Кровавый след — страница 45 из 53

– Алло?

– Роза? Это Вики Нельсон. Майк Селуччи все еще у вас?

– Ага, тетя Надин пригласила его поужинать. Сейчас позову.

Поужинать? Вики покачала головой. Это должно быть интересно: маленький альфа-самец, возвышающийся над хот-догами. Она услышала отдаленные голоса, затем кто-то взял трубку.

– Ты отлично выбрала время, мы только что сели за стол. Хочешь, чтобы я тебя забрал?

– Нет, пока нет. Мисс Рид приехала поздно, я сейчас у нее дома и, вероятно, еще некоторое время здесь пробуду. Она не знает, кто стрелок, но считает, что это можно выяснить.

– Каким образом?

– Любой настолько меткий стрелок должен значиться в каких-нибудь бумагах. Мисс Рид говорит, что, если он есть в записях, у нее должны быть копии. Но… – Вики оглядела гостиную, где на полках, казалось, царил полный беспорядок, – поиски нужных записей займут некоторое время.

– Хочешь, чтобы я приехал и помог?

– Нет.

Чем меньше времени они проведут вместе, тем меньше вероятность, что повторится дневная ссора. Сейчас ей вовсе ни к чему пустые споры, и, если Селуччи будет мотать ей нервы, это никак не поможет делу. Ее работа заключается в том, чтобы найти и задержать убийцу, а не в том, чтобы обсуждать этический аспект вопроса.

– Я бы предпочла, чтобы ты остался там и за всем присматривал.

– А что насчет Генри?

Насчет Генри? Интересно, как ему объяснили отсутствие Фицроя. Селуччи клялся, что всегда знает, когда Вики лжет, поэтому она тщательно подбирала слова:

– У него нет для такого необходимой подготовки.

– Господи, Вики, это же вервольфы! У меня у самого нет для такого подготовки!

Мысленно она увидела, как Майк откидывает со лба прядь волос.

– И я вовсе не подготовку имел в виду.

– Послушай, Майк, я уже сказала, что думаю о твоей теории организованной преступности, и сейчас у меня нет времени потворствовать твоему уязвленному мужскому самолюбию. Вы с Генри сами как-нибудь разберитесь.

Лучшая защита – нападение. Вики не помнила, от кого подцепила это выражение, но в нем определенно имелся смысл.

– Позвоню, когда закончу здесь.

Вешая трубку, Вики слышала, как Селуччи продолжает говорить – очень недовольным тоном.

«Скорее всего, он повторит все это позже, так что я ничего не пропущу».

Свет раннего вечера протянул длинные золотистые пальцы в гостиную. До наступления темноты оставалось почти два с половиной часа. Вики поймала себя на том, что ей хочется столкнуть пульсирующий золотой шар за горизонт, освободив Генри от власти дня. Генри понимал, что к чему, – в отличие от Майка Селуччи, который пытался применить правила к игре, в которую никто не играл.

«Разве не я только что думала, как было бы здорово, если бы Селуччи был рядом, придавая происходящему ауру нормальности? Когда моя жизнь стала такой сложной?»

– Сливки и сахар? – окликнула Берти из кухни.

Вики тряхнула головой, пытаясь избавиться от паутины перед глазами.

– Только сливки, – сказала она, двигаясь на голос.

Все, что ей оставалось, – это идти вперед и надеяться, что в конце концов все само собой образуется.

Вторая спальня была превращена в библиотеку: книжные полки на трех из четырех стен и картотека на четвертой. Огромный стол, заваленный бумагами, занимал бо́льшую часть центра комнаты, и Вики уставилась на него.

– Он называется двойным, – сказала Берти, поглаживая кончиком пальца блестящий край темно-коричневой столешницы. – На самом деле это два стола в одном.

Она взяла стопку газет с одного из стульев и жестом пригласила Вики сесть.

– Мы с Рут купили его почти четверть века назад. Если не считать машин и дома, стол – самая дорогая вещь, которую мы когда-либо покупали.

– Рут? – спросила Вики, расчищая на столе место для чашки с кофе.

Пожилая женщина взяла с одной из книжных полок фотографию в рамке, улыбнулась ей и передала гостье.

– Рут была моей подругой, самым близким человеком. Мы провели вместе тридцать два года. Она умерла три года назад. Сердечный приступ.

В улыбке Берти было больше горя, чем веселья.

– Мне кажется, без нее нет смысла убираться в доме. Вам придется извинить меня за беспорядок.

Вики вернула фотографию.

– Тяжело терять близкого человека, – тихо сказала она, думая, что в глазах Надин стояло такое же страдание, когда она говорила о своей близняшке. – И я – последний человек на земле, который стал бы критиковать домашний беспорядок. Какая разница, убрано или нет, раз вы можете находить нужные вещи.

– Да, хорошо… – Берти аккуратно поставила фотографию Рут обратно на полку и махнула на выстроившиеся рядами книги с такими названиями, как «История меткой стрельбы», «Спортивная стрельба из винтовки», «Стрельба из винтовки с позиции», «Все о стрельбе по мишеням». – С чего начнем?

Порывшись в сумке, Вики достала списки тех, кто часто посещал заповедник (две группы любителей птиц и члены клуба фотографов-натуралистов), и положила на стол.

– Думаю, начнем с первой строчки и сверим их сначала с олимпийскими командами Канады, потом с обладателями региональных наград, а после с местными победителями.

Берти наклонилась и просмотрела списки.

– Было бы проще, если бы вы знали, кто в этой группе имеет зарегистрированное оружие. Разве в полиции Онтарио нет?..

– Нет.

Пожилая женщина удивилась, таким тоном это было сказано. Она пожевала губами, но выражение лица Вики заставило ее удержаться от лишних вопросов.

– Значит, канадские команды? – спустя мгновение спросила Берти.

– Да, начнем с них. – Вики сделала большой глоток кофе и задумалась, стоит ли извиниться. В конце концов, только ее вина, что ей не дали списка зарегистрированного оружия. – Если с канадскими не выйдет, проверим спортсменов других стран. Если у вас есть…

– У меня есть списки всех олимпийских команд по стрельбе за последние сорок лет, а еще списки американских национальных команд, большинства региональных команд и данные по местным соревнованиям Пенсильвании, Мичигана и Нью-Йорка.

Списки канадских команд лежали в семи толстых красных папках-скоросшивателях. Хотя Вики пропускала всю статистику, фотокопии газетных статей и окончательные результаты, у нее снова заболела голова от устрашающего количества имен, которые требовалось просмотреть.

«Если бы дело происходило в телесериале, я бы нашла зацепившийся за дерево клочок рубашки, которая могла принадлежать лишь одному-единственному мужчине, потом была бы автомобильная погоня, драка, перерыв на поход в туалет… И все это в красивой, аккуратной упаковке серии, занимающей меньше часа».

Она положила первый список птицеловов рядом с первой папкой и поправила очки.

«Добро пожаловать в реальный мир».

* * *

Полдюжины раз за ужином Питер подумывал рассказать остальным о том, что ему известно. Полдюжины раз передумывал. Они имели право знать. Но если бы он смог представить доказательства… Сказать или не говорить? Не говорить или сказать?

Отчасти ему хотелось просто свалить все проблемы на старших вервольфов и позволить им самим все уладить, но колено Розы, случайно задевая его под столом, вышибало эту здравую мысль из головы.

Питер почти не прикасался к еде, потому что каждый раз, делая вдох, он ощущал только запах своей близняшки, и единственное, о чем он мог думать, это о том, как себя перед ней проявить.

– Питер! Хлеб!

– Извините, тетя Надин.

Он не мог припомнить, чтобы она просила передать хлеб, но по ее тону было ясно, что просила. Передавая тарелку с толстыми ломтями черного хлеба, Питер понял: что бы он ни решил, тете открыться нельзя. Если он скажет: «Я могу выяснить, кто убил твою сестру», но не будет иметь доказательств, это только попусту разбередит ее рану, ведь тогда она не сможет действовать. Кроме того, тетя Надин все еще считала его детенышем и относилась к нему почти так же, как к Дэниелу. Он должен был доказать, что он – мужчина.

Раньше Питер этого не замечал, но от тети Надин сильно пахло розами.

Он не мог открыться и отцу. Отец ранен. И с ним нельзя ничего обсудить еще и потому, что отец ничего не делает, не посоветовавшись сначала с дядей Стюартом.

«Дядя Стюарт. – Питер оторвал кусок мяса, а Стюарт взял у Розы солонку. – Зря он к ней прикасается. Думает, что он такой… чертовски крутой. Думает, что все знает. Что ж, я знаю кое-что, чего не знает он».

– Из-за чего ты злишься, Питер?

Питер свирепо посмотрел на маленького кузена.

– Я не злюсь.

Дэниел пожал плечами.

– От тебя пахнет злостью. Собираешься снова наброситься на папу?

– Я уже сказал, что не злюсь!

– Питер.

Стюарт посмотрел на него, выглянув из-за Дэниела, нахмурив брови и оскалив зубы.

Питер ощутил желание откинуть голову назад и покорно подставить горло. Его уши плотно прижались к черепу, разорванный край уха пульсировал в такт биению сердца.

– Я ничего не сделал! – прорычал он, выскочил из-за стола и выбежал из кухни.

«Ну подожди, – подумал он, сбросив одежду и перекинувшись. – Я тебе покажу!»

Роза хотела последовать за братом, но Надин толкнула ее обратно на стул.

– Нет.

Стюарт вздохнул и почесал шрам над бровью, оставшийся после того боя, когда он впервые встретил вызов как взрослый мужчина. То, что сейчас случилось, должно было случиться, раз в семье появился чужак. Он посмотрел на Селуччи, который спокойно вытирал кетчуп со своего локтя (Дэниел снова слишком сильно сжал бутылочку), а затем – на Надин. Сегодня же вечером надо разлучить Розу и Питера, медлить больше нельзя.


Шторм слонялся по амбару в поисках крыс, на которых можно было бы сорвать досаду, но ни одной не нашел. Это не улучшило его настроение.

Он погнался было за стаей скворцов, заставив их взлететь, но так и не смог вонзить зубы ни в одного и плюхнулся в тень у машины Селуччи. Лизнул спутанную шерсть на плече и решил, что жизнь – отстой.

До наступления темноты оставалось еще два часа. Еще два часа до того времени, как он сможет себя проявить. Два часа до того момента, как он сможет вцепиться зубами в горло человека и вытрясти из него правду.