– Какая неосмотрительность с вашей стороны, – выдала девушка, бросив краткий взгляд на мужчину. Тот бесстрастно посмотрел в ответ.
«Зачем я ему это сказала? Теперь он не захочет что-либо мне рассказывать, – подумала она, вновь уставившись в стену. – Надо бы извиниться, но за что? Ведь он и вправду не подумал, что я тут буду сидеть в одной сорочке».
Молчание затягивалось. Стефани размышляла о своей горячности и о том, как бы ей в дальнейшем построить диалог, чтобы все узнать о жертвах.
Эдриан без тени смущения разглядывал юную особу, что так настойчиво смотрела в стену и не поворачивала голову в его сторону. Была ли это игра или девушка по-настоящему так сильно смущена, он не знал. Не хотел знать. Мужчина любовался ею. В особенности лицом. По долгу службы ему пришлось освоить азы рисования, чтобы иметь возможность набросать лица преступников, подозреваемых, свидетелей, делать по описаниям людей зарисовки оружия или одежды. Рисование было всего лишь инструментом для ведения расследования, как составление протоколов или сопоставление улик. Но сейчас ему захотелось просто ее нарисовать. Вот так, как она сидела на койке, теребя кольцо и глядя в стену.
– Итак, мадемуазель, – начал Эдриан, отмахнувшись от собственных переживаний. Он удивленно вскинул брови, заметив, как вздрогнула собеседница. – Не беспокойтесь, никаких каверзных вопросов не будет.
– Да?
Вопрос был произнесен так томно, словно нес в себе тайный интимный смысл, понятный лишь давним любовникам. Невольный взгляд… Это заставило обоих растеряться. Стефани смутилась, что может говорить таким голосом. Эдриан почувствовал, как это маленькое словечко затронуло его душу.
Мужчина прочистил горло и уставился на полуоткрытые пухлые губы девушки.
– Мадемуазель, расскажите, что произошло ночью. – Умом он понимал, что будет разумнее, если их разговор перейдет в серьезное русло, но сердцем хотел услышать еще одно такое же маленькое «да».
Стефани перевела взгляд на руки мужчины, перо и бумагу.
– Началось все с того, что я проснулась… – Она замялась. Дальше должна была последовать часть о подслушанном разговоре, о котором девушка вспомнила только сейчас. Поэтому вопрос, стоит ли об этом упоминать, повис в воздухе, как петля.
– Хорошее начало. Да, люди обычно не спят, когда с ними что-нибудь случается. Иначе как бы они об этом рассказали, – не удержался от ехидного комментария Эдриан, отчего девушка нахмурилась.
– Это не смешно. Я пытаюсь вспомнить детали, – насупилась она.
– Примите мои извинения, мадемуазель. – Интендант едва улыбнулся. Наконец их взгляды встретились. Небесная лазурь с изумрудом. – Мы никуда не спешим. У вас есть время все вспомнить. И будьте благоразумны. Не забывайте, за случайную ложь или намеренное сокрытие каких-либо фактов вас могут привлечь к ответственности.
Стефани поежилась. Разговор принимал нешуточный оборот, поэтому утаивать что-либо она не видела смысла. Вдобавок наивно полагала, что за откровенность интендант ответит ей тем же и расскажет о нападениях.
– Я проснулась оттого, что меня тошнило. Но все быстро прошло. Я встала, чтобы проверить, как там Лорент. Он все лежал, но ему потребовалось сменить постельное белье, и я отправилась за ремедисткой. Потом… – Стефани рассказала о ночном разговоре.
– Только крестьяне, никаких дворянок. – Эдриан невидящим взглядом смотрел перед собой, крутя пальцами перо. Это наводило на мысль, что одним из собеседников являлся доктор, так как буквально накануне интендант беседовал с ним о смерти Колетт. А еще фраза о раскопках… «О каких раскопках?» Он мрачно взглянул на сидящую перед ним девушку. Насколько правильно она разобрала слова и можно ли ей верить?
– Эти фразы… Что они могли означать? – поинтересовалась она, понадеявшись, что интендант жандармерии наверняка знает побольше нее и поделится своими домыслами.
– Все что угодно, – картинно отмахнулся Эдриан. – Продолжайте.
Не такого ответа ожидала Стефани, а потому заговорила достаточно сухо.
– Потом в госпиталь принесли раненного стражника. Я решила узнать, что произошло. Пошла к нему, но меня встретил месье Пероль. Он отправил меня обратно в палату вместе с Агатой. Она приготовила настойку, которую я решила вылить в окно.
– Почему вы решили вылить ее в окно?
– Ну, горшков с цветами в палате не было. Хотя зелье такое отвратительное, что растение, скорее всего, погибло бы. А ночная ваза тоже не подходит, ремедистки по запаху узнают его. Уж простите меня за подробности, оно разило на всю комнату. Поэтому я решила вылить лекарство в окно. – Стефани пожала плечами, надеясь, что она дала полный ответ и расспросов по этому поводу не последует.
Признание позабавило интенданта.
– Я восхищен вами. У вас очень расчетливый ум. Не каждая девушка вашего положения будет так тщательно заметать следы, – неожиданно высказался Эдриан.
– Я… ну… – Стефани пыталась подобрать слова, но потом решила, что оправдываться ей не за что. Поэтому подскочила с кровати и громко возмутилась: – При чем тут это?
– На вашем месте я попросту не стал бы пить эту гадость. Думаю, многие представители вашего круга поступили бы именно так. К чему скрывать свой отказ, будто ваше нежелание – преступление?
Стефани гневно выдохнула. Настоящая причина подобного поведения крылась в том, что она не хотела, чтобы отец узнал о ее отказе пить лекарство. Это могло разволновать его еще сильнее. Но признаться в этом интенданту она посчитала постыдным. Еще назовет ее папиной дочкой.
– Хотите сказать, что я веду себя далеко не подобающе своему положению? – Его спокойно-отрешенное лицо заставило ее возмутиться. Кто он такой и почему позволяет себе судить ее поступки? Да еще ссылаться на принадлежность к сословию. – Месье, вы шутите надо мной или говорите серьезно?
Эдриан смотрел, как крылья ее милого носика раздуваются от нахлынувших эмоций. Ему следовало бы извиниться, тем более что перед ним сидела дочь влиятельного графа – самого губернатора провинции. Обидеть девушку означало попрощаться с благосклонностью ее отца. Но интендант не смог удержаться от того, чтобы еще сильнее раззадорить юную особу.
– Конечно, я серьезен, мадемуазель. – Он состроил озадаченную мину. – Я всего-навсего пытаюсь понять причины вашего непослушания. И почему вы его скрываете от других.
Стефани захлопнула рот и всмотрелась в небесную лазурь глаз собеседника, которые показались ей до безобразия нахальными.
Эдриан моргнул. Совесть умоляла его остановиться, но тщетно.
– Поймите, необходимо выяснить, насколько вы можете быть честной, чтобы понимать, сколько правды в ваших словах. Ведь у нас допрос.
– Именно! Допрос! – Стефани рассердилась. Он почти что назвал ее лгуньей. Девушка шагнула к нему, руки сжались в кулаки. Взгляд упал на стол, где лежали аккуратно разложенные бумаги и перья. Захотелось сбросить их, растоптать, разлить чернила. Но вместо этого она процедила: – Вы интендант. Вы должны уметь отличать правду от лжи, а если не умеете, так это ваша проблема. А я не собираюсь раскрывать причины своего поведения. Тем более слушать, что веду себя как-то не так. Задавайте вопросы по существу.
– Мадемуазель, примите мои извинения за настырность, но это был вопрос по существу. Я поинтересовался, почему вы решили вылить лекарство, потому что хотел знать причину поступка. А вы начали рассказывать не о причине, а о том, почему избрали такой способ избавиться от него. По факту вы так и не ответили на мой вопрос.
Эдриан сидел неподвижно, как гора. Уголки рта так и норовили дернуться и выдать улыбку, но он держался.
Стефани ненавидящим взглядом уставилась на мужчину. Она поводила нижней челюстью из стороны в сторону, чувствуя себя глупо. Девушка хотела ответить ему что-нибудь гадкое, изощренное и язвительное. Возможно, даже обидное, чтобы заставить его мучиться так же, как он – ее. Но никаких слов на ум не пришло. А желание перевернуть все вверх дном усиливалось. Если бы Стефани могла, она бы сожгла его бумаги взглядом.
– Я решила, что не буду принимать лекарство, так как у меня от него кошмары, – недовольно проворчала Стефани, и тут ее осенило. Вперев руки в бока, она деловито добавила: – Между прочим, месье, я ответила на ваш вопрос. Вы спросили, почему я решила вылить лекарство в окно, и я ответила. Вы не спрашивали, почему я не стала его пить.
– Разве? – удивился Эдриан, стараясь выглядеть спокойным, но внутренне растерявшись. Неужели он что-то перепутал?
– Записывайте вопросы на бумагу, как положено. Может быть, тогда вы не будете забывать, о чем спрашивали.
Взгляды встретились: зимнее небо против сочной зелени. Стефани ощутила вкус победы. Она выиграла эту партию, и ему придется признать поражение.
Эдриан театрально отложил перо.
– Протокол буду читать не только я, – сухо заметил он.
– И?
– Вы подслушивали чужой разговор, стараясь не обнаружить себя. Допустим, это действительно связано с преступлением. Тогда это очень важно. Но вдруг… что более вероятно… этот разговор не касался никаких темных делишек. Тогда, если это говорили дворяне, один из них может счесть себя оскорбленным и заявить об этом вашему отцу. Может возникнуть нехорошая ситуация. А если это человек из сословия попроще… из ремедистов госпиталя. Он просто назовет вас сплетницей и будет жить дальше, а последствия такого неблаговидного поступка закрепятся за вами до конца жизни.
– Так не бывает… – запротестовала Стефани, прекрасно понимая, что он прав. Репутация, как новое платье: не убережешь – потеряешь навсегда.
– Бывает. – Интендант вскинул брови.
Повисло тягучее молчание, во время которого девушка старалась взять себя в руки. «Нет, как он смеет так говорить со мной? Это унизительно!» Обескураженная донельзя, она вернулась обратно на место и уставилась в окно, чтобы больше не видеть самодовольное лицо, которое немало ее раздражало.
«Я должен извиниться? Или нет…» Эдриан изучал юную особу, которая невероятно крепко держалась. Не плакала, не топала ногой, почти не повышала голос. Такая выдержка