Мыс маменькой разговаривали об отъезде с Аглаей Ивановной, но та заявила, что никуда из своей Панфилки не уедет! Зато она сказала, что в Череповце у неё есть собственный дом, в котором сейчас никто не живёт. Она хотела бы впустить нас в этот дом, чтобы будущие родственники не тратили попусту деньги. Папенька говорит, что это неудобно, но мы с маменькой знаем, что денег у нас почти не осталось. Оброчные деньги должны были поступить нам ещё в генваре, но их никто не прислал. То зерно, которое нужно было продать, так и осталось в петербургском имении. По слухам, имение сгорело сразу же после нашего отъезда. Имения, мне, конечно же, очень жаль. Даже не самого имения, а своей комнаты, рукоделия. Старенького фортепиано, на котором меня учили играть... Но если подумать о тех телах, которые нашли в овраге, то всё кажется ерундой!
Сегодня исполнилось ровно полгода, как мы в последний раз виделись с Николенькой. Как же я сумела прожить столько времени? А самое плохое, что я не знаю — что же будет дальше! Маменька говорит, что пока папенька воевал, она тоже его ждала. Бывало, как-то раз не видела мужа целых два года! Смогла бы я прождать целых два года? Конечно же, да! Но когда маменька ждала с войны своего мужа, моего папеньку, то она знала, что он придёт тогда, когда закончится кампания! А я? Ни невеста, ни жена! Кто же я? Несостоявшаяся невеста «государственного преступника»?
Ужас. Пора заканчивать запись, потому что в голову лезут разные глупости.
11 мая 1826 года
Мы переехали-таки в Череповец. Поселились в домике неподалёку от городского собора. Папенька отказался вселиться в дом, что предлагала Аглая Ивановна, сказав-де, что это будет неприлично! Но я слышала его разговор с маменькой о том, что так бы было дешевле, потому что денег совсем мало. Папенька хочет заложить имение. Только вот беда — заложить его негде, потому что Дворянского земельного банка в Череповце нет. И вообще, тут много чего нет, к чему мы привыкли в Петербурге. Хотя после Борисоглебского здесь гораздо лучше и веселее. Жалко, что Аглая Ивановна не захотела ехать с нами. Как-то она там? Вообще в Череповце всё странно устроено: Воскресенский собор имеет два храма — Воскресенский и Троицкий. Сам городок напоминает большое село. Нам рассказали, что он возник по указу императрицы Екатерины на месте нескольких сел. А ещё раньше здесь был монастырь, который несколько раз жгли поляки во время Смутного времени. Смутное время — это когда было? Может быть, когда восстал Стенька Разин?
Тут есть проспект и несколько улочек. Я насчитала только шесть каменных домов, а все остальные — деревянные. Никогда не видела таких маленьких городков. И название очень смешное — Череповец. Когда мы ехали, то возчик сказал, что так город назвала императрица Екатерина. Она, мол, проезжала мимо, а потом вышла из кареты и запнулась о череп овцы. Императрица заявила, что быть тут «черепу» «овцы» — «Череповцу». Папенька засмеялся и сказал, что это ерунда и что императрица никогда не бывала в здешних местах.
Городок действительно маленький и забавный. Живёт не более пятисот человек, которые по большей части мещане и купцы. Правда, местный предводитель дворянства г-н Кудрявый даёт иногда балы, куда съезжаются все дворяне уезда. Среди дворянства числится немало громких фамилий: Одоевские, князья Щербатовы (наши дальние родственники), Голицыны и другие, которых в самом городке никто никогда не видел. В нескольких верстах — деревня Гоша, которая принадлежала Аркадию Александровичу Суворову, сыну Светлейшего князя. Папенька сказал, что Суворов-младший хоть и дослужился до генеральского чина, полководческими талантами не блистал. Однако как человек был очень неплохой. Погиб совсем ещё молодым человеком — в походе, спасая тонувшего кучера.
Недавно к нам с визитом прибыл предводитель дворянского собрания Григорий Андреевич Кудрявый. Он очень милый старичок. Разговаривали об усадьбе Гоша, так он рассказал забавную историю. Местный помещик и отставной поручик Сергей Николаевич Веселов от скуки решил создать себе роту потешных солдат из собственных крепостных! Пошили русские и французские мундиры и решили сходить в усадьбу Гоша, чтобы чествовать землю, принадлежавшую самому Суворову.
Впереди шли те, кто был во французской форме, а за ними — русские. Сергей Николаевич замыкал шествие. Когда «потешные» вступили в село, из-за амбаров выскочили мужики с дрекольем и стали лупить воинство... Оказалось, что среди жителей села оказалось несколько мужиков, бывших ополченцев войны 1812 года. И, заслышав «вражеское» пение, решили принять бой с супостатом! Когда Григорий Андреевич рассказывал, то папенька громко смеялся. А я почему-то подумала, что нужно было лупить не солдат — крепостных г-на Веселова, — а его самого!
13 мая 1826 года
Сегодня вечером к нам приходил настоятель собора отец Алексей. Разговаривал с папенькой о покойном императоре Александре. Года два назад, когда его Императорское Величество объезжал империю, то заглянул и в Череповец. Батюшка служил Божественную литургию в Троицком храме, что рядом с Воскресенским собором. Оба храма остались от времён Череповецкого Воскресенского монастыря, который стоял на месте нынешнего города. В этих местах вообще было много монастырей. Отец Алексей рассказал, что верстах в тридцати от города есть Выксинский монастырь, куда Борис Годунов отправил когда-то последнюю жену Ивана Грозного — царицу Марию Фёдоровну Нагую, матушку убиенного царевича сщм Дмитрия.
Отец Алексей очень умный человек, что было даже непривычно. Думала, что сельские батюшки умеют только молиться. Хотя отец Алексей — не совсем сельский, а городской.
Но этот Череповец всё же трудно назвать городом.
Папенька сказал, что Смутного времени на Руси бы не было, ежели бы не убили законного царевича. Так вот и сейчас: не было б восстания, если бы не убили Его Величество Николая Павловича. Или его убили во время восстания? Да это и неважно, потому что Помазанника Божиего убили, и отсюда пошла сегодняшняя смута. Ежели бы её не было, то я бы сейчас была госпожа Клеопина!
15 мая 1826 года
Сегодня в гостях у папеньки был череповецкий городничий, господин Комаровский Пётр Иванович, дальний родственник графов Комаровских. Он сказал, что в канцелярию капитан-исправника пришёл Манифест за подписью Государя Императора Михаила. Его Величество изволил освободить крестьян от помещиков! Манифест был подписан ещё в марте, но в Череповецкий уезд пришёл только теперь. Говорит, что какие-то умники из канцелярии, по старой памяти, отправили его в Новгород, занятый мятежниками! Но самое презабавное, что из Новгорода он прибыл в Череповец! В сущности, пока г-н Комаровский даже и не знает — в чьём ведении он должен находиться? То ли напрямую в Министерстве внутренних дел, то ли в Императорской канцелярии. Он бы вообще предложил присоединить пока Череповец и его уезд к Вологодской губернии, благо что до Вологды всего-то сто вёрст. Распоряжения губернатора будут приходить гораздо быстрее, а не блуждать по две-три недели, как раньше.
После ухода г-на Комаровского папенька и маменька долго разговаривали о том, как же теперь жить? В копии Манифеста, что оставил для нас городничий, сказано, что каждый крестьянин мужеского полу должен получить десять десятин земли безо всякого выкупа. Папенька считает, что это очень много. Если его имение в Борисоглебском насчитывает триста десятин, а крепостных крестьян — шестьдесят душ мужского полу, то нужно отдать им пятую часть!
Папенька долго ругался, говоря, что его Е.И.В. пошёл на поводу у разных «вольтерьянцев» вроде генерала Киселёва, бывшего теперь Первым министром, и министра финансов Канкрина.
Сегодня папенька заговорил со мною о том, что неплохо бы устроить мою дальнейшую судьбу. Что 6н этим хотел сказать? Неужели он думает, что я смогу просто посмотреть на кого-то, пока я люблю моего Николеньку? Но когда я прямо спросила об этом, он ушёл от ответа. Опять плакала всю ночь.
23 мая 1826 года
Не зная, чем себя занять от скуки, я стала записывать разные истории. Хотела завести особый журнал, но купить его нигде не могла. В лавке местного купца Волкова продавались лишь амбарные книги да писчая бумага. Купец сказал, что осенью тут будет ярмарка, приедут купцы из Ярославля, Рыбинска и других городов. Хотя в этом году ярмарки может и не быть, потому что купцы опасаются разбойников. Раньше нужно было опасаться мартышек. Я не поняла — откуда тут мартышки? Папенька и маменька тоже не знают. Зато вечером, когда к нам зашёл отец Алексей, он рассказал, что мартышками называют бандитов, промышляющих на реке. Они дожидаются темноты, а потом пристают к каким-нибудь баркам (большим лодкам) и стаскивают крюками товары к себе в лодку очень ловко, как обезьяны. Поэтому-то их и зовут «мартышками».
Я сказала, что хотела бы записывать истории. Папенька засмеялся, сказав, что хотя и бывали «кавалерист-девицы», но девицы-летописца ещё не было. Отец же Алексей сказал, что его покойный батюшка — бывший благочинный Воскресенского собора Лука Петров — записывал такие истории. Его записи об истории Воскресенского монастыря были даже напечатаны в «Истории Русской Иерархии», которую издаёт Преосвященнейший епископ Амвросий, уроженец здешних мест.
Эх, как жалко! Было бы чем скоротать время, пока нет вестей от Коленьки!
1 июня 1826 года
У меня осталось только одно приличное платье. А всего их было четыре, включая подвенечное. Маменька велела Акулине засыпать его табаком, чтобы не ела моль. Но та ответила, что лучше всего положить туда полыни. Скоро буду ходить как оборванка, потому что денег хватает только на еду. Нам пришлось отправить часть слуг в Борисоглебское, потому что тут их нечем кормить. С нами остались только Акулина да Филимон. В Борисоглебском, говорят, крестьяне недовольны. Им дали по десять десятин на душу, а им всё мало! Если отдать им всю землю, то с чем же тогда останемся мы?
Помнится, мадам Гаррах, по просьбе папеньки, перевела стихотворение Роберта Бёрнса, которого почитал любимый папенькой сэр Вальтер Скотт. Там есть и такое: