— Ну, Семён Михайлович, мы-то ещё живы, — скривил рот Ермолов.
— Александр Сергеевич, а нет ли сведений, как скоро турки начнут выступать? — озабоченно спросил командир грузинских отрядов генерал-майор Валиани.
— Думаю, что в самые ближайшие дни, — ответил за Грибоедова главнокомандующий. — Турок беспокоит быстрое продвижение Аббас-Мирзы. По их расчётам, персидская армия способна захватить все спорные территории и укрепиться на них.
— Войны на два фронта нам не выдержать, — грустно проговорил Алексей Вельяминов. — Надо отступать к Кавказу.
— А вот отступать, господа, нам решительно некуда. Сегодня ночью получены известия с Кавказа. Отряды Кази-муллы захватили аварского хана и уничтожили его армию. Дагестанская милиция вырезана. А что хуже всего — Кази-мулла договорился с Гамзатом и Бей-булатом о совместных действиях. Наши гарнизоны частично капитулировали или уничтожены. Остатки казаков ушли на Кавказскую линию. Если начнём отступать, попадём между двух огней.
— Господин главнокомандующий, — спросил Мадатов. — Разве у нас не хватит сил, чтобы пройти через Кавказ?
— Сил, господа, хватит. Вот только удержать горы, с войсками турок и персов на «хвосте», мы не сможем. Это будет означать, что и мы уйдём на Кавказскую линию. И таким образом потеряем и Кавказ, и Закавказье.
Ермолов задумался, вспомнив февральскую встречу с посланником Временного правительства Кюхельбекером. «Эх, — мысленно стукнул генерал себя по лбу, — а ведь как я хорохорился-то, хвост распушал перед мальчишкой!» Но показывать слабость перед подчинёнными было нельзя:
— Таким образом, — продолжил он, — нам требуется верное решение. Отступать — стыдно. Капитулировать — нельзя. Остаётся одно — драться. Но для этого мне придётся изменить статус наместничества. И, соответственно, свой собственный статус. Начиная с сегодняшнего дня наместник государя-императора на Кавказе и в Закавказье, главнокомандующий Особого Кавказского корпуса генерал от инфантерии Ермолов принимает должность исправляющего обязанности Правителя. Территорию наместничества намерен объявить Восточным царством.
— Алексей Петрович, — удивлённо вскинулся Мадатов, — вы собираетесь отделить Закавказье от Российской империи?
— Отнюдь, — улыбнулся в ответ Ермолов. — Закавказье остаётся в пределах империи. Но! — глубокомысленно изрёк генерал, поднимая вверх правую руку. — Где мы сегодня видим империю? За Кавказским хребтом — гражданская война. Временное правительство и Михаил Павлович, возложивший на себя столь тяжкий крест, разорвали территорию России пополам. И, как нам известно, европейские правительства не признали пока ни одно из правительств. Таким образом Закавказское наместничество вообще не имеет никакого статуса. Так, господин секретарь иностранных дел?
Грибоедов молча кивнул. Потом подумал и сказал:
— Действительно, если рассуждать чисто теоретически, объявив себя царством, де-юре мы можем завязывать дипломатические отношения с другими государствами.
— Теперь, вот ещё что. Звание наместника государя — очень высокое звание. Однако, — сделал паузу Ермолов. — Оно сегодня сковывает меня по рукам и ногам. Формально мой приказ, если он не вяжется с уставом или законами Российской империи, может обжаловать любой командир полка. А как, господа генералы, выполнять все условия кавалерийского устава?
Господа генералы невесело заулыбались. Действительно, согласно уставу 1818 года кавалерии запрещалось «Делать атаку на пехоту, изготовившуюся встретить конницу». Или, как в условиях горной местности производить атаки рысью, переходя в карьер «не далее чем за восемьдесят шагов». Пехотный устав, принятый двумя годами ранее, был ещё «дурнее». В нём, например, о проведении атаки не говорилось ни слова! Зато очень много говорилось о «танцентмейстерской науке» и приёмах обращения с ружьём (но не в рукопашном бою, а на парадах!).
— Позвольте, господин генерал, — встал Вельяминов-старший. — Безусловно, всё что вы сказали, верно. Но выполнение или невыполнение устава — это ещё не повод для измены.
Вельяминов произнёс вслух слова, которые вертелись на языке у большинства присутствующих. И теперь генералы напряжённо ждали: что ответит Ермолов? Но вспышки с его стороны не последовало. Видимо, он уже предвидел подобное обвинение:
— Иван Алексеевич, — довольно спокойно сказал главнокомандующий. — Объясните, а кому я изменяю? Присяги императору Михаилу Павловичу мы не давали.
— Да, но существует преемственность власти. Существует император. Существуют, наконец, определённые вассальные отношения.
— Не спорю. Но отношения вассала подразумевают не только обязанности, но и права. Что скажет наш дипломат? — обратился Ермолов к Грибоедову.
— Да, господа. В Британии, например, сюзерен не заботился о прокорме для воинов. Поэтому вассал брал с собой в поход копчёный окорок. Когда заканчивался последний кусочек, рыцарь имел право уехать домой, — очень серьёзно сообщил Грибоедов.
Кое-кто рассмеялся, но Вельяминова 1-го рассказ не позабавил:
— Я знаю, что вы очень начитаны, Александр Сергеевич. Тем не менее вынужден сообщить, что я считаю попытку образовать так называемое Восточное царство — ядовито заметил генерал-майор, — изменой империи.
— Хорошо, — неожиданно кротко сказал Ермолов, — представим, что мы ведём войну, являясь Отдельным Кавказским корпусом армии Его Величество Императора. Нам, из-за Кавказского хребта поступало пополнение, оружие и боеприпасы. А где их брать сегодня?
— Солдат будем брать на месте. Оружие и боеприпасы — покупать. Можно наладить торговлю, — набычился Вельяминов 1-й.
— Иван Алексеевич, — не выдержал в конце концов его младший брат, Вельяминов 2-й. — Ну как ты не понимаешь простой истины: денег-то у нас тоже нет.
— Наместник имеет право собирать налоги, — упрямо стоял на своём Вельяминов 1-й. — И эти налоги мы вправе сейчас оставлять себе, а не отправлять их в министерство.
Ермолова уже стала раздражать тупость своего «гражданского» заместителя. Он прилагал неимоверные усилия, чтобы не вспылить. Но сейчас была не та ситуация. Поэтому, взяв себя в руки, он вновь стал излагать очевидное:
— Господин генерал-майор забывает, что ведение военных действий требует огромного количества средств. На сегодняшний день, даже если мы взыщем все налоги, денег нам не хватит. Поэтому либо будем брать в долг, что приведёт к недовольству обывателей, либо должны наладить производство собственных средств. Как наместник я не имею права ни чеканить монеты, ни печатать ассигнации. Далее — нам необходимо развернуть корпус в армию. Это потребует определённого количества генералов. Опять-таки, жаловать генеральский чин имеет право только император. Довольно, генерал-майор Вельяминов?
— Хотелось бы добавить, — поддержал наместника грузинский военачальник, генерал-майор русской армии Валиани, — для населения, а прежде всего для знати, наместник, который замещает неизвестно кого, не имеет авторитета. Пока они подчиняются только из уважения к имени генерала Ермолова. А потом — часть откачнётся к Искандеру или турецкому султану. Другие будут сражаться, но без единого военачальника их хватит ненадолго. Если вместо генерала и наместника на Кавказе будет правитель, то они поддержат его и людьми, и оружием.
— Ну, а самое главное, что может успокоить господина Вельяминова, — усмехнулся Ермолов, — Я сегодня же отправлю подробную депешу Михаилу Павловичу, в которой предложу немедленно привести все войска Закавказья к присяге на верность ему как императору. Кроме того, сообщу ему о решении перевести наместничество в царство. Думаю, господа, вы уже поняли, что Ермолов был и есть подданный русского императора, который вовсе не собирается делать своё, личное царство-государство. Правда, этот факт я попрошу пока держать в секрете. Пусть это будет известно лишь нам и императору. И когда смута в России уляжется, я буду готов вернуть Закавказье в лоно Российской империи. А сам... Да хоть в отставку. Простите, господа, что не сразу сообщил Вам о депеше императору. Хотел вначале выслушать Ваши соображения. Думаю, что совещание можно считать закрытым. Прошу Вас вернуться к насущным делам.
Когда генералы стали расходиться, Грибоедов задержался. Он подошёл к Ермолову, который пристально глядел в окно, выходившее на глухую стену ограды, будто пытаясь что-то разглядеть.
— Алексей Петрович, а вы уверены, что Вам подойдёт роль Суллы? — с интересом спросил дипломат.
Ермолов недоумённо перевёл взгляд с окна на Грибоедова:
— Подойдёт ли мне роль диктатора? Поясните толком...
Дипломат улыбнулся, потеряв привычный желчно-холодный взгляд, отчего стал гораздо человечнее:
— Да нет, Алексей Петрович, зная Вас уже несколько лет, не сомневаюсь — с этой-то ролью вы справитесь. А дальше? Луций Корнелий Сулла, если вы помните, стал диктатором в разгар гражданской войны. А потом, установив порядок... очень жестокими мерами, взял да и сложил с себя полномочия диктатора.
— Голубчик вы мой, Александр Сергеевич. Я хоть и простой артиллерист, но книжки читаю. Помните, чем закончил Сулла? У Плутарха сказано — сгнил заживо. Не иначе — отравили его чем-то. И памятник он себе сам воздвиг, с надписью, что никто не сделал больше добра друзьям и зла врагам, чем Сулла. А мне бы не хотелось заживо-то сгнивать.
— Но отравили-то уже после того, как Сулла власть оставил.
— Вот именно, друг мой, вот именно, Александр Сергеевич... А я скажу проще, как в народе говорят: поживём — увидим...
ГЛАВА ПЯТАЯКАРАТЕЛЬНЫЙ ОТРЯД...
Прапорщик Завалихин стоял впереди своего подразделения, злой, как Батеньков с похмелья... Злился на всех и вся: на командование вообще и военного министра в частности, на Временное правительство и своего командира — полковника Моллера, из-за которого он и принял этот, с позволения сказать, взвод... Не взвод, а чёрт-те что. Нижние чины внешним видом мало напоминали воинов регулярной армии: кто в шинели, кто в овчинном тулупе. Кое-кто допускал совсем невообразимое сочетание — меховой жилет, напяленный поверх шинели. Кивера соседствовали с суконными армейскими колпаками и мужицкими треухами. Да и сами солдаты были из разных полков. Тут находились и «семёновцы», и «преображенцы», и гвардейские егеря. Здесь же торчали нестроевые из корпуса внутренней стражи и сапёрного батальона (строевые сапёры, говорят, кто сумел пережить ночь с 14 на 15 декабря, все были заколоты штыками) ... А уж рожи такие, что если увидишь, то будешь потом ночными кошмарами маяться! Где уж там добиваться единообразия формы одежды!