То ли мне показалось, то ли маме хотелось наговориться после вынужденного угрюмого молчания, которое я застала.
Я сидела в ванне дольше обычного, но стыд и вина – не смывались. Как только будут результаты экзаменов, сразу уеду, чтобы не слышать треп сводной сестры о планах на будущее. Найду работу в Лондоне или еще где-нибудь, главное, подальше отсюда. Поступлю в университет.
Сделаю все, чтобы никогда больше не видеть Криспина.
Но тут меня обдало жаром от страха: а что, если я забеременела?
11 июня 2001 г.
Утром в моем школьном шкафчике я нашла записку. Это ее рука.
Не могу повторить содержание мерзкой писульки.
Она клянется, что ничего не писала.
Но больше некому.
Ну, все.
Война так война.
Глава 34Элисон
Апрель 2017 г.
На парковке у тюрьмы я прослушала сообщение от мамы:
«Позвони мне, кое-что случилось». Однако когда я позвонила, мама не снимала трубку.
В голове началась суматоха: Китти заболела, Китти с новым мужем сбежала из дома инвалидов (я живо представила, как Джонни неуклюже катит ее кресло по улице), к Китти вернулась память…
К моему стыду, больше всего меня испугало последнее предположение.
Как поступить? Ехать к маме или сразу в дом инвалидов? В любом случае я не в состоянии сейчас мчаться на юго-запад страны. Я решила вернуться в квартиру, сходить на пробежку и все же дозвониться до мамы, прежде чем что-то решать. После проведенного в душной учебке дня мне всегда хочется пробежаться по берегу реки – это моя отдушина. Люблю, когда ветер обдувает лицо, хоть он и пропитан Лондоном. В памяти мелькнуло, как в детстве мы плавали с Робином. Как же давно это было…
Мобильный зазвонил, когда я натягивала тенниски.
Мама.
– Что случилось? – спросила я.
– Звонила заведующая, – ответила мама. – Китти беспокоит других обитателей дома. – Она сухо, коротко усмехнулась: – Помнишь, какой своевольной она бывала раньше?
Еще бы не помнить! Не знала, что мама тоже это замечала – у нее была политика молчать. Теперь я понимаю почему – она боялась рассердить Дэвида и разрушить с таким трудом созданную семью. Все, что угодно, лишь бы не оказаться снова матерью-одиночкой.
– Она оглушительно кричит, если не хочет чего-то делать, – продолжала мама.
– Например?
– Есть нелюбимую еду, ложиться спать, одеваться, – устало перечисляла мама. – Заведующая говорит, из-за беременности поведение стало невыносимым. Ее больше не хотят держать в том заведении.
До встречи с Китти я надеялась, что после несчастного случая ее характер станет помягче, но с какой стати ей меняться только потому, что она не может говорить и ничего не помнит? Меня прошиб пот: а вдруг Китти все помнит, только сказать не может? Вот это действительно взбесило бы ее не на шутку!
– А Джонни?
– Его мать говорит, он тоже с трудом справляется с ее перепадами настроения.
Не может же их брак так скоро оказаться под угрозой! Но ведь с другими такое случается, почему пара с ограниченными возможностями должна быть исключением?
– Однако, – продолжала мама, – она готова взять молодых к себе. Что скажешь?
– А что, это выход, – медленно произнесла я, снова подавив мысль, что Китти своего добилась. Родители Джонни богаты и обожают своего сына. Ее тоже будут любить – при условии, что она задумается над своим поведением… Но она, конечно, заслуживает счастья.
– Мне стыдно, что я не предложила приютить молодых, но ведь у меня довольно скромное жилье, и я сама себя обеспечиваю. С работы я уйти не могу – на что тогда жить?
Вот почему мама так мечется – ей нужны уверения, что моя сестра прекрасно может пожить в другой семье.
– Мне кажется, нужно позволить Китти воспользоваться шансом.
– Правда?
– Правда, – искренне подтвердила я.
– Спасибо. – Тут мама, похоже, вспомнила обо мне: – А как твоя… работа?
Слово «тюрьма» она категорически не желала произносить.
Мне вспомнились телефонные звонки, которые, к счастью, прекратились после смены номера. К этому решению меня подтолкнул Клайв.
– Прекрасно, – ответила я, скрестив пальцы, чтобы не сглазить. – Мне пора, целую.
Разговор лишил меня покоя. Выходить на пробежку расхотелось, зато в пальцах возник знакомый зуд. Я уже некоторое время обходилась без этого, но остановиться было выше моих сил. Обрезки стекла лежат в специальной коробке, весело поблескивая. Они как радужные льдинки – одни длинные и тонкие, другие короткие, с углами по диагонали. Синие, красные, зеленые, желтые.
Выбираю пронзительно-красный.
Левая рука. Примерно посередине между локтем и запястьем. Разрез – достаточный, чтобы вызвать боль, но ничего серьезно не повредить.
Обычно одного пореза хватает, но сегодня он совершенно не помог. Делаю второй. И третий. Потекли три струйки крови, однако удовлетворение (возникающее ощущение трудно описать другим словом) не пришло.
Я знаю почему. Чем дольше Китти остается такой, как сейчас, тем сильнее становится моя боль. Простого пореза уже не хватает.
Нужно нечто большее.
«Будь осторожна с желаниями, вдруг исполнятся», – было одной из любимых фраз Дэвида, пока я росла. Что он имел в виду, я поняла гораздо позже.
Мне вспомнилась эта поговорка, когда на следующее утро меня вызвал к себе начальник тюрьмы. «Нечто большее» явно меня нашло.
Он сразу перешел к делу:
– Мы проводим благотворительное мероприятие по сбору средств. Вы согласитесь провести ночь в тюрьме?
Он что, шутит?!
Похоже, что нет. Сняв с носа очки, он подался вперед, пристально глядя на меня. Интересно, отчего люди идут работать начальниками тюрьмы? Надеются оставить след в истории, изменить отношение общества или повлиять на умонастроение убийц?
– Несколько лет назад преподаватель литературы уже оставался до утра с целью описать, каково находиться в тюремной камере ночью. А вы могли бы отразить впечатления в серии набросков или картин.
Я невольно заинтересовалась – меня охватило волнение, смешанное, правда, со страхом.
– Скоро у нас встреча попечителей, – продолжал начальник. – Отличная возможность продемонстрировать ваши успехи. Можете приложить работы ваших учеников или даже устроить выставку… – Он явно загорелся своей идеей: – И назвать ее «Двадцать четыре часа в Арчвиле».
Я пыталась осмыслить услышанное.
– А где я буду всю ночь?
– В одном из корпусов.
– Это безопасно?
Начальник махнул рукой, будто отгоняя мой страх.
– Неужели вы думаете, что я предложил бы вам небезопасный проект? Каждая камера запирается ровно в девять вечера и отпирается в восемь утра. Заключенные сидят, как правило, по двое, но у вас, конечно, будет одноместная.
Во рту пересохло, сердце тяжело стучало. Провести ночь в мужской тюрьме?! Даже не берусь предположить, что сказала бы мать, поделись я с ней такой новостью. Естественно, я ей ничего говорить не буду.
Следующие слова были сказаны будто не мной:
– Когда вы хотите, чтобы я это сделала?
Глава 35Эли
Июнь 2001 г.
Первый экзамен я сдавала как в тумане, убеждая себя, что лихорадящая боль внутри – просто проявления вирусной инфекции. Ничего у меня не будет – только не от Криспина. Если повторить это тысячу раз, может, это станет правдой? Нужно сосредоточиться на экзаменах, моем билете в большой мир. Подальше отсюда.
– Ну, как? – спрашивала мама всякий раз, как я приходила домой.
– Прекрасно, – беззаботно отвечала я и шла наверх готовиться.
– Тебе лучше? – кричала мама мне вслед, задрав голову.
– Знобит немного.
– Принести тебе чего-нибудь горячего?
– Не надо, все нормально. – Я закрывала дверь и уходила в неприкосновенное святилище моего письменного стола, опустив шторы, чтобы не видеть сад Криспина.
Отчего-то Китти была со мной очень добра. Она даже предложила мне свой шарм-подковку «на счастье».
– Это очень мило с твоей стороны, дорогая, – похвалила мама. – Правда, Эли?
Зато Робин, по иронии судьбы, стал ко мне холоден.
– Извини, что мы потерялись на вечеринке, – шепнула я на другой день в библиотеке.
Он только отмахнулся:
– Это ты меня извини – я разговорился с одной девушкой… Ты до конца оставалась?
– Нет.
Если б я могла повернуть время вспять!
– Поплаваем завтра?
Робин покачал головой:
– Извини, мне еще много зубрить.
Это случилось за день до последнего экзамена, истории. После обеда я поднялась в свою комнату повторять материал.
Конспект исчез. Я обыскала все, но он как в воздухе растворился.
Я сбежала по ступенькам почти в истерике от злости и нескрываемого страха.
– С какой стати мне брать эту муть? – фыркнула сестра, когда я спросила про тетрадь.
Но на ее физиономии появилось виноватое выражение. Только вчера предлагала мне шарм на счастье – и уже снова за старое! Недолго же музыка играла.
– Скажи правду, – потребовала я.
– Я и говорю! Отстань от меня!
Я трясла ее за плечи, не замечая этого.
– Эли, – сказал Дэвид, рассерженно обернувшись от кухонной плиты. – Перестань сейчас же! Веди себя прилично!
– Но конспект еще утром был в моей комнате! – еле сдерживаясь, возразила я.
– Значит, надо быть аккуратнее – у тебя книги валяются по всему полу! Оставь младшую сестричку в покое и иди поищи получше. Я готовлю ужин, а твоя мать задерживается на своих вечерних курсах!
Родной отец понял бы меня, мстительно подумала я.
Когда наконец вернулась мама, устало потирая слипающиеся глаза и вяло отбиваясь от претензий Дэвида («Ты сегодня пришла позже, чем обещала»), она тоже ничем не смогла помочь.
– Это твоей сестры, – сказала она, увидев, как я беру тетрадь Китти по английскому.
– Просто проверяю, – отозвалась я.