сколько Уильямс собирался выручить за шкуры, он считал, что потратился не зря.
– Ладно. Слушайте внимательно, – продолжал старик. – Повторим все еще разок. Если будете действовать медленно, не должно возникнуть никаких проблем. Первый разрез по всей длине живота – почти по срединной линии, а потом…
– Проблема в том, что таких стрелков больше нет. Вообще-то я сомневаюсь, что сам смог бы так стрелять. Только не ночью. – Барри, одевавшийся на работу, высунул голову из спальни. – Я мало стрелял с оптическим прицелом.
– А как насчет одного из знатоков специального оружия и тактики?
Брови Барри опустились.
– Вы имеете в виду копа?
Селуччи вздохнул. Молодые люди всегда казались ему надувшимися, когда пытались хмуриться.
– Вы пытаетесь сказать, что в Лондоне никогда не бывало продажных полицейских?
– Ну… Бывали… Но мы же не в Торонто или еще в каком-нибудь мегаполисе.
Барри снова исчез в спальне и мгновение спустя появился в расстегнутой рубашке и с ботинками в руках.
– Думаю, я мог бы навести справки, – предложил он, присаживаясь на край единственного незанятого стула. Мебели в квартире было немного, хотя телевизор и стереосистема были первоклассными. – Но, честно говоря, я сомневаюсь, что кто-то из наших парней смог бы так стрелять.
Он сделал глубокий вдох.
– Знаю, это похоже на хвастовство, но хоть я и мало работал с оптическим прицелом, никому из них со мной не сравниться.
Вики взяла стоящую на почетном месте на телевизоре фотографию Барри на выпускном вечере в полицейской академии. Только один из искренне улыбающихся людей принадлежал к этническому меньшинству – Барри Ву.
«Плюс пять женщин и вервольф. Какая великолепная смесь».
Все женщины были белыми. Физически вервольф тоже был белым.
«И полиция еще задается вопросом, почему разваливаются общественные отношения».
Вообще-то Вики должна была признать, что полиция знает, почему они разваливаются, просто не может придумать для такой долгосрочной проблемы быстрое решение, которое всех устроит. К сожалению, «на это нужно время» – не слишком подходящий ответ, когда время на исходе.
– Удивляюсь, что вас не прихватили парни из спецназа.
Она осторожно поставила фотографию обратно. Все еще странно было думать о себе и полиции как об отдельных подразделениях.
Ву слегка смущенно улыбнулся.
– Меня предупредили, что, как только я вернусь с олимпийским золотом, я буду принадлежать им.
Улыбка исчезла, он наклонился, чтобы зашнуровать ботинки.
– Думаю, мне стоит проверить их сотрудников, не так ли?
– Что ж, если вы сможете выяснить, что делали их лучшие стрелки в те ночи, когда произошли убийства, это поможет делу.
– Да. – Ву вздохнул. – Жаль, что в те ночи у нас не было какой-нибудь крупной заварушки с захватом заложников, которая помогла бы вычислить убийц.
– Жаль, – согласилась Вики и спрятала совершенно неуместную улыбку.
Мальчик – молодой человек – был совершенно серьезен.
– Просто не могу поверить, что кто-то стрелял в родственников Колина. Я имею в виду, – он сел и начал застегивать рубашку дрожащими от негодования пальцами, – они, наверное, самые милые люди, каких я знаю.
– Вас не беспокоит, что эти люди превращаются в животных? – спросил Селуччи.
Барри напрягся.
– Они не превращаются в животных, – отрезал он. – То, что у них есть меховая ипостась, не делает их животными. И вообще, большинство животных, которых я встречал в последнее время, ходили на двух ногах! Кроме того, Колин – отличный полицейский. Как только он учует подозреваемого, преступнику уже не уйти. Нельзя пожелать лучшего напарника, который поддержал бы тебя в трудной ситуации. Больше того, именно вервольфы практически разработали концепцию командной игры.
– Я только поинтересовался, беспокоит ли это вас, – мягко сказал Селуччи.
– Нет. – Яростно запихивая рубашку в брюки, Барри слегка покраснел. – Теперь не беспокоит. Я имею в виду – как только узна́ешь парня получше, уже не можешь ненавидеть его только потому, что он вервольф.
«Мудрые слова для нашего времени», – подумала Вики.
– Вернемся к стрельбе…
– Да, я знаю кое-кого, кто мог бы помочь. Берти Рид. Знаете, она настоящий энтузиаст, из тех людей, которые могут привести факты и цифры за последние пятьдесят лет. Если поблизости есть кто-то, способный так стрелять, Берти его знает. Или сможет выяснить, кто это.
– А сама она стреляет?
– Иногда из стрелкового оружия, но из крупнокалиберного больше нет. Ей, должно быть, за семьдесят.
– Вы знаете ее адрес?
– Нет, не знаю, и ее телефона нет в вашем списке – я слышал, как однажды она называла его на стрельбище, – но ее нетрудно найти. Она почти каждый день заглядывает в спортивный клуб на Гроув-роуд, выпивает там в гостиной несколько чашек чая и критикует всех за стрельбу.
Барри оторвал взгляд от листа бумаги, на котором записывал указания.
– Она сказала, что я слишком напрягаю предплечье. – Согнув руку, Ву добавил: – И она права.
– А почему вы не тренируетесь на полицейском полигоне? – спросил Селуччи.
Барри со слегка смущенным видом передал адрес клуба.
– Иногда тренируюсь. Но там на меня всегда кто-то глазеет, и… Ну, все мишени там сделаны в виде людей. Мне это не нравится.
– Мне самой это никогда особо не нравилось, – сказала Вики, опуская сложенный листок в сумку.
Может, такие мишени и были логичными, раз полицейским приходилось стрелять в людей, но ежегодная сдача нормативов по стрельбе всегда вызывала у нее чувство легкого стыда за свое мастерство.
Они проводили Барри до парковки, посмотрели, как он натягивает кожаную куртку («Лучше вспотеть, чем размазать локти по асфальту») и шлем с оранжевой светоотражательной полосой сзади, аккуратно кладет кепку под сиденье своего мотоцикла и с ревом уносится прочь.
Вики вздохнула, осторожно прислонившись к нагретому металлу машины Селуччи.
– Пожалуйста, скажи, что я никогда не была такой одержимой своей работой.
– Ты такой не была, – фыркнул Селуччи. – Ты была еще хуже.
Он открыл дверцу машины и опустился на виниловую обшивку сиденья. Вокруг не было тени, в которой можно было бы припарковаться, хотя по приезде он не обратил на это внимания, увлеченный разговором. Сейчас Селуччи выругался себе под нос, задев локтем спинку сиденья, и открыл дверь для Вики. Пока та залезала в машину, он возился с кондиционером. Эхо их ссоры все еще висело в салоне. Никто из них не говорил, боясь, что спор может начаться снова.
Селуччи не имел ни малейшего желания произносить монолог об опасности моральных суждений Вики, и он знал, что для нее эта тема закрыта.