Кровник (пенталогия) — страница 21 из 93

Сопровождаемые завхозом, мы отправились в палату и, оставшись там наедине, некоторое время обсуждали ситуацию. Я был близок к нервному срыву и уже хотел было, наплевав на последствия, немедля произвести в этом бардачном заведении высокой нравственной чистоты тривиальный обыск, придушив между делом проницательного доктора и идиота-завхоза, но Тэд очень своевременно высказал трезвую мысль о том, что доктор вот-вот отчалит домой и можно будет попытаться решить вопрос с завхозом, не прибегая к телесным повреждениям.

Спустя минут двадцать доктор действительно отчалил: я слегка задремал, в нервном ожидании истощив свои силы, и вздрогнул, проснувшись от скрежета ржавых воротных петель.

Выглянув в окно, я обнаружил, что «Волга» Али выехала за территорию, а Рустем задвигает ворота на место, оживленно напевая себе под нос.

Выскочив на улицу, я обогнул корпус и, столкнувшись лицом к лицу с быстро перемещающимся в направлении второго корпуса завхозом, ухватил его за руку и, скорчив заговорщицкую рожу, спросил с сильным акцентом:

— Хочешь заработать сто баксов, а? Хочешь?

Рустем пару раз хлопнул ресницами, и на его высохшем лице обозначилась легкая степень озабоченности. Пару раз безуспешно дернув свою руку, зажатую моей железной дланью, он плаксиво крикнул:

— Пусти, дяденька, пусти! Я должен работать!

— Я тебе дам сто баксов, — медленно проговорил я по слогам и ласково улыбнулся. — Ну? Сто долларов! Хочешь?

— Гы! Сто долларов, — Рустем вдруг расплылся в широченной щербатой улыбке и пустил слюну. — Гы! Дай!

— Давай так, — я опять заговорщицки подмигнул и отпустил руку завхоза. — Мы хотим трахаться, понятно? Трахать-ся, — я изобразил движение сильно спешащего лыжника и скорчил блаженную гримасу. — Ясно?

— Гы! Трахаться! — Рустем осклабился и тоже пару раз дернул руками, боднув воздух костлявым тазом. — Трахаться! Хорошо!

— Ну вот, — я похлопал завхоза по плечу. — Ты нам дай хорошую бабу, а мы тебе дадим сто баксов. Бабу на полчаса. И — сто баксов. И — никому ни слова. Идет?

— Идет! — Рустем согласно закивал головой, затем испытующе уставился на меня и вдруг спросил:

— Ты военный, да? Ты русский, да?

Я аж поперхнулся. Интересное кино! Как-то один знакомый психоаналитик сказал мне между делом, что шизоиды обладают повышенной чувствительностью и в некоторых случаях даже слабо выраженным даром прорицания… Так, так… Черт, насчет памяти шизоидной я не припоминаю — что там они помнят, что не помнят… Да, вот это залепуха! На практике с таким вот проявлением я столкнулся впервые.

— Ну что ты, что ты! Что ты, Рустемчик! — Я ласково погладил завхоза по спине и взял его под руку. — С чего ты взял, что я военный, да еще и русский, а? Тебе кто-то сказал? Или ты меня еще где-то видел?

— Ха! — завхоз высвободил руку и погрозил мне пальцем. — Ты, когда стоишь, постоянно засовываешь большие пальцы рук под мышки, — сообщил мне завхоз и лукаво шмыгнул носом. — Гы! Так делают военные — они пихают пальцы под лямки разгрузки, — Рустем плутовато хихикнул и причмокнул губами. — Ты шпион, да?

— Я журналист, понятно? — Я изобразил в воздухе вращательное движение и чуть было снова не поставил большие пальцы рук под мышки — черт, действительно, как это так просто можно проколоться! Идиот, идиот — а узрел!

— Я постоянно ношу кинокамеру и потому привык поправлять ремень, — пояснил я завхозу. — Кино, понимаешь, телевизор. Ясно?

— Ясно, — Рустем опять шмыгнул носом. — Бабу, говоришь?

— Бабу, бабу, — подтвердил я. — Доктору — ни слова.

— Ни слова, — подтвердил Рустем и пригласил жестом следовать за ним. Дойдя до последнего, шестого по счету, корпуса, расположенного в самом конце обширного дурдомовского двора, Рустем показал на дверь. — Туда, они там…

Войдя в корпус, я обнаружил, что справа по узкому коридору имеются восемь обитых жестью дверей — посреди каждой двери был застекленный глазок диаметром сантиметров в двадцать.

— Смотри, выбирай, — предложил Рустем. — Кто понравится, скажи.

Я судорожно сглотнул и молча покивал головой — слова не мог вымолвить. Сердце мое застучало, как большой барабан на полковом разводе. Сделав длинный выдох, я приник оком к «глазку» первой по счету двери. В палате находились две женщины, закутанные в черные платки. Они сидели на голых матрацах, брошенных прямо на пол, и молча чего-то месили в большом тазу. Я стукнул по двери пальцами — женщины одновременно повернули ко мне лица… Нет, это были какие-то зрелые дамы неопределенной национальности — моей женой тут даже отдаленно не пахло.

Я перешел к следующей двери, затем к третьей, затем далее… Не было моей супруги в этих скорбных пенатах.

— Слушай, а больше у вас никого нет? — обратился я к Рустему. — Это все женщины? Или где-нибудь еще есть?

— Это все, — подтвердил завхоз и изобразил недоумевающий жест. — А что — тебе никто не понравился? Совсем-совсем?

— Ну, в общем-то… — я пожал плечами. — А вот один парень из Хамашек мне говорил, что якобы у вас тут есть такая красивая блондинка — ну, длинноногая такая… Недавно привезли, вроде… А?

— Говорил? — подозрительно переспросил завхоз и нахмурился. — Кто говорил?

— Говорил, говорил! — уверил его я и подмигнул. — Уж я-то все про это дело знаю!

— Это тебе Лема говорил, наверно, — завхоз неодобрительно крякнул и покрутил засушенной башкой. — Да, была блондинка, была… Только три дня назад ее Али отдал Вахиду. Вахид хорошие бабки дал, ага…

— Жаль, очень жаль, — я постарался выговорить это спокойно, а у самого от волнения чуть зубы стучать не начали. — Хотелось бы ту блондинку, да… Вот, говорит, такая красавица, такая пригожая…

— Ага, красивая, гла-а-адкая такая, — подтвердил завхоз и, смачно причмокнув губами, закатил глаза. — Вахид дал за нее двадцать тысяч долларов доктору, я видел…

— Это который Вахид, Бектаев? Из Мачкой-Артана, да? — придурковато вставил я. — Я его знаю, это журналист, мой коллега.

— Тцххх!!! — презрительно фыркнул Рустем и негодующе всплеснул руками. — Какой журналист! Ты что! Вахид — командир отряда, под Хатоем у него отряд, ага.

— Не знаю такого, — я покачал головой. — Первый раз слышу.

— Ну-у-ууу! — удивленно протянул завхоз. — Вахида Музаева не знаешь? Ну ты даешь, шпион! Гы-гы!!!

— Ладно, Рустем, — пресек я негодование сапера-идиота. — Вахид так Вахид. Все, спасибо тебе.

— А что — никого брать не будешь? — На узком лице завхоза обозначилась озабоченность. — Возьми кого-нибудь — деньги дай… Деньги обещал?

— Обещал. — Я согласно кивнул головой и поморщился демонстративно. — Но что-то они мне не нравятся — грязные какие-то, нехорошие… И потом — они же дуры, вдруг кусаться начнут или брыкаться — нет, не стоит.

— Э-э-э-э, дорогой! — Рустем успокаивающе выставил вперед худосочную пятерню. — Ты бери, бери. Я ее помою, укол поставлю — я умею, доктор научил, два часа совсем сопротивляться не будет, будет только ха-ха ловить! Гы! — У завхоза из уголка рта обильно высочилась слюна. Громко втянув ее обратно, он отер губы и вдруг добавил этак умудренно:

— Дура-то она дура. Однако это она на голову дура — все остальное-то у нее нормальное.

— Слушай, а вот ту блондинку, ну, которую продали Вахиду — ты ее мыл, уколами колол? — спросил я и замер, напрягся, хотя тут же понял, что зря спросил — ни к чему мне это знать!

— Ага, мыл, колол, — завхоз покивал головой. — Обязательно колол — очень дикая! Тут праздник был — пра-а-азд-ник! К доктору много друзей приезжали — все хотели попробовать! Ай-ай-ай — сла-а-адкая баба, ой, сла-а-адкая!

Я отодвинулся от завхоза — еще чуток и не сдержусь, задушу козла!

— Ладно, хорош! — хрипло выговорил я и сделал длинный выдох. — Хорош… На тебе сто баксов — только доктору не говори, что водил меня сюда. Доктор-то сказал, что нет у вас баб.

Приняв банкноту, Рустем бережно уложил ее в карман рубашки и заговорщицки подмигнул мне.

— Не скажу доктору. Пусть тайна будет…

Прибыв в нашу палату к успевшему загрустить британцу, я плюхнулся на койку и, закрыв глаза, некоторое время лежал без движения. Тэд что-то спросил меня — уже и не помню, я не отвечал — боялся расплакаться. Жена моя была в этом заведении всего три дня назад, и с ней тут забавлялись все, кому не лень… Если бы я только знал об этом, я не валял бы дурака, выслушивая столько времени всякую чушь от чеченских стариков, не выслеживал бы Беслана, а отправился бы прямиком сюда, и все проблемы бы разрешились! Если бы знать…

Повалявшись без движения некоторое время, я взял себя в руки и сообщил Тэду:

— Давай укладываться спать, старина. Завтра нам раненько в путь. Ты, помнится, хотел побывать на базе у боевиков? Если я не ошибаюсь, очень скоро тебе предоставится такая возможность…

ГЛАВА 10

В последнее время я, как правило, сплю неважно, скорее дремлю с перерывами. При этом мне видятся какие-то дурацкие, ничем не обоснованные сны.

В этот раз мне приснился холодец, сваренный моей бабкой (царство ей небесное!). Она разливала его по плошкам, когда я, чумазый и голодный (совсем еще юный), приперся с улицы домой. Жмурясь от восторга, я вдыхал аромат восхитительного варева, изрядно начиненного чесноком. Когда мой грязный нос оказался в опасной близости от ватерлинии в самой большой плошке, бабка решила вмешаться в процесс намечавшейся дегустации и отвесила мне изрядную оплеуху…

…Выйдя из дремотного состояния, я осторожно раскрыл глаза. Надо мной возник какой-то тип, от которого разило чесноком, — он прерывисто дышал и за то время, что я хлопал ресницами, всматриваясь в темноту, успел пару раз нервно сглотнуть, ощутимо екнув дернувшимся взад-вперед кадыком.

Итак, сознание мое вернулось в наше измерение и, зафиксировав мощное отклонение от нормы, мгновенно включило механизм объективного восприятия и анализа окружающей действительности, который у боевой машины по прозвищу Сыч отлажен идеально и моментально адаптируется к любым ситуациям…