Я водворил все вещи обратно в чемодан, отодвинул засов и открыл дверь — и столкнулся с ней. Эдвина шла вместе со своей костюмершей. В руках у меня был саквояжик.
— Вы же не уходите? — спросила она.
Они вошли, а я незаметно положил саквояжик инициалами вниз на туалетный столик.
— Мне пора. Я позвонил и… Мне надо идти.
Черные бездонные глаза буквально пожирали меня.
— Но у меня ещё только один выход.
— Мне надо быть дома. Может быть, запишете кое-какие цифры.
Седая костюмерша принесла мне карандаш и бумагу, и я продиктовал ей свой адрес и номер телефона.
— Жаль, что я не могу остаться! — с этими словами я двинулся к двери.
— Вы забыли свой саквояж! — крикнула она.
Я вернулся и пристально посмотрел на нее. У неё на лбу возникла поперечная морщинка.
— Я и не заметила, что вы с ним пришли. Ох уж эта работа. Даже отдыхая, постоянно о ней думаешь. Вы попали не в самый лучший момент, Питер. Обыкновенно я не принимаю гостей во время спектакля. Я-то думала, вы придете после.
Она даже не взглянула на саквояж. Подхватив его, я бросил:
— Люблю вас, сестра!
Сверкнули зубы и один глаз торжественно подмигнул мне:
— Взаимно, брат!
— Вам надо переодеться, мисс Грейсон, — сказала костюмерша.
— Пока! — попрощался я.
Она махнула рукой.
— Я позвоню. Не знаю, когда, но позвоню. И ничему не удивляйтесь. Никогда. Не зря же говорят, что я непредсказуема.
Я спустился по железной лестнице и вышел мимо охранника на улицу. Сев в такси, я стал думать об Адаме Вудварде. Конечно же, он сам припрятал саквояж в таком месте, где никто бы не стал искать — даже хозяйка чемодана. Она выступала здесь в течение двадцати недель и он мог бы забрать его в любое удобное время. Кому бы пришло в голову искать там? Но, пожалуй, он сделал это импульсивно — скорее всего, сунул саквояж в чемодан пока она выступала на сцене. Именно об этом он и хотел поговорить со мной и услышать мой совет.
Такси подкатило к моему дому, я расплатился, дал огромные чаевые и, прошмыгнув мимо швейцара, взлетел наверх, а вбежав к себе, сразу же приступил к замку саквояжа. Только я его открыл, как зазвонил телефон. Это был Паркер.
— Если поторопишься, успеешь к финалу!
— Куда?
— В дом, где жил Кингсли. Я их всех собрал. Поживее, дружок!
— Лечу, лейтенант!
Я схватил саквояж, запер дверь и заметил, между прочим, что Страм не составил на замке ни царапинки. Швейцар сказал мне:
— Это для вас — и вручил мне белый конверт.
— Где вы его взяли?
— Посыльный принес.
— Спасибо! — я сунул письмо в карман, выбежал на улицу, поймал такси, назвал водителю адрес и включил свет в салоне. Едва я успел перерыть содержимое саквояжа, как водитель объявил:
— Дом 262, сэр!
Я снова звонил в белый звонок. Дверь открыл Виктор Барри. Он поглядел на меня так, словно проглотил кусок ваты, думая, что это мороженое.
— Имейте в виду, я вас не приглашал! — после чего он проводил меня в комнату с зелеными стенами.
Они все были тут, включая и Линкольна Уитни, и все они выглядели как и раньше, за исключением Марсии, та была просто сногсшибательна в обтягивающем вечернем платье на узких бретельках. Был тут и Паркер в сопровождении целого взвода полицейских.
— Ну, вот у нас кворум, — объявил Паркер и обратился к полицейскому. Введите его!
Полицейский вышел и вернулся с низеньким лысым человечком в темном костюме. Лицо у него было все в морщинах как жилетка толстяка.
— Так, ну начнем, — сказал Паркер. — Назовите ваше имя, сэр.
— Антон Амстердам. — Чудно, что такой маленький человечек обладал столь низким голосом. Говорил он со странным акцентом, вроде бы французским.
— Вы давно живете в Соединенных Штатах?
— Восемь лет. Но я теперь американский гражданин. И горжусь этим.
— Чем вы занимаетесь?
— Я торгую антиквариатом.
— Откуда вы родом?
— Из Антверпена. В Антверпене у меня был процветающий бизнес, я…
— Ладно, — перебил его Паркер. — Сейчас я покажу вам нож — узнаете ли вы его? — Паркер вытащил означенный предмет из кармана и передал его Амстердаму.
— О да! — Лысый коротышка любовно держал нож. — Я же уже заявил вам, что узнал его.
Паркер ухмыльнулся.
— Помню. Но сейчас мы все повторяем. Чтобы все было по закону. Итак, вы узнаете этот нож?
— Да, это разновидность ножа с выбрасывающимся лезвием, отличная от аналогичных ножей американского производства. Он был сделан в Италии в эпоху позднего Ренессанса, возможно, в шестнадцатом веке. Он золотой, ручной работы с хитроумно спрятанным лезвием, которое выталкивается пружиной, после нажатия потайной кнопочки вот здесь. Вот так! — Словно из ниоткуда появилось шестидюймовое смертоносное лезвие. — А убирается лезвие путем нажатия на другую потайную кнопку. Вот так! — и лезвие исчезло в рукоятке. Теперь нож был похож на золотую безделушку с искусным орнаментом. Этот нож был одной из достопримечательностей моей коллекции в Антверпене. Там я и продал его.
— Квитанция сохранилась?
— Конечно, И фамилия покупателя.
— Вы ведете такой строгий учет?
— Да, сэр. Я привез все свои бумаги с собой в Америку.
— Могу я увидеть эти записи?
— Да, сэр.
— Передайте их мне, пожалуйста.
— Не могу.
Паркер озадаченно смотрел на коммерсанта.
— Послушайте, мистер Амстердам…
— Я ведь уже передал, сэр. Они у вас.
Паркер громко расхохотался.
— Полицейский я, может, и хороший, но юрист дрянной. — Он вытащил из кармана листок бумаги и отдал его Амстердаму. — Вот лист бумаги. Вы можете сказать, что это?
— Это мои записи. Я вел такие записи в своем магазине в Антверпене. Здесь содержится информация о продаже ножа эпохи Ренессанса.
Наши стройные ряды дрогнули. Марк Дворак подошел к Паркеру и сказал возмущенно:
— Полагаю, довольно ломать комедию. Можно взглянуть на нож? — Паркер передал ему нож. Тот осмотрел его и вернул. Потом подойдя к Амстердаму, вперил в него взор, улыбнулся и проговорил сквозь зубы:
— Ну конечно! — Потом заговорил с Амстердамом по-французски, тот в ответ улыбнулся и они быстро залопотали друг с другом по-французски и чуть не обнялись.
После этого Амстердам подошел к Паркеру и, указав пальцем на Дворака, произнес извиняющимся тоном:
— Это Марк Дворак. Знаменитый ученый. Это он купил у меня в Антверпене нож.
— Хорошо, — произнес Паркер. — Мистер Амстердам, вы свободны. Уведите!
Полицейский вывел Амстердама из комнаты. А Паркер обратился к Двораку.
— Ну, приятель, теперь ваша очередь.
— Я действительно купил этот нож в Антверпене, — заявил Дворак. — Мне он показался очень красивой вещицей. И полезной. — При этих словах Рита охнула. Дворак повернулся к ней. — Для вскрытия писем, а не для убийства! Тем не менее, мой дорогой лейтенант, уже год как он мне не принадлежит.
— Нам понадобятся доказательства более веские, чем ваши слова.
— Вы их получите.
— Итак, нож вам не принадлежит. Как это понимать?
— Я подарил его.
— Да что вы? А теперь вы будете меня уверять, что счастливый обладатель ножа недавно пропал без вести с экспедицией в Гренландию!
— Напротив. Обладатель ножа присутствует в этой комнате. — Он поклонился и простер руку в направлении присутствующих.
Рука уперлась в Линкольна Уитни.
У Паркера заклокотало в глотке.
— Линкольн Уитни? — прохрипел он.
Уитни приблизился к нему.
— Позвольте взглянуть?
Паркер передал ему нож. Уитни повертел нож в руках и с улыбкой вернул его лейтенанту.
— Совершенно верно, сэр. Марк подарил мне эту вещь около года назад. Я использовал его в качестве пресс-папье у себя в офисе.
— Вы не обнаружили его пропажу?
— Честно говоря, нет. На моем рабочем столе всегда царит страшный бедлам — это может подтвердить любой из здесь присутствующих.
— Так… Но ведь вы могли бы проинформировать меня, что имеете к этому ножу некоторое отношение, — недовольно проговорил Паркер.
Уитни повысил голос.
— Проинформировать вас, сэр? Разумеется, я бы вас проинформировал, если бы мне показали этот нож! Но этого не сделали! — Его внушительное лицо побагровело, складки на щеках затряслись. — Если это косвенное обвинение, офицер, то вы просто с ума сошли. Да любой мог стащить у меня со стола этот нож. Ежедневно сотни людей приходят ко мне в кабинет…
— Я вас ни в чем не обвиняю, мистер Уитни.
— А я обвиняю! — раздался в комнате мой голос.
Воцарилась тревожная тишина. Все замерли. У Паркера отвалилась челюсть. Уитни подскочил ко мне.
— Послушайте, вы, маленький… — его веснушчатая рука потянулась к моему горлу.
Я ударил.
Я ударил его по одной складчатой щеке, и складки на второй щеке затряслись как желе и он покатился по полу точно пивной бочонок, и когда он вскочил на ноги, в руке у его блеснул маленький пистолет 22-го калибра, а боковой карман пиджака свисал клоком вниз. Я же был безоружен. И снова его ударил. Он тяжело выдохнул — так автобус дает выхлоп, потом я сильно ударил его по руке с пистолетом и «двадцать второй» полетел на ковер. В дело вмешались полицейские и заломили мне руки за спину. На ковре рядом с пистолетом Уитни валялся мой кожаный саквояж. Паркер подскочил ко мне с перекошенным лицом и сверкающими глазами. Он заорал, брызжа слюной.
— Пит! Ты спятил? Ты совсем свихнулся? Что ты себе позволяешь?
Высвободившись из объятий полицейских, я спокойно сказал:
— А ты загляни в этот саквояж. Саквояж принадлежал Адаму Вудварду. Паркер нагнулся и поднял саквояж. — Там полно документов и все они говорят об одном, что… — тут я указал пальцем на Уитни, — этот гад коммунистический агент. Там факты, даты, имена его сообщников.
— Уитни? — задохнулся Паркер.
Уитни забарахтался, но полицейские цепко держали его.
— Старея, люди иногда выживают из ума. Богатым иногда требуется что-то ещё помимо денег. Может быть, власть. Возможно, наше государство перестало устраивать этого ублюдка. Возможно, ему захотелось купить себе звание комиссара или стать суперменом всех времен и народов. Я сам не знаю, чего ему надо было, но этот негодяй затесался в группу «агентов влияния» Москвы. И Вудвард каким-то образом про это узнал.