Свинцовый Человек в недоумении свел брови.
Я рассказала о Стефане, который много обо мне знает, начиная от имени и кончая лавандовой водой, которой душимся и мама, и я. Свинцовый Человек покачал головой:
– Преступники умеют добывать подобную информацию. Это ничего не значит.
Его рука погладила меня по бедру – медленно, нежно.
– Я знаю.
Разве я не говорила себе буквально то же самое? Но приятно же услышать подтверждение от человека, которого я уважаю.
Уважаешь? Или у тебя к нему иные чувства?
Он снова заговорил. Глубокий, бархатный голос пробудил во мне желания, о существовании которых я и не подозревала – вернее, испытала однажды и думала, что они пропали навсегда.
– Мне кажется, когда жизнь так бьет, невольно начинаешь придумывать страхи. Вам нужно расслабиться, Элисон.
Его пальцы откинули мои волосы, а губы приблизились к моим.
Я жадно ответила на поцелуй, забыв обо всем на свете, и это было прекрасно.
Когда на следующее утро я оделась, то, кроме брюк и скромного верха, не забыла и о лице: я нацепила улыбку. В тюрьме нужно излучать уверенность. Меня невозможно смутить, даже если назваться моим отцом. Конечно, сегодня после чудес прошедшей ночи мне легче улыбаться. Единственным, что немного охладило восторг, стала необходимость Клайву рано уезжать.
– Снова лечу за границу, – с сожалением сказал он, целуя меня в губы. – Позвоню, как только вернусь.
Так вот каким должен быть нормальный секс! Не тем унижением в летнем домике, но актом любви, страстным и вместе с тем нежным. Как мне дождаться следующей встречи?
Нужно побольше выяснить о Стефане. Не то чтобы я поверила его диким притязаниям, но мне интересен этот человек. Может, говорила я себе по дороге в тюрьму, удастся что-нибудь разузнать, не вызвав подозрений.
– У меня в классе есть некий Стефан, – небрежно сказала я одному из охранников в обеденный перерыв.
– А, старикан с палкой, который лежал в больничке? Говорят, он недолго протянет.
Значит, Стефан действительно болен? Меня кольнуло недоброе предчувствие.
– А вы не знаете, за что он сидит?
Охранник, жадно уписывая сосиски с бобами, отозвался:
– Лучше не знать, а то еще перепугаетесь, работать не сможете…
У меня осталось ощущение, что именно об этом он и мечтает.
– Сердобольная дура, ах-ах-ах, – донеслось до меня, когда он вместе с другим охранником выходил из столовой. – Приперлась сюда работать, и на что она только надеется!
Я и сама уже не понимала. Клайв восхищался моей «храбростью», но я всерьез подумывала уволиться отсюда, пусть даже это означает остаться на мели. Теперь, когда Китти переехала к Джонни, мне не придется платить свою часть за дом инвалидов – его родители уж точно не оставят молодых. Из головы не шло предупреждение Стефана: «Это плохое место, Эли. Ты в опасности».
Я поклялась себе сегодня же поговорить с мамой по телефону. Перескажу ей слова Стефана, она ответит (иначе и быть не может), что он лжет, и тогда я пойду прямо к начальнику тюрьмы. Пусть этот преступник стар и болен, но нельзя же такое спускать! Правда, он поклялся, что не имеет отношения к анонимным запискам, но раз у него хватило хитрости перевестись в Арчвиль, значит, он способен на все!
Правда, нельзя исключать и другой вариант, о котором я боюсь даже думать.
Глава 43Эли
Июль 2001 г.
Неужели это моя сестра? Эта бесформенная груда в луже крови, медленно пропитывающей синюю школьную форму? Скрипичный футляр упал у самой головы, слетевшая с ноги начищенная туфелька приземлилась рядом. Я подползла и прижалась к ней стремительно опухающей щекой. Если туфелька цела, значит, и Китти тоже. Я же в порядке – машина лишь отбросила меня в сторону. Я только дышу с трудом, и очень болит разбитый нос, но я же в сознании!
Должно же быть какое-нибудь предупреждение свыше, дурное предзнаменование, прежде чем привычная жизнь разлетится на мелкие осколки! Может, ничего серьезного не случилось, и Китти сейчас встанет, промокнет кровь на форменном платье, оботрет туфли и скажет с нахальной усмешкой:
– Что, купилась? Ладно, не скажу я маме. Твоя тайна умрет вместе со мной.
Но сестра неподвижно лежала на асфальте.
Единственное утешение – ее грудь слегка поднималась и опускалась.
Я боялась ее трогать из опасения навредить.
Главное, жива, слава богу.
Я сидела на бордюре и плакала от несказанного облегчения. Жизнь без сестры, какой бы несносной ни была малявка, я представить себе уже не могла.
В сторону Ванессы я боялась даже взглянуть.
Глава 44Элисон
Май 2017 г.
На следующий день в тюрьме царила особая атмосфера, точно воздух пропитался едва уловимым, но отчетливым запахом. Что-то произойдет – это чувствуешь кожей, немного поработав в таких заведениях. Порой мне трудно поверить, сколько всего произошло с тех пор, как я впервые вошла в ворота Арчвильской тюрьмы, и насколько изменилась я сама.
Холодно. Я плотнее завернулась в красивый васильковый кардиган, который давно не надевала. Подходя к учебному корпусу, я заметила, что у крыльца уже ждет ученик.
У меня сразу поднялось настроение.
Мартин. Пожалуй, самый многообещающий и очень вежливый. Для меня стало открытием, сколько же здесь талантливых людей. Учительница музыки говорит то же самое – у нее есть ученик, который выучился играть на саксофоне, пока сидел свои пятнадцать лет. А преподаватель литературы несколько лет назад вообще свел отсидевшего заключенного со знакомым издателем, и бывший преступник теперь в списке авторов бестселлеров. Может, и Мартину суждено стать знаменитым живописцем?
– Как дела?
В отличие от большинства учеников, Мартин не называет меня «мисс», будто чувствуя, что это меня коробит.
– Спасибо, хорошо, – ответила я. – Вы, кажется, простужены?
– Есть немного, но я не хочу пропускать урок. – Он пожал плечами: – Меня только рисование и поддерживает.
Услышать это, конечно, приятно, но мне совершенно не нравилась перспектива снова подцепить какой-нибудь грипп. Нам нельзя подходить к Китти, если мы нездоровы, твердит мама; после ее травм она особенно подвержена всяким вирусам. Она «хрупкая», хотя по ней и не скажешь – Китти очень растолстела за время беременности и еле помещается в инвалидном кресле. Но надо отдать ей должное: она постоянно улыбается своей перекошенной улыбкой (при этом из угла рта течет слюна). Временами стойкость Китти меня изумляет. А иногда пугает.
– А где остальные? – спрашиваю я.
Мартин чихает.
– Все свалились с простудой.
– О’кей, – говорю я, на всякий случай оглядываясь по сторонам. Ничего, Мартин мне вреда не причинит. – Тогда начнем.
Объявляю свободную тему – пусть рисует, что хочет. Это небольшая хитрость с моей стороны: я сегодня не могу сосредоточиться. Причин много – Китти, Стефан, да и Свинцовый Человек. Клайв. Хотя я боюсь думать о нашей ночи – вдруг обнаружу, что воспоминания исчезли.
Соберись, приказала я себе. Ты на работе. Я взглянула на часы на стене. Надо взять себя в руки, иначе мы ничего не успеем.
– Помощь нужна? – спросила я.
Мартин поспешно поставил ладонь ребром, прикрывая рисунок. Я много раз видела этот жест – будто мои мужчины снова в школе и не хотят показывать свое сочинение из опасения, что оно недостаточно хорошее.
Это я могу понять, поэтому сижу и рассеянно вожу карандашом по бумаге, думая о своем. Затем вглядываюсь в свой листок.
Время идет. Я встаю и отодвигаю стул. Пора.
Но Мартин меня опередил.
– У меня немного не получается, – сказал он. – Можете подойти?
– Конечно.
При виде рисунка у меня перехватило дыхание: Мартин изобразил три фигурки – несомненно, школьниц, каждая с косичками. Они переходят дорогу, а на них несется машина.
Глава 45Эли
Июль 2001 г.
– Что с тобой? – раздался рядом женский голос. – Что случилось?
Я попыталась ответить, но звуки из горла не шли.
– Нам нужна «Скорая»… – сказала женщина в мобильный телефон. Китти тоже хочет мобильник. Дэвид обещал «побаловать» ее на день рождения. – Возле автобусной остановки. Школьницу сбила машина… Да, пострадала сильно. Подождите, вроде их тут двое!
Только тут я заставила себя взглянуть на тело, лежавшее справа. Светлые косички разметались по асфальту. Рядом валяется скрипичный футляр.
Ванесса.
– Автомобиль стоит здесь же, оттуда никто не выходит… Из-под капота валит дым. Мне пойти посмотреть или ждать здесь? Нет, есть еще третья девочка. У нее разбито лицо, но она в сознании, правда, в шоке. Остаться с ними? Хорошо… Накинь мой джемпер, – обратилась она ко мне. – А то ты вся дрожишь.
– Пожалуйста, – я закашлялась, подавившись кровью, хлынувшей мне в рот. – Помогите им!
Мама не переживет, если Китти умрет. И Дэвид тоже.
И я.
– Я не буду трогать твоих подруг, – отозвалась женщина. – Можно нечаянно сделать им хуже. Ты сиди и никуда не ходи, врачи сейчас приедут.
Зубы выбивали громкую дробь, поэтому речь была бессвязной:
– О-о-о-на м-м-мо-я с-с-се-с-с-ст-ра… А д-д-друг-г-гая… ее п-п-по-д-д-друга…
У женщины было лицо доброй бабушки. Как я мечтала, чтобы у меня были дед или бабушка!
– Деточка, кому позвонить?
– Я н-не… п-п-помню… н-н-номеров…
– Ничего, полиция скоро все выяснит.
– Мы теперь опоздаем в школу! – выпалила я. – Китти и Ванесса д-д-должны выступать на концерте, а мне в-в-вручают приз…
Женщина присела на бордюр и взяла меня за руку, осторожно вытирая мне лицо носовым платком.
– Все будет хорошо, дорогая, поверь мне.
Вдруг она добавила изменившимся голосом:
– Смотри, водитель выходит! Господи, это же мальчишка!
Вопли Криспина разрывали воздух.
– Мама! – кричал он. – Мамочка!
Словно в ответ вдалеке завыла сирена.