– Что случилось? – испуганно спросила Изабель.
Стефани растерялась. Иногда она настолько погружалась в собственные мысли, что могла непроизвольно совершить какие-либо действия.
– Просто подумала кое о чем.
– Ты выглядишь странно. Я прихожу, а ты бормочешь о каком-то таинственном незнакомце. Теперь вот резко вскакиваешь. – Изабель осуждающе помотала головой. – Конечно, все, что тебе пришлось пережить, ужасно. Особенно ночью… Но ты ведешь себя странно.
– Ничего не странно, – отмахнулась Стефани.
– Ты точно ничего не хочешь рассказать? Поделиться со мной? Мы же подруги, между нами нет тайн.
– Все хорошо.
– Тогда что ты так вскочила?
Стефани озадаченно уставилась на собеседницу. «М-да… Надо быть поспокойнее. Нельзя же так выдавать себя. Ну зачем я вскочила! Сейчас меня никто не выпустит, да и в таком наряде далеко не уйдешь».
– У меня есть к тебе просьба.
– Какая?
– Вернись, пожалуйста, в шато и привези мне нормальную одежду.
– Подожди, но ведь у тебя должно быть платье. Ты же не в одной сорочке сюда попала.
– Нет конечно. У меня есть платье, но оно… Оно не очень удобное. Привези то, что я люблю.
– Что ты задумала? – Изабель хитро улыбнулась.
Стефани хмыкнула.
– А это уже будет вторая просьба.
К вечеру стало невыносимо жарко. Пришлось отдернуть занавески и настежь распахнуть окна, чтобы впустить побольше свежего воздуха. Это не помогало. На улице царил удушливый зной. Ни дуновения ветерка, ни приятной осенней прохлады.
Для Эдриана такая погода оказалась в новинку. Особенно если учесть, что на дворе начиналось лето Святого Дени[11]. Он привык, что после первых затяжных холодных дождей наступает теплая неделя, когда солнце уже едва пригревает, но не так сильно, как летом. Вуаронская осень явила собой нечто новое для молодого интенданта. Мужчина сидел в своем кабинете в Канцелярии, обливаясь липким потом. Из одежды на нем остались лишь блуза да штаны. Разденься он догола, ему все равно было бы жарко.
Покончив со срочной работой, Эдриан вернулся к делу Колетт. Он хотел освежить в памяти все детали до того, как наведается в квартиру Люсьена де Варанте – консультанта, который присутствовал при вскрытии тела несчастной. К этому времени ему удалось кое-что разузнать.
Те, кто знал Люсьена лично, нелестно отзывались о нем. Говорили, что он нелюдим, замкнут и угрюм. Что между ним и Колетт была интимная связь, но никто не понимал, что могло привлечь красивую молодую девушку из обеспеченной семьи, да еще и аристократку, в человеке заурядной внешности с отталкивающим поведением и не имеющем богатства.
Самое интересное, Эдриану удалось вычленить из разносторонних показаний то, что перед отъездом Люсьен много времени тратил на прогулки по лесу, чего раньше за ним не наблюдалось. Сплетники даже поговаривали, что юноша в лесу встречается с Колетт. Кроме того, пара осведомителей жандармерии отметили, что Люсьен много интересовался семьей графа де Монклара.
Люсьен де Варанте жил в съемной комнате неподалеку от госпиталя. Улица, которая вела к его скромному жилищу, круто уходила вниз – к городской набережной. Вдалеке, между близко расположенными домами, сочилась синева. Никогда не видевший моря, Эдриан остановился возле искомого дома. Он любовался кусочком лазури, блеск и переливы которого походили на самый дорогой самоцвет. Ему захотелось продолжить путь, спуститься к пляжу и взглянуть на водный простор. Стоя у крыльца, мужчине, к его собственному удивлению, пришлось бороться с собой. Со своим желанием немедленно увидеть красоту, о которой так много рассказывал его отец-путешественник. Наконец интендант ступил на порог.
Эдриана встретил хозяин дома, которым оказался ветхий старичок с трясущейся головой. Как и все остальные, он не видел Люсьена со дня смерти Колетт.
Комната находилась на втором этаже. Небольшое помещение под крышей вмещало в себя кровать, тумбу, платяной шкаф в углу и письменный стол со стулом у окна. Убранство мало чем отличалось от комнатушек на постоялых дворах. Пол скрипел, доски шатались и, казалось, готовы были провалиться под весом гостя в любую минуту. Мебель, похоже, многое повидала: погрызенные ножки, царапины, застарелые пятна (возможно, крови).
Помещение Эдриану показывал хозяин дома, отперев дверь комнаты своим ключом. Старичок много причитал по поводу платы за жилье (Люсьен задолжал ему за три летних месяца) и был заинтересован в том, чтобы «молодого повесу прилюдно выпороли», а он «сдал квартиру более надежному и приличному человеку».
– Последний раз я видел Люсьена за два или три дня до его исчезновения. Он вновь наобещал мне, что скоро внесет плату за жилье. Тогда и речи не шло ни о какой-то поездке в Авинь.
– А почему вы говорите «исчезновения»? – нахмурился Эдриан.
– Так потому, месье, что не поверил я в смерть этой дворянки. – Старик с трудом присел на единственный в комнате стул. Тот недобро скрипнул под его тяжестью. – В городе ходили сплетни о нем и об этой девахе Лебон. Шушукались, что они любовники, потому я подумал, что они бежали вместе. А рассказы о ее смерти – так, отвод глаз, чтобы семью не позорить.
– Уверяю, Колетт де Лебон умерла. И именно так, как говорит молва.
– Хм… Забавно, а куда же тогда делся этот поганец?
Эдриана тоже волновал этот вопрос, но несколько иначе, чем хозяина дома. В смерти юной мадемуазель интендант не сомневался. Это было подтверждено. А вот в том, куда действительно делся Люсьен, предстояло разобраться.
Интендант осмотрел комнату, заглянул в платяной шкаф и тумбу у кровати, даже пошарил под кроватью и простучал половицы. Вещи на месте, тайников – ни полных, ни пустых – нет. Все выглядело так, словно постоялец только что вышел из дома. С тем же успехом можно было сказать, что он съехал два месяца назад, так как предполагалось, что часть вещей вроде как отсутствовала. Но что если Люсьен вел аскетичный образ жизни? Тогда ему многого не требовалось. Да и доктор был уверен, что консультант уехал в родную деревню на «короткий отдых».
Эдриан продумывал и другой вопрос. Доктор рисовал Люсьена как человека необщительного, но все же ответственного. В таком случае он не стал бы уезжать, не заплатив хозяину деньги вперед или не договорившись другим способом. А значит, его отъезд был незапланированным. Или же от горя молодой консультант обо всем забыл?
Интендант верил в романтику. Под влиянием страсти люди порой совершали… разные необдуманные поступки. И глупые, и отчаянные, и эгоистичные. Поэтому он мог допустить и вариант с неожиданным побегом из города.
Эдриан не нашел ничего интересного в квартире: ни дневников, ни личных записей, ни писем или любовных посланий. Вопрос о том, куда подевался Люсьен, остался открытым. Уехал ли он в родную деревушку или же подался в бега? А что, если это он виноват в смерти Колетт?
Придя к себе в квартиру, Эдриан задумался о близких отношениях Колетт и Люсьена, о которых в округе знали все. Так какую роль сыграл молодой консультант, и кто же забрал органы, заменив их смесью?
«Люсьен убил Колетт и бросился в бега. Один». Мужчина загнул мизинец.
«Произошел несчастный случай и, опасаясь подозрений, Люсьен бежал. Два». Безымянный палец.
«Кто-то убил Колетт, а Люсьен стал свидетелем, от которого избавились. Три».
«Колетт умерла естественной смертью. Люсьен не имеет никакого отношения ко всему происходящему и сейчас спокойно живет в Авине. Четыре».
«Колетт умерла своей смертью, а Люсьен не вынес утраты и, скажем, утопился в море или повесился в лесу. Пять».
Взгляд упал на очередной рисунок черного волка с желтыми глазами.
«Произошедшее как-то связано с этим существом. Шесть».
Глава 11
Следующим утром Эдриан составил письмо, адресованное Люсьену де Варанте, с просьбой приехать в Сент-Пьер и приступить к своим обязанностям консультанта госпиталя, которое должно быть написано Климентом де Перолем. Интендант не сомневался, что тот без нареканий выполнит его просьбу. Раз доктор заявил, что Люсьен – его лучший помощник, значит, не откажется вернуть себе пару усердных рук.
Такой ход не должен вызвать лишних подозрений у Люсьена, даже если он повинен в смерти Колетт. В противном случае он уже подался в бега, и отсутствие ответа на послание лишь подтвердит догадку.
Затягивать с отправкой послания Эдриану не хотелось, и потому он поспешил в госпиталь, надеясь застать доктора на месте.
Городские улицы встретили интенданта шумом и теплом. Солнечные лучи, яркая синева неба и дувший со стороны моря бриз несли с собой легкость и радость. Создавалось фантомное ощущение, что впереди у него прогулка по набережной и любовная авантюра, а не разговор с неприятным человеком по делу умершей девушки, чьи внутренние органы куда-то подевались… Впрочем, он не был склонен к излишнему драматизму, а потому наслаждался приподнятым настроением и хорошей погодой.
Эдриан почти дошел до кондитерской, когда из нее со смехом вышла Стефани в компании незнакомки, что заставило его остановиться. Девушка выглядела совершенно иначе, чем при встрече в госпитале. Во-первых, она была одета довольно просто для своего происхождения. Блуза с обычным воротником и манжетами, кожаный корсаж и однотонная юбка. Волосы заплетены в косу, украшенную атласной лентой. Во-вторых, она весело смеялась, вытаскивая из бумажного свертка ароматно пахнущий эклер.
– Стеф, нельзя есть прямо на улице, – хихикнула незнакомка. По тому, как девушки переглянулись, Эдриан понял, что они подруги.
– Почему? Разве это противозаконно? – Стефани изогнула бровь и откусила один кусочек. Ее взгляд, до этого устремленный на жизнерадостное лицо подруги, упал на стоящего напротив интенданта. Она замерла, уставившись на него. В изумрудных глазах читалась растерянность.
– Нет, но так ты можешь испачкаться, – весело ответила вторая девушка и, заметив реакцию подруги, тоже обратила внимание на интенданта. – Вдруг произойдет судьбоносная встреча, а у тебя на губах крем.