или и в итоге впаяли немалый срок. Впрочем, его судьба нисколько не интересовала Дину Леонардовну, а если и всплывал в памяти образ труса и мерзавца Игореши, то любые россказни о его злоключениях вызывали лишь неприязненную, мстительную радость.)
— Вы не представляете, как я рада вас слышать!
— Очень даже представляю, потому испытываю совершенно аналогичные чувства!
— Но где вы? Что с вами? И где вы пропадали столько лет?
— Я в Москве. И теперь, надеюсь, уже окончательно. Что же касается моего отсутствия… Ну вы же понимаете, Динуля, в нашей жизни и работе не все можно раскрывать даже ближайшим друзьям.
«Черт возьми, уж не сидел ли и он?»
— Я догадываюсь, какие мысли начали роиться в вашей светлой головке. Спешу успокоить: это неверное предположение. Скажем так: я много разъезжал, выполняя различные ответственные задания и поручения. Заглядывал и в Москву. Но, так сказать, инкогнито. Однако теперь все это уже в прошлом. Начинается новая полоса жизни, и я искренне надеюсь, что наша старая дружба и сотрудничество в этих новых условиях будут успешно продолжены.
— Ну о чем вы говорите, Ростислав Львович!
— Кстати говоря, времени зря я не терял и, пока суд да дело, успел получить диплом. Искусствоведа, между прочим. Так что мы с вами теперь еще и дипломированные коллеги. Не нам ли и карты в руки?
— Вы меня потрясаете, Ростислав Львович!
— Ну, разумеется, на столичные студенческие аудитории я не претендовал и мой провинциальный диплом конечно же не так весом, как ваш, и тем не менее…
— Когда мы встретимся, Ростислав Львович?
— Завтра. Насколько я понимаю, ваши нынешние обстоятельства делают именно вас заинтересованной в как можно более скорой встрече.
— Вы и об этом уже все знаете?
— Динонька, старый мудрый дядя Ростик знает все. И кстати, если не возражаете, давно уже пора нам с вами выпить на брудершафт? Чем не причина для немедленной встречи?
— Конечно.
— Вот так и запишем. А пока что отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь.
Встреча прошла, как говорится, в невероятно теплой и сердечной обстановке. Дина, вопреки своим жестким правилам, даже позволила себе в середине дня бокал вина. Вишневский же с видимым удовольствием тянул и тянул темно-красное «бордо», о сорте которого и о годе его производства он предварительно обстоятельно советовался с официантом. Брудершафтское целование с Ростиславом Львовичем, зная его наклонности, вызвало страстное желание побыстрее вытереться и заново надушиться. Но Дина — волевые качества были все-таки очень сильной стороной этой женщины — сдержалась, спокойно выдержав иронично-прищуренный взгляд Вишневского. Забегая вперед, надо сказать, что переход на «ты» у них получился какой-то частичный, как это часто бывает у давно знакомых людей, привыкших за долгие годы к общению по имени-отчеству. Вот разве что в минуты умиления умом и изобретательностью партнера оба любили сладостно потянуть: «Динуля», «Ростинька», да в обстоятельствах прямо прямоположных, обзывая друг друга всяческими «избранными» наименованиями, обычно придерживались демократического «ты».
— К делу. Обстоятельства и все подробности твоих неприятностей мне известны. Есть надежные друзья, которые в состоянии все чисто и аккуратно закрыть, закрыть так, что нигде, ни в каких протоколах и записях не останется никаких следов.
— Сколько?
— Вопрос по существу. Друзья мои, к сожалению, не альтруисты, а работа предстоит серьезная, и задействовано в ней немало фигур, поэтому…
От суммы, названной Вишневским, Дина даже вздрогнула.
— Да-да, Диночка, да, я понимаю, что это грабеж. Но… Есть ли у тебя альтернативные варианты?
— Согласна.
— Я знал, что ты разумная девочка. Вино, с твоего позволения, я все-таки допью. Люблю «бордо», а это удивительно удачная бутылка. И сразу же надо действовать, время не терпит. Все остальное — потом. Готовь наличные и ни о чем больше не беспокойся.
В дела Ростислав Львович включился с необыкновенной активностью. Поначалу Дину это даже радовало, но по прошествии некоторого времени она начала ощущать, что Ростика Вишневского становится как-то слишком много, что в созданной исключительно ее усилиями компании «экспорт-импорт», как она ее называла, Ростик, пожалуй, начинает выдвигаться на ведущую позицию, которую она безусловно считала своей личной прерогативой.
Действительно, до сих пор все нити и связи она концентрировала исключительно на себе. На нее работала большая группа «добытчиков» — какими средствами они пользовались — их дело, лишь бы пришедшее непосредственно к ней было «чистым», ну хотя бы относительно. Ее личной находкой были супруги Раевские, чей художественный салон обеспечивал легальность и респектабельность сбываемых полотен и антикварных редкостей. Ее детищем было «Братство Серпинских», группы художников, неустанно «клепавших» как вполне приличные копии и подделки под известных мастеров, так и откровенную халтуру для тупых и примитивных краснопиджачных «новых русских». Числились в ее «бригаде» и художники-индивидуалы, и молодые химики, работавшие над проблемами «старения» полотен и раскрытия секретов старых красок… Да много чего было в организованном и контролируемом неугомонной Диной Леонардовной Тимашевской изощренном и весьма доходном бизнесе.
Особое внимание уделяла Дина Леонардовна контактам с известными и авторитетными экспертами-искусствоведами. И здесь, надо сказать, она не скупилась, прекрасно понимая, что полстранички текста, заверенные значительным и титулованным именем, существенно влияют на продажную стоимость ее товара. С ней постоянно и с удовольствием сотрудничал целый ряд докторов и кандидатов искусствоведения, которые, за соответствующую мзду, разумеется, фактически не глядя «подмахивали» все, что им ни подсовывала столь интересная и щедрая дама.
Как ни странно, единственный решительный отказ в сотрудничестве Дина Леонардовна получила от своей старой знакомой, известной московской светской «львицы», кандидата искусствоведения Елены Станиславовны Жаворонковой. Когда-то, в годы студенчества, Дина с большим удовольствием посещала лекции Елены Станиславовны, по-настоящему большого знатока русской живописи. Позже жизнь неоднократно сталкивала их на различных художественных и околохудожественных действах: выставках, вернисажах, первых попытках своих, доморощенных аукционов. Особо тесного знакомства не поддерживали, но при встречах неизменно раскланивались, а иногда и обменивались даже парой-тройкой светских фраз.
Ознакомившись с работами, на которые Дина Леонардовна желала бы получить ее экспертную оценку, Елена Станиславовна усмехнулась как-то уж слишком откровенно:
— Диночка, могу сказать только одно: заниматься таким опасным бизнесом могут лишь чрезвычайно смелые люди. Мешать вам я не собираюсь, но и… Вы меня поняли?
Дина поняла.
Вишневский начал с парадоксального на первый взгляд, но по сути необыкновенно разумного и дальновидного шага: устройства на работу в качестве главного администратора в один из ведущих симфонических оркестров страны. «Ростислав Львович, вы — ныне дипломированный искусствовед — и вдруг в администраторы?.. Почему? Зачем?» — «Динуля, во-первых, масса людей работает вовсе не по тем специальностям, которые записаны в их дипломах, ничего необычного в этом нет, во-вторых, не забывай, что я — администратор и хозяйственник с большим опытом, меня хорошо знают в соответствующих кругах и сочли возможным порекомендовать и помочь с устройством, а в-третьих, прикинь-ка, какие возможности это открывает для нашего с тобой дела». — «Для нашего дела? Что-то не понимаю». — «Ну, Диночка, где же твоя знаменитая прозорливость? Оркестр без конца гастролирует по всему миру. Разумеется, скрипочки, флейты, кларнеты и прочую мелочь музыканты везут с собой. Но есть ведь и громоздкие музыкальные инструменты, которые перевозятся в контейнерах. А кто отправляет и получает эти контейнеры? Конечно же администратор. К тому же коллектив этот знаменитый и уважаемый, поэтому особо пристрастных досмотров на таможне, как правило, не бывает. Хотя, естественно, для пущей надежности без соответствующего „подмазывания“ не обойтись. Следовательно…» — «Ростислав, ты — гений!» — «Стараюсь».
Задуманный Ростиславом Львовичем «гешефт» трудно было переоценить. Давно канули в Лету времена примитивной контрабанды со всякими там тайниками, чемоданами с двойным дном и прочей ерундой. Необходим был канал для переправки крупногабаритных грузов. В последнее время наиболее актуальным стал не вывоз художественных ценностей из России, а, как раз наоборот, ввоз в страну работ малоизвестных западных художников девятнадцатого века, которые, при некоторой незначительной переделке, можно было выдавать за произведения столь полюбившихся нуворишам русских художников. Цель? Она была очевидной. Для примитивных лохов, набивших свои счета наворованными долларами, любое заключение оснащенного соответствующими «корочками» на гербовой бумаге эксперта (купленного, разумеется, «на корню» продавцами) служило убедительным доказательством достоверности приобретаемой работы. А кому же из этих «знатоков» не хотелось покичиться перед сотоварищами, украсив стены новомодных вилл и коттеджей «настоящей живописью»? Таких новоявленных «коллекционеров» нагревали совершенно беззастенчиво, загоняя им откровенную халтуру, но все-таки встречались среди потенциальных клиентов особи, которые действительно хоть чуть-чуть в чем-то разбирались. Именно от них и исходила опасность проведения более основательной экспертизы. И если подделывать под позапрошлый век краски «стилизаторы» Тимашевской научились довольно ловко, то с холстами существовали серьезные проблемы. Процесс искусственного старения холста «прочитывался» независимыми экспертами довольно просто. Поэтому и стало в последнее время ведущим направлением в Динином бизнесе приобретение подлинных работ художников Северной Европы, «подгонка» деталей под отечественную действительность и дальнейшая продажа найденных «шедевров» с подписями крупнейших и известнейших русских художников.