Я ощутила прилив радости, сменившейся сомнением, но пересилившей его.
«Без проблем», – написала я в ответ и лишь потом задумалась, правильно ли я поступаю.
Через минуту телефон зазвонил. Клайв? Нет, конечно, у него нет моего номера. Звонила мама.
– Все в порядке? – спросила я.
Я часто начинаю телефонный разговор с мамой этими словами, и она тоже. После несчастного случая мы обе живем со страхом, что ее или меня постигнет новая трагедия и вторая из нас останется совсем одна.
– Дорогая, не хочу тебя волновать, но у нас кое-что произошло.
Я слушала, ошеломленная рассказом. Свинцовый Человек сразу перестал быть важным, и даже вероломство Анджелы отошло на второй план.
Сидя за рулем, я позвонила в тюрьму на коммутатор сказать, что вынуждена отменить завтрашние занятия по семейным обстоятельствам.
Затем я завела мотор. Кровь тяжело пульсировала в голове.
Глава 24Китти
Январь 2017 г.
– Китти, зайди ко мне, пожалуйста.
Происходило нечто из ряда вон – Помыкашка обращалась непосредственно к Китти, а не к одной из медсестер, будто Китти была в состоянии встать и пойти.
– Джонни! – вскрикнула она, когда ее ввезли в кабинет.
К ее облегчению, он, переваливаясь, подошел и обнял ее тепло и крепко. Послышался «ах» и «осторожнее с ее бедной рукой» от мамаши Джонни. Остальные присутствующие нахмурились.
– Мне тебя так не хватало, – заплакала она.
– Я по тебе очень скучал, – признался Джонни, вытирая ей щеки, и гневным взглядом обвел всех сидящих в комнате: – Мы хотим оставить нашего ребенка! Вы не имеете права нам запретить!
– Ребенка? – залопотала Китти. Она чего-то не знает? – Какого ребенка?
– Ты беременна! – сообщил Джонни, опускаясь на колени возле ее кресла. – Вот здорово! У нас будет собственный ребеночек, настоящий младенец!
Серьезно?! А как это вышло?
– Полная нелепость, – фыркнул человек в костюме, стоящий рядом с матерью Джонни. – Она даже говорить не может, какая из нее мать?!
– Дорогой, будь же великодушен!
Открылась дверь кабинета, и вошел Дряблая Физиономия, про которого все говорили, что это ее отец.
– Нет! – Китти заметалась в кресле. – Я не хочу, чтобы он тут был!
– Китти, не бесись, мы все уладим, обещаю.
– Пошел к черту! Убирайся!
– Нельзя ли удержать мою дочь и не давать ей биться головой о металлическую спинку? И почему у нее нечесаные волосы? Если ей приходится носить шлем, это не причина не расчесывать концы!
Волосы! Китти вдруг вспомнила, как Дряблая Физиономия водил ее к парикмахеру. Она была совсем маленькой – ноги не доставали до пола, но, сидя перед большим зеркалом, чувствовала себя взрослой. «Мы хотим подстричь челку», – сказал однажды отец.
Но воспоминание тут же погасло.
Тогда он вроде был хорошим, но потом… ах ты, черт! Воспоминание пропало, утянув за собой и остальные и оставив вместо себя страх и ярость. Обрывки памяти путались, как петли на вязании во время трудовой терапии, и ни один не имел смысла.
– Разрешите мне сказать.
В комнате есть кто-то еще. Высокая женщина с тихим голосом, которая вошла вслед за человеком с дряблым лицом. Она моложе его, светлые волосы подстрижены очень коротко, почти как у эльфа из детской телепрограммы. А какая красивая юбка! Бирюзовый всегда был любимым цветом Китти вместе с розовым. Ей очень захотелось потрогать юбку. Когда ты лишен возможности говорить, прикосновения, слух и зрение приобретают особую значимость. Они много чего могут рассказать о людях. Новая гостья была стильной. И напуганной.
Страх Китти чуяла за милю.
Приятная женщина опустилась перед ней на колени и поглядела Китти прямо в глаза.
По какой-то причине Китти вспомнились светлые косички и школьный рюкзак.
– Китти, прости, что я не приезжала. Но вот я здесь, и я разберусь, обещаю.
– Кто ты? – вырвалось у Китти неразборчивое лопотанье.
– Разве ты меня не помнишь? – В глазах незнакомки стояли мольба и ужас. – Я Эли, твоя сестра. Точнее, сводная сестра.
Глава 25Элисон
Январь 2017 г.
Говоря это, я внимательно смотрела на Китти: насколько она что-то понимает?
С моего последнего визита прошло несколько лет. Пару раз я почти решилась. Недавно мама убедила меня приехать на какой-то концерт с участием Китти, но в день концерта я струсила. А ведь Китти обещали «особого гостя»! Позорище… Но мама сказала, что им удалось обойти этот момент, сфотографировав Китти для местной газеты («Ей очень понравилось»).
Неужели это моя красивая самоуверенная сестра? Стройная прежде фигурка обросла слоями жира. В серой вязаной кофте Китти походила на неухоженную пятидесятилетнюю женщину, не на девушку двадцати шести лет. Одна рука неестественно вывернута и не слушается, вторая в гипсе. Лицо такое же асимметричное, как мне запомнилось: один глаз ниже другого. На мгновение отвожу взгляд, шокированная отвращением, которое испытала.
Но мое внимание привлекли волосы сестры. За то время, пока мы не виделись, они отросли, и Китти сейчас вновь в своем натуральном цвете. Каштановые локоны спускаются из-под шлема, удерживающего кости черепа. Много лет назад я видела через стекло, как ее прелестные осветленные пряди сбрили перед операцией. Может, поэтому я коротко остригла свои? Не только чтобы создать «новую себя», но, по возможности, испытать то же самое? Так родственники пациентов, проходящих химиотерапию, из солидарности бреют голову.
С комком в горле я стараюсь осознать то, что вижу. Изо рта Китти летит слюна, когда она лопочет что-то непонятное. Да, нашу красавицу не узнать.
Однако я постоянно вижу искорки прежней Китти – то, как дерзко она выдерживает мой взгляд, будто бросая вызов. Эти голубые глаза умели проникнуть в душу – Китти получала все, чего хотела.
Такая мне досталась младшая сестра. Вернее, сводная (если совсем точно, единоутробная, хотя от этого слова маму передергивало). Сестрам полагается ладить между собой – от девочек ждут благонравия, будь они хоть лед и пламень. Но мы с Китти никогда не ладили.
Смотреть ей в глаза было все равно что заглядывать в прошлое. Помню, однажды на пляже мама отлучилась в туалет («Элисон, присмотри за сестрой!»). Девчонку едва не унесло шальной волной, пока она шлепала по прибою. Мне удалось поднырнуть под гребень волны и схватить Китти за верх купальника. Я выдернула ее из воды и вытащила на пляж.
– Отстань от меня! – яростно заорала она, тут же забыв, что я только что спасла ей жизнь. Когда вернулась мама, сестра нажаловалась, что я ее «била». А море к тому времени совершенно успокоилось. Объяснять что-либо было бесполезно: не то чтобы мама была необъективна – она любила меня всем сердцем, просто Китти всякий раз брала верх.
До поры до времени. Травма мозга, сказали врачи. Она никогда не будет прежней. Чудо, что она вообще выжила.
Однако, по иронии судьбы, теперь у Китти есть то, в чем я сознательно отказывала себе: ребенок и любящий мужчина. Невероятно, но как в прежние годы, меня наполнила зависть. Как мать могла даже подумать об аборте? Ничего, справимся! Обязаны справиться, бодрилась я, подавляя дурное предчувствие.
Что касается Дэвида, который уже не носит бородку, зато обзавелся тройным подбородком, я на него даже смотреть не могу.
– И речи не может быть о том, чтобы рожать, – возмущался отчим.
– Чушь, – я резко встала. – Я им помогу.
Я не собиралась предлагать свои услуги (обещание я дала, честно говоря, невыполнимое), но чувствовала моральный долг сделать хотя бы это. Помню, однажды мы ходили в торговый центр к Санта-Клаусу. Китти еще была в прогулочной коляске, царапалась и капризничала. В качестве особой чести мне позволили везти коляску, но Китти разоралась, требуя, чтобы везла ее непременно мама.
– Чего бы тебе хотелось, девочка? – спросил меня Санта-Клаус.
– Сестру, – не задумываясь, ответила я. Мама нервно засмеялась.
– У тебя ведь уже есть сестренка?
– А я хочу добрую, чтобы меня любила.
– Но, доченька, Китти тебя любит!
Однако я знала – это неправда.
Иногда мне доводилось слышать, как мои ученицы говорят о своих сестрах:
– Она моя лучшая подруга. – Или: – Не знаю, что бы я без нее делала.
От этого на глаза наворачивались слезы. Но сейчас, по прошествии стольких лет, у меня появился шанс поступить правильно.
Потому что несчастный случай не был трагической случайностью.
Я несу ответственность за увечье Китти.
На моих руках кровь.
Я та школьница, которая убила Ванессу, лучшую подругу моей сестры!
Начищенные до блеска школьные туфли.
Подпрыгивающие сумки на ремне.
Подлетающие светлые косички.
Три пары ног.
– Ты не посмеешь!
Она отталкивает меня.
А я толкаю ее.
Земля кружится.
Вопль:
– Не умирай! Только не умирай!
Молчание.
И кровь.
Волна. Медальон. Летний домик.
Просто воспоминания?
Или способ вызволить мой разум из этого ада?
Мне нужно выбраться отсюда, иначе я сойду с ума.
Если уже не сошла.
Часть вторая
2 марта 2001 г.
Мама любит меня больше всех.
Она сказала это сегодня вечером, подтыкая мне одеяло (ее крем для лица пахнет розами).
– Никому не говори, – шепчет она. – Это наш секрет.
Я рада, что у меня нет настоящей сестры. Это делает меня еще более значимой.
В прошлой четверти мы учили стих. Одна из строчек бросилась в глаза: «Кровь не водица, погуще будет».
Мне сразу стало нехорошо, едва я это прочла.
И я вымарала фразу черным фломастером.
Меня оставили после уроков за «обезображенный школьный учебник», но мне было все равно.