Кровавый снег декабря — страница 71 из 75

— То нас сметут одним залпом картечи, — завершил полковник. — Так, понятно. Далее, господа...

Прочие господа офицеры вообще ничего не могли добавить. Собственно, и гарнизонные, а уж тем более ополченческие офицеры не сомневались, что из затеи ничего не выйдет.

— Позвольте повторить то, что я уже вам высказывал, — обратился Беляев и к командующему отрядом, и к остальным офицерам. — Я попытался подсчитать силы противника. Даже с учётом зимних утрат их не менее сорока тысяч. Не будем забывать и об артиллерии. Делать ставку на Петропавловскую крепость — нелепо. Лейб-гренадер там немного. Да и воевать со своими они вряд ли будут... Да и что это даст? Гренадер остановят на первом же кронверке двумя-тремя орудиями. Их поддержка будет иметь смысл, если Петербург атаковать с двух сторон. Тогда мятежники распылят силы. Лично я как начальник штаба и человек с немалым военным опытом остерёгся бы вступать сейчас. Нам нужно как минимум тридцать тысяч штыков и сотни две орудий...

— Абсолютно согласен со всеми доводами, — согласно кивнул полковник Клеопин. — Тем не менее...

Николай встал и прошёлся по трапезной. Всё-таки в положении «главного» есть своя прелесть, потому что более никто не имел права ходить во время совещаний.

— Итак, — начал полковник. — Затея безумная, но может и выгореть...

ГЛАВА ШЕСТАЯПЕТЕРБУРГСКИЙ РЕЙД

Ноябрь 1826 года

Лучший способ взятия вражеского города — сделать вид, что его никто брать не собирается! Десять лет не желал сдаваться грекам гордый Илион и, наверное, сопротивлялся бы ещё столько же, ежели бы хитромудрый Одиссей не подбросил троянцам деревянную лошадь...

Полковник лейб-гвардии егерского полка Клеопин пытался когда-то читать достославного Гомера, но большого удовольствия от поэмы слепого аэда не получил. Правда, его учитель — местный диакон Афанасий — рассказывал что-то про древнюю Элладу, но что именно, Николай уже не помнил. Отец-диакон больше напирал на сатиров, которые бегали без штанов за нимфами и дриадами. Другое дело, что Историю государства Российского в кадетском корпусе преподавали очень неплохо. А профессора вечно спорили с государевым любимцем Генрихом Вениаминовичем Жомини, внушая кадетам, что Наполеон хоть и хороший полководец, но битый, а собственный опыт забывать негоже.

Посему, вспомнив рассказ о взятии Киева князем Олегом с дружиной, переодетой купцами, полковник решил поступить соответственно. Ну, с поправкой на реалии.

Отправить по дороге всё воинство, представив купцами или приказчиками, было бы глупо. Среди мятежников, как полагал Клеопин, больших дураков не было. Зная о пропавших «белозерцах» и разгромленной карательной экспедиции Каховского, Бистром с Трубецким уже давным-давно догадались выставить если не заслоны, то хотя бы заставы верстах этак в десяти от Северной Пальмиры.

Положим, заставы они обезвредят без труда. Где-нибудь на подступах к столице, а то и раньше, наступающих встретят два полка с артиллерий. На пятьсот «белозерцев», вместе с сотней бывших сапёров и измайловцев, вполне хватит... А ежели, скажем, добавить к пехоте «временных» эскадрон-другой кавалерии...

Ополченцы и гарнизонные солдаты, составляющие главные силы «Отдельного отряда» (ух, как громко сказано!), наверное, сразу и не побегут. Может, даже попытаются красиво умереть. Только... Николаю Клеопину уже до оскомины надоело водить людей на смерть... Уж чего бы другого, а умереть-то никогда не поздно... В столицу следовало просочиться тихо и скрытно. Да и людей с собой брать немного.

В «Петербургский рейд», как назвал Клеопин своё предприятие, было решено брать только регулярных солдат, поделив всех на три отряда. Два, куда вошли гарнизонные солдаты, были отправлены по лесным тропкам и просёлочным дорогам... Выйдет, разумеется, долгонько. Поэтому, чтобы оставить хоть какой-то запас времени, их отправили на несколько дней раньше, нежели «главные» силы.

Двадцать пушек поручика Налимова, пусть и установленных на лафеты, — это не конная артиллерия, способная за пять минут поставить орудия и дать залп... В таком случае зачем тащить с собой орудия? Так что брустверы, сооружённые накануне, всё равно понадобились. Для обороны Тихвина, помимо артиллеристов, оставался ещё и гарнизон, усиленный ополченцами.

Дружина была оставлена на Харитона Егоровича. Вовсе не потому, что Клеопин решил выделить будущего тестя. Щербатов как-никак имел чин подполковника и простреленную под Аустерлицем ногу.

По Питерскому тракту из Тихвина шли «главные» силы. Они не скрывались и никого не изображали. Вернее — изображали самих себя. Ну, почти... При условии, что оставались бы верными Временному правительству...

Пехотинцы, во главе с подполковником Беляевым, сопровождали огромный обоз с продовольствием, направляемым для революционных войск. Провизия была натуральная: мешки с зерном и мукой, корзины с сушёной рыбой (притащенной архангелогородцами в неимоверном количестве и успевшей надоесть даже тихвинским свиньям!), прошлогодняя квашеная капуста (почему-то недоеденная!), караваи с хлебом (зачерствеют за дорогу!) и двухвёдерные бутыли с водкой. Водка была мутновата (сами и варили), но её было много. Как и положено, обоз сопровождали крестьяне. И кто же будет присматриваться, что у половины «пейзан» нет бород и выправка более напоминает солдатскую? А теперь скажите, кто из революционных солдат или офицеров, засевших в секретах или дозорах, заподозрит неладное? Вот — обоз с провизией, так необходимой солдатам и обывателям. А что господин подполковник 13-го Белозерского пехотного генерал-фельдмаршала Лассия полка Его Высокоблагородие Беляев где-то болтался полгода... Ну, мало ли... Вдруг да с пути сбились.

За шесть дней пути, которые проделал обоз, натыкались на грамотно расставленные заставы. Первая ожидала около моста через Волхов. Подполковник Беляев, возглавлявший шествие, издалека узрел рогатки и блеск штыков. Подполковник поднял вверх руку и негромко приказал своему помощнику, поручику Марову: «Стой!» Далее команду уже продублировали унтер-офицеры. Беляев, сделав с полста шагов но направлению к рогаткам, властно крикнул:

— Эй, служивые! Начальника караула — ко мне! — От рогаток неспешно отделился человек в чёрной шинели и разлапистым двуглавым орлом на кивере.

— Командир взвода гвардейского флотского экипажа мичман Воронков, — небрежно откозырял он. — Кто такие? Куда следуете?

— Подполковник Белозерского полка Беляев, — бросил два пальца к киверу офицер. — Следую в Санкт-Петербурге обозом и вверенной мне командой. Чем обязан?

Собственно, в вежливой фразе старшего по званию читалось: «А какого же... мичманцы штаб-офицерам вопросы задают?» Воронков, оценив собственные силы и силы, стоявшие перед ним, кочевряжиться не стал:

— По приказу военного министра назначен командовать выдвижным дозором, — слегка виновато пояснил мичман. — Должен отслеживать все подозрительные передвижения со стороны Тихвина.

— М-да, — только и произнёс подполковник.

— Господин подполковник, — вдруг спохватился моряк. — Но ведь «белозерцы», говорят, перешли на сторону мятежников, что в Тихвинском монастыре укрываются?

— Ну, мичман, — благодушно шевельнул эполетами подполковник. — Если бы перешли, то разве бы мы с вами разговаривали? И вообще, кто же такое придумал — «отслеживать передвижения»? Ваш взвод против нас...

— А мы, господин подполковник, в бой бы и не стали выступать, — улыбнулся Воронков. — Да и не взвод у нас тут, а пять человек.

Как бы в подтверждение его слов на противоположной стороне моста заржала лошадь.

— Что ж, мудро, — похвалил Беляев мичмана. — И, как я полагаю, на пути до столицы таких застав ещё штук пять-шесть?

— Что-то вроде того, — не стал раскрывать всех тайн Воронков.

— Ну так что же? — вопросительно воззрился подполковник. — Будете по эстафете сообщать? Тогда уж побыстрее, а не то у меня хлеб в обозе уже третий день черствеет...

— Хлеб? — сглотнул слюну мичман. — Откуда хлеб?

— Ну, откровенно говоря, не из Тихвина, — принял подполковник несколько виноватый вид. — Мы тут мимо проскочили да и в Лодейное поле угодили. А когда поняли, что не туда ушли, так уже в Тихвин-то нам соваться и смысла не было.

Мичман уставился на подполковника. Явно, что в его голове не укладывалось — как можно идти на Тихвин и проскочить его? С другой стороны: а что с этих сухопутных взять, что карт читать не умеют? Пусть с этим высокое начальство разбирается. Здесь же главное — обоз.

Немудрёные мысли прямо-таки читались на лице у Воронкова.

«Ай да Клеопин, — подумал про себя подполковник. — Правильно — чего тут мудрить?»

Когда обдумывали план передвижения, Беляев предлагал сочинить что-то помудрёнее. Например, побег всех «белозерцев» из «вражеского» плена. Или — «героическое освобождение Тихвина от мятежников-партизан с возвращением славных воинов в Санкт-Петербург!» Клеопин же решил, что чем глупее будет объяснение «блужданий», тем правдоподобнее оно будет выглядеть. Мало ли, проводники напутали, офицеры вкупе с солдатами перепились... Обоз с провизией — самый весомый довод!

— Что, оставить вам провизии? — ласково улыбнулся подполковник. — Или вы сами столуетесь?

— Да какое уж столование, — бросил в сердцах мичман. — Во всех деревнях хоть шаром покати! Мужики по лесам попрятались. Нижние чины крапиву варят да грибы в лесу собирают.

— Да какие ж грибы в ноябре месяце? — удивился Беляев.

— Вот именно, что и грибов давным-давно нет. В сентябре ещё были... А с собой нам не то что крупы, так и сухаря ржаного не дали.

— Зовите солдат, — сказал Беляев. Потом свистнул унтер-офицеру: — Выдайте морячкам по караваю хлеба... Или по два. Да рыбки сушёной по фунту. Ну, крупы там какой-нибудь...

Радостные гвардейцы флотского экипажа жадно разбирали провизию. Правда, повинуясь приказу мичмана (молодец Воронков, соображает!), есть её сразу не стали, а принялись разводить костёр, чтобы сообразить горяченького...