Можно подумать, таких женщин мало! Его глаза повлажнели. Надо усыпить его бдительность и каким-то образом поднять тревогу. Я снова сменила тактику, проявив участие.
– А за что вас арестовали? – спросила я мягче.
Слеза покатилась у него по щеке. Стефан не попытался ее вытереть.
– В Югославии я до войны учился рисованию, – он гордо поднял голову, несмотря на то, что плакал. – Боснийским сербам не понравились мои политические карикатуры. Мне грозила тюрьма, но мой отец отдал все свои деньги капитану контейнеровоза, и тот отвез меня в Великобританию. Однако на таможне мы попались. Меня поместили в изолятор временного содержания, и там я ввязался в драку… – Он помолчал. – Тот человек хотел меня убить, пришлось отбиваться. Я его оттолкнул, он упал и разбил голову. Я не хотел, чтобы он умер…
– Вы его убили? – прошептала я.
Он кивнул.
– Иначе он убил бы меня. Я подкупил охранника и перебрался через колючую проволоку. А потом в центре для бездомных познакомился с твоей матерью. Она еще училась в колледже, но прибегала преподавать, потому что она хороший человек… – В его улыбке я увидела искреннюю любовь. – Мы полюбили друг друга и сделали тебя. Четыре года я скрывался, а потом меня поймали. Хозяйка квартиры что-то заподозрила… – Кулаки у Стефана сжались. – И посадили за убийство.
Голова у меня пошла кругом. Передо мной явно сумасшедший, ему ничто не помешает меня убить. Как смеет какой-то преступник заявлять, что он мой отец?!
– Спроси свою мать, Эли. Я вижу, ты мне не веришь. Может, она тебя убедит.
На его лице появилось твердое, даже жесткое выражение, однако оттенок печали остался.
Нужно, чтобы он побольше говорил, тогда он не набросится на меня. Я решила подыгрывать.
– А что вы имели в виду, сказав, что пришли сюда узнать свою дочь? – Я поколебалась. – Вы что, подстроили нашу встречу?
Стефан улыбнулся краешком губ, словно гордясь собой.
– Оказавшись в тюрьме, я уважил просьбу твоей матери не писать и не искать встреч, но на душе было неспокойно. Я написал ей, когда тебе исполнилось восемнадцать, однако ответа не получил. А вскоре я прочитал о несчастном случае с тобой и Китти. Это попало в газеты.
Перед глазами поплыло: вот теперь все стало на свои места. Стефану достаточно было узнать мое имя, когда я появилась в Арчвиле, и попросить кого-то на воле навести справки. Должно быть, и о несчастном случае он знает из интернета – дело было громкое.
Но чего он от меня-то хочет?
– Я рад, что ты не погибла, Эли, – сказал Стефан, и взгляд у него стал мягким, теплым.
Передо мной опасный преступник, напомнила я себе. Наверняка сумасшедший. Нужно быть осторожной.
– Я благодарю Бога, что ты не пострадала, как твоя сводная сестра.
Усилием воли я напомнила себе, что и эти подробности были в газетах.
– Я много лет сидел в тюрьме строгого режима и оказывал другим разные мелкие услуги – отдавал свою пайку, чинил все что мог. Выйдя на волю, эти люди остались мне должны.
Он неотрывно смотрел на меня.
– Чем старше я становился, тем больше мне хотелось тебя увидеть. Поговорить с тобой, объяснить… Я пытался придумать как. Мне осталось сидеть всего пять лет, поэтому меня перевели в другую тюрьму. Я наконец смог дышать, – он указал на открытое окно. – Вдыхать свежий воздух, когда захочу, вместо мочи, дерьма и пота в камере. И еще оттуда было гораздо легче отыскать тебя.
– Когда у вас день рождения? – вдруг спросила я.
– Девятого декабря, – удивленно ответил Стефан. – А что?
У меня отлегло от сердца: мама однажды сказала, что мой отец родился четырнадцатого июля, правда, год не назвала. Значит, Стефан точно лжет.
Он прикрыл глаза, точно от усталости, затем заговорил снова:
– Через знакомых я узнал, что ты работаешь в Арчвиле. Словно сама судьба давала мне шанс – я выяснил, что могу просить о переводе, нажимая на то, что здесь есть больница по моему профилю, – он широко улыбнулся, будто радуясь своей находчивости.
С щемящим чувством я осознала, что он прав. От Анджелы я знала, что руководство тюрем может переводить заключенных при чрезвычайных обстоятельствах.
– Но почему сейчас, если вы следили за мной много лет?
– Я тебе уже сказал – из-за болезни, – он дышал тяжело, с присвистом. Ну и актер! – Я хочу узнать свою дочь. Мне нужно наверстать много потерянных лет, да и защитить тебя.
По спине пробежал холодок.
– От чего?
– Это плохое место, Эли. Ты в опасности.
– В смысле?
Я сказала это бравируя, однако внутри меня все вибрировало.
– Лучше тебе не знать. Тогда ты не выдашь лишнего, если тебя спросят.
Глядишь, так Стефан и вотрется мне в доверие. Зато он не пытается угрожать. И тут меня осенило:
– Так это вы писали эти записки?
– Какие записки?
– Анонимки. – Во рту пересохло. – Смысл такой, что за мной следят и скоро до меня доберутся.
Я пристально смотрела ему в лицо, но на нем появилось искреннее удивление.
– Нет, не я, – покачал головой Стефан. – Получается, на тебя уже вышли.
– Чепуха, – сказала я, нервно смеясь.
Он взял свою палку. Значит, я все-таки ошибалась! Я невольно втянула голову в плечи, ожидая удара.
– Я тебя не трону, Эли, – печально сказал Стефан. – Узнав, что ты остаешься в камере на ночь, я подумал – это прекрасный шанс на откровенный разговор. Я надеялся, ты расскажешь о себе, а я – о себе. Но, вижу, ты мне не веришь.
Он потрепал меня по плечу.
– Поговори со своей матерью. Она знает, что я говорю правду. А потом встретимся снова.
– Уберите руку.
В глазах Стефана стояли настоящие слезы.
– Разве ты не видишь… – начал он.
В коридоре послышались крики. Кричал не один заключенный, а сразу несколько, будто пьяные болельщики высыпали на улицу после футбольного матча. Громко дребезжали дверные ручки – кто-то бешено дергал двери.
Стефан вздохнул.
– Опять выпивку делают… Я вот пить вообще не могу – сразу выворачивает.
Что, трезвенник вроде меня?.. Совпадение, зло сказала я себе.
В коридоре послышались шаги.
– К порядку! К порядку!
Я в безопасности! Но тут меня пронзила мысль: если Стефана застанут здесь, он может свалить вину на меня. Скажет, что я просила его прийти и даже сама вынула прутья решетки. Преступники, как я уже убедилась, идут на все, лишь бы спасти свою шкуру.
– Уходите! – подтолкнула я его. – Пожалуйста, уходите, так будет спокойнее нам обоим!
Он стоял очень печальный, но, к моему несказанному облегчению, двинулся к окну.
И тут же остановился.
– Еще одно, – начал он и улыбнулся: – Твоя мама по-прежнему пахнет лавандой?
Глава 39Эли
Июль 2001 г.
В голове сущий бардак, будто меня перевернули вверх ногами, как куклу, и трясли.
– О чем ты говоришь? – с трудом выговорила я.
Ванесса, злорадно ухмыляясь, прыгала с бордюра на дорогу и обратно, как обычная одиннадцатилетняя девчонка, забыв на время притворяться крутой и взрослой.
– Мы решили пробраться на вечеринку и перелезли через забор в конце сада. Китти тебя увидела – она стучала тебе по стеклу. Мы не знали, заметила ты нас или нет, и хотели взять с тебя слово, что ты не расскажешь. А потом мы поняли, чем ты занимаешься. Подумать только, такая поря-адочная девушка!
Я похолодела. Руки и ноги стали как чужие.
Значит, в стекло стучали не ветки дерева, и на другой день Китти подлизывалась из страха, что маме станет известно о ее самовольстве?
– Должна сказать, Эли, – Ванесса уперлась руками в бока, – мы не ожидали, что у тебя хватит на это смелости… – Она решительно поглядела на мою сестру. – Ну что, Китти, сколько карманных денег стоит наше молчание?
Моя сестра взяла Ванессу под руку. Снова уже чуть не целуются. То ссорятся, то мирятся… Я даже порадовалась, что у меня нет подруги. Робин – тихоня, он никогда не выходит из себя. Можно сказать, пресный. Но и его дружбу я теперь потеряла.
– Тысячи фунтов, – расплылась в улыбке Китти.
– Какие еще тысячи?!
Мне стало дурно при мысли, что сестра проболтается. Мама будет просто убита – хуже того, разочарована мной. Перспектива того, что моя позорная тайна станет всеобщим достоянием, была невыносима. Что, если они уже кому-нибудь растрепали? Тому же Робину?
– Ты не посмеешь.
Лицо Китти озарилось ненавистью:
– Посмотрим!
И я ее толкнула. Сдержаться я не могла – весь гнев, копившийся много лет, вылетел с этим толчком. Вся боль, обида, а теперь еще и страх. Китти споткнулась о бордюрный камень и упала на дорогу.
Кое-как она поднялась.
– Смотри, что ты наделала!
Школьное платье украсилось грязным, вонючим пятном. Запах был просто отвратительный.
– Собачье дерьмо! Фу-у-у! И как мне теперь выступать на концерте, корова ты неуклюжая?
– Ты не расскажешь маме о Криспине, – в отчаянии сказала я. – Если вы меня видели, почему ты до сих пор молчала?
Ответила Ванесса:
– Потому что младшая сестренка не хотела тебя расстраивать. Сказала, это отвлечет тебя от твоих драгоценных экзаменов. Она предпочла испортить нам вечер и настояла, чтобы мы вернулись домой, вместо того чтобы отрываться на дискотеке!
Китти за меня заступилась?!
– Если бы не ты, – прошипела Ванесса, – Криспин пригласил бы меня! Я точно знаю! Он с меня глаз не сводил в автобусе!
– Тебя? – расхохоталась я. – Не будь дурой, тебе всего одиннадцать лет! Неужели ты в самом деле решила, что ты его интересуешь?
Взгляд Ванессы стал ледяным.
– А почему нет? Но я не об этом секрете говорила. Хватит, Китти! Ты ей скажешь или я?
Что еще за другой секрет, о чем она болтает?
– Нет! – вскинулась Китти, хватая Ванессу за локоть. – Замолчи! Ничего больше не говори.
Ванесса вырвалась.
– Отстань! С чего это я буду молчать? Я тебе ничего не должна! Хорошенькая же из тебя кровная сестра! Эли…
Рев мотора в ушах.