– А вы можете предположить что-то другое? – задал провокационный вопрос Эдриан.
– Просто стая взбесившихся волков, – отмахнулся другой член парламента.
– Тогда прошу взглянуть на это. – Эдриан вышел из-за трибуны и достал свои рисунки, где изобразил волка по описаниям стражников. Он принялся раздавать бумаги, чтобы собравшиеся могли представить, с чем столкнулись местные жители Вуарона.
– Умело, да у вас талант изображать страшилки. Вам детишек запугивать в театре, – прокомментировал один седой глава семьи, но Эдриану было плевать, кто это. Интендант смотрел на графа, который очень внимательно изучал один из рисунков. Его бледные, с синей каймой губы что-то шептали, а рука дрожала. Подобная реакция совершенно не удивила молодого интенданта: не каждый день видишь перед собой, пусть и на бумаге, то, что напало в лесу на родного сына. На зверя, который угрожал жизни дочери.
– Должно быть, он огромен, как бык… – отметил господин де Монклар, бегло взглянув на Эдриана.
– И силен, как медведь. – Филипп не брал рисунки в руки, а только косился на те, что держал его отец.
– Откуда в Вуароне мог взяться оборотень? Откуда? – возмутился один из присутствующих.
– Оттуда, откуда берутся все преступники, – спокойно ответил Эдриан.
– Наверняка какой-нибудь приезжий. Небось из Тарии принесло, – высказал один из парламентариев.
– Может, это даже шпионский заговор против нашего короля! – предположил другой.
Охваченные мыслью о заговоре на межгосударственном уровне, парламентарии принялись наперебой излагать свои идеи о поимке шпиона-оборотня. Они распылялись все больше, строили догадки, а мечты о подвиге тешили самолюбие. Ведь награда за поимку оборотня, который пожирает крестьян, пустяковая – любовь и спокойствие местного народа, а вот поимка шпиона-оборотня давала бесценный приз – расположение короля.
Эдриан молчал, дожидаясь мнения тех, кто взаправду будет принимать решения и нести ответственность за дальнейшие действия. Цирк, который устроили остальные, его не интересовал. Если мыслить настолько узко, то в каждом зловонном дуновении ветерка можно узреть заговор Тарийской империи. Как будто в мире не существовало иных сил.
– Месье Леклерк, нужно составить прошение в Церковь. К нам должен приехать инкетер и разобраться во всем, – предложил суперинтендант.
– Я уже начал составлять письмо, к завтрашнему утру закончу его и представлю вам для визирования, – ответил Эдриан.
– Я буду ждать. И пока Церковь не ответит, продолжайте расследование, насколько это возможно с вашими знаниями и нашим вооружением. Насколько я понимаю, колдунов и оборотней невозможно убить при помощи обычной шпаги или пули. Здесь нужно что-то особенное…
– Давайте устроим облаву, – вмешался мэр Сент-Пьера, и несколько голосов бойко поддержали его.
– А зачем она нам? – Суперинтендант повернулся вполоборота к высказавшемуся. – Чем нам поможет убийство волков против колдуна? Ничем. Пока мы не поймаем его и не уничтожим, нападения будут продолжаться.
После заявления суперинтенданта в зале поднялся шум. Начался спор. Противники облавы яро поддерживали идею вычислить колдуна. Они предлагали заняться обысками, учинить дознание свидетелям, установить особые ловушки в лесу. Эдриану не нравилась такая возня, он боялся, что это может спугнуть оборотня раньше времени. Что колдун попросту покинет Вуарон прежде, чем они выследят его. Нужно действовать аккуратнее.
Те, кто был за облаву, кричали, что под каждой волчьей шкурой может скрываться оборотень. Что леса надо очистить от животных, которых колдун способен подчинять себе. Мол, так можно избежать подобных звериных атак на город и обезопасить дороги. Их доводы нравились молодому интенданту жандармерии. Однако Эдриан чувствовал, что правда, как в любом споре, где-то посередине.
Были и те, кто воздержался от каких-либо высказываний. Они молча или с ухмылкой наблюдали за разгоравшимся спором. Как будто им было решительно все равно, что происходит не только в зале ратуши, но и во всем Вуароне.
Суперинтендант попытался урезонить раскрасневшихся мужчин, но те слишком увлеклись спором. Тогда, как ни странно, на выручку пришел Филипп. Виконт де Монклар поднялся и выстрелил в потолок. Воцарилась тишина. Изумленные или напуганные неожиданным грохотом, присутствующие обратили внимание на мужчину.
– Хватит! Ваш спор ничего не решит. Мы только зря дерем глотки, – громко, со свойственной ему холодной надменностью начал он. – Позвольте напомнить, что, пока вы спорите о всяких шпионах, вражде нашей страны с империей, хотите сдирать заживо шкуры с волков, там… – Филипп указал в сторону окон, – оборотень рыщет по округе в поисках очередной жертвы. Люди боятся! Они напуганы до смерти. Каждый из них страшится собственной тени. Боится грядущей ночи, которая неминуемо наступит.
Голос виконта приобрел властвующие нотки. Он ловко управлял вниманием собравшихся, то взывая к их эмоциям, то теша их самолюбие, то обещая награду, то вызывая стыд. Эдриан следил за каждым жестом, за игрой лица, за тем, как менялась интонация. «А старший братец Стефани – тот еще манипулятор».
– Вы мечтаете о награде, но забываете о главном. Там, на ваших землях, без вашего на то разрешения некто убивает подданных короны. Вы не о награде должны думать, а о другом: когда вас призовет король, что вы скажете ему? Десятки советников, чтобы отвести подозрение от собственной некомпетентности, расскажут ему, что каждый из вас должен был сделать. И вся горечь и ярость короны падет на ваши головы. Но вы, как лучшие мужи Вуарона, не обязаны делать то, что дóлжно, только из страха. Ваши предки были достойными людьми, и вы не можете посрамить их. Вы должны сделать то, что дóлжно, для короны и своих гербов. Вы должны вспомнить историю Сент-Пьера…
«Какую историю?» Эдриан сосредоточился на словах Филиппа.
– Когда Святой Пьер пришел на эти земли, монстры ходили ночью по улицам, а люди были лишь пищей для омерзительных созданий. Но благодаря своей вере наш дорогой покровитель выстоял. Он прогнал тьму и даровал людям избавление от мрака. Мы живем на месте, которое когда-то было отбито у самого Пламенного. Но скверна никогда не отступает просто так. Она возвращается раз за разом. И теперь на этой самой земле живут лишь самые смелые и отважные. Поэтому мы обязаны отстоять наше право жить здесь…
Филипп сделал паузу. Но, видимо, слушатели не знали, что сейчас надо было аплодировать, поэтому продолжил.
– Надо ввести комендантский час. У нас множество резервистов в гарнизоне. Так давайте раздадим им латы стражников, и пусть они патрулируют ночью улицы. Сейчас стражники ходят лишь по старинке, с копьями, но у нас в арсеналах есть огнестрельное оружие. Надо раздать его страже. Тем, кто не умеет стрелять, можно дать арбалеты, такие у нас тоже есть. В конце концов, в арсеналах ржавеют мечи. Можно было бы воспользоваться ими. – Виконт снова замолчал.
Та часть публики, что выступала за поимку колдуна, сдержанно улыбалась ему. Некоторые даже кивали. Филипп преисполнился чувством собственной значимости, ощутил себя лидером. Его голос вновь прогремел под сводом залы.
– Лес же надо поделить на владения. Каждому владению назначить охотников. И выбить в окрестностях Сент-Пьера всех волков. Затем расставить везде капканы и разрыть волчьи логова. Пока мы не решим вопрос с колдуном, волки в лес возвращаться не должны.
Теперь, возможно, Филипп снискал расположение всех присутствующих. Хотя оставался еще один человек… Виконт пристально взглянул на Эдриана.
– Действуя подобным образом, мы не покажем, что на самом деле происходит. Если наш волчонок достаточно глуп, то не подожмет хвост и не скроется до того, как его делом займутся инкетеры. – Он картинно вскинул голову, обращаясь к присутствующим. – Мы дадим понять челяди, что их господа заботятся о них. В конце концов, это наш рыцарский долг!
Последняя фраза вышла даже слишком надрывной. Почти фальшивой. Но, как ни странно, именно она сорвала аплодисменты. Жиденькие, быстро смолкнувшие, но все же аплодисменты.
К собственному удивлению, Эдриан был согласен с этим высокомерным молодым снобом. Обсуждение принимаемых мер длилось примерно час. Интендант жандармерии особо не участвовал, поскольку в силу своего недавнего приезда все еще плохо разбирался в местности. Да и охота никогда не казалась ему привлекательным занятием.
Эдриан говорил только тогда, когда его спрашивали, а в остальное время наблюдал. В особенности за господином де Монкларом и его сыном. Граф был ужасно бледен и напряжен. Иногда интендант ловил на себе его суровый взгляд и чувствовал осуждение. «Похоже, Стефани ему все рассказала… или он догадался». Что ж, он имел на это полное право. Будь Эдриан на его месте, то тоже бы испепелял взглядом любовника дочери.
Когда собрание было окончено, все заторопились по домам или гостиницам. Эдриан же спокойно собирал бумаги в дело, перепроверял их, делал пометки на полях карандашом. Он хотел дождаться, когда основная доля членов Совета провинции покинет зал. Как на удачу, господин де Монклар тоже не торопился. Он сидел на месте, будто что-то обдумывая. Филипп неподалеку бурно обсуждал с мэром Сент-Пьера предстоящую облаву.
Интендант жандармерии поглядывал на седеющего мужчину с неестественно бледным лицом и сильными отеками под глазами и в области щек. В силу того, что дедушка по материнской линии, который рассказывал маленькому Эдриану о своей профессии, был доктором, интендант угадывал во внешнем виде графа симптомы стремительно развивающейся сердечной болезни. Это пугало, поскольку в прошлый раз губернатор выглядел несколько лучше.
Набравшись мужества, Эдриан подошел к графу, который сделал вид, будто бы совершенно не ждал этого.
– О, месье, – протянул он, одарив интенданта пронзительно-изучающим взглядом. Похожим образом на собеседника могла смотреть Стефани, что лишний раз подчеркивало их родство. – Ваша речь была хороша. Вы умеете излагать мысли в правильном порядке, приводя сильные аргументы.