– Мой отец был англичанин?
Мама вздрогнула.
– Что заставляет тебя думать иначе?
Я обратила внимание, что она не стала отрицать, просто ушла от ответа, как опытный адвокат.
– Мама, этот человек клялся, что я его дочь.
Она хмыкнула с интонацией «ну и что с того».
– Если ты работаешь с ненормальными преступниками, дорогая, это не значит, что им нужно верить.
Она обняла меня – так, как я обнимала ее в детстве, когда мы остались вдвоем, и мама часто плакала, не зная, как жить дальше. Я обнимала ее и после несчастного случая, но тогда для утешений у нее был Дэвид. Я стала больше не нужна.
– Этот мир, в который ты вошла… – мягко заговорила мама. – Чтобы там работать, нужна недюжинная смелость, но я не хочу, чтобы ты туда возвращалась. Нужно найти иной способ оплачивать счета за твою сестру.
Я хотела сказать, что уже поздно, меня и так отстранили. Более того, полиция может вызвать меня в любой день, если отыщется написанное мной признание. Если правда обнажится, я потеряю не только прежнюю Китти, но и то, что от нее осталось. Да и маму, наверное, тоже.
– Кстати, – оживилась мать, – у родителей Джонни есть приятель, знакомый с американским специалистом по травмам мозга. У них там большой прогресс в создании… э-э-э… интерфейса мозг-компьютер. Разработано новое устройство, которое помогает людям делиться даже неосознанными мыслями. Называется вспомогательный коммуникационный девайс. А вдруг он поможет Китти?
Ситуация ухудшалась на глазах.
В ту ночь я металась в кровати, не в силах уснуть. Я даже не стала себя резать – эта потребность исчезла, как не было, после гибели Стефана: если бы не тот злосчастный обрезок стекла, человек бы остался жив. Еще один грех на моей совести…
Должно быть, я задремала, потому что проснулась, когда забрезжил рассвет, а в голове возникла идея. Идея была настолько очевидна, что я удивилась, почему сразу до нее не додумалась.
– Элисон! – воскликнула секретарша, когда я заехала в колледж на обратном пути. – У вас же сегодня нет занятий!
– О, я заехала взять рисунки моих студентов. Обещала доработать к следующему уроку.
– Какая вы ответственная!
Я вздрогнула.
– А помните, прошлой осенью было объявление о наборе художников в тюрьму? – небрежно спросила я.
– Еще бы! Вы еще данные записали.
– Не подскажете, а вам его доставили почтой или по имейл? Мой вопрос может показаться странным, но…
– Нет-нет, – перебила секретарша. – Я вам тогда сразу и хотела сказать. Его принес какой-то человек – я даже сперва подумала, бездомный, весь грязный. С другой стороны, художники часто не следят за собой… Простите, я не вас имела в виду! – ее лицо сморщилось от смущения. – А что, это был какой-то розыгрыш?
– Да нет, – я запнулась. – Вполне реальное объявление. Мне просто стало любопытно. И вы не знаете, что это был за человек?
– Он не представился.
Это ничего не доказывает, сказала я себе. Может, его наняли разносить рекламу в обществе художников, через которое я устраивалась в колледж.
Теперь – следующий шаг.
На метро я быстро добиралась до Чок-Фарм. Офис у Робина оказался гораздо приличнее, чем я ожидала. Главное, найти хорошего юриста, говорили мои ученики в тюрьме. Многие сокрушались, что им попался «паршивый адвокатишка». Я лично знакома только с одним адвокатом – мама держит меня в курсе развития его карьеры – и легко отыскала его через сайт юридической коллегии. Мы не виделись с восемнадцати лет, но что-то мне подсказывало: если у меня и есть шанс выпутаться из сложившейся ситуации, мне нужен человек, который меня поймет.
Конечно, можно было записаться на прием под новым именем, а потом удивить Робина, но мне показалось правильным предупредить секретаршу, что мистер Вуд когда-то знал меня как Эли Джеймс. Сейчас сердце учащенно билось не только от страха, что меня посадят за случившееся с Китти, но и от предстоящей встречи со старым приятелем спустя столько лет. Который бросил меня после того, как я оставила его на вечеринке Райтов. Может, я зря пришла?
Помедлив у входа, где на табличке значилось его имя, я толкнула тяжелую стеклянную дверь. Ожидавший в холле мужчина поглядел на меня сперва коротко, затем внимательно. Я тоже не сразу поверила глазам. Передо мной стоял Робин, но как же он изменился! Разумеется, он стал старше, но научился прекрасно одеваться – костюм сидел безукоризненно, галстук щеголевато завязан. Все это разительно отличалось от красно-синей кофты, из которой он не вылезал… Волосы тщательно причесаны и хорошо лежат, на лице появились морщины, однако ему они идут (не знаю почему). И он уже не тощий, а вполне себе плотный. Робин стал очень представительным мужчиной.
– Рад тебя видеть, Эли.
А вот голос не изменился! Я вспомнила, как Робин басил в школе – за глубокий баритон его дразнили не меньше, чем за фамилию и кофту.
– Теперь я Элисон, – нервно сказала я.
Он пожал мне руку, и я вдруг спохватилась, что, несмотря на многолетнюю дружбу, в юности мы не притрагивались друг к другу, не считая случайных прикосновений.
У нас не такие отношения, раздражалась я, когда Китти подшучивала насчет моего «странного неуклюжего бойфренда».
Теперь и Китти не сочла бы Робина странным или неуклюжим. Так и слышу ее голос: «Ух ты! Он немного похож на постаревшего актера из «Пятидесяти оттенков»!»
Робин проводил меня в кабинет и предложил присесть – все строго официально. Я говорила себе – это тот самый мальчик, с которым мы плавали по утрам через залив и который тоже любил Леонарда Коэна, однако былая прекрасная непринужденность пропала навсегда. Да, зря я пришла.
– Как твоя сестра? – спросил Робин.
У меня засосало под ложечкой – я не ожидала этого вопроса, эгоистично занятая собственными проблемами. Но ведь старый приятель обязательно расспросит о семье, прежде чем перейти к делам, это простая вежливость.
– После несчастного случая мало что изменилось. Разве что Китти забеременела и вышла замуж.
Брови у Робина поползли вверх:
– Правда?!
– Это длинная история, – я замешкалась. – Появилась надежда на улучшение… Есть новый прибор, который может помочь.
– Это же прекрасно!
Вовсе нет, хотелось мне возразить. Последствия страшили меня до мурашек. Подумать только, что она может рассказать!..
Но я повторила одну из маминых истин:
– Даже маленький шажок прекрасен, но лучше не питать ложных надежд.
– Ну, это понятно.
Он начал крутить кольцо на пальце левой руки. Я ощутила болезненный укол в груди и тут же упрекнула себя: естественно, что такой видный мужчина женат. Повернись жизнь иначе, его супругой могла стать я. У меня была бы налаженная жизнь. Почему, принимая в юности поспешные решения, мы не думаем, что сделанный выбор повлияет на всю нашу жизнь, да еще и хвалим себя за спонтанность?
– Секретарша сказала, ты хочешь что-то обсудить?
Так официально! Куда только подевался мальчишка, который везде был белой вороной… Я ответила не сразу, рассматривая кабинет. На столе нет семейных фотографий. Вдоль стен красивые деревянные стеллажи. На стене сертификаты. Небольшой бар.
– Я работаю преподавателем рисования в тюрьме… – начала я.
Глаза Робина расширились:
– Как решительно с твоей стороны!
Ох, не то слово…
– Недавно там кое-что произошло. Погиб человек.
– Сочувствую, – сказал он. Равнодушное слово, которое мы роняем, если скончался знакомый знакомых.
Я подалась вперед:
– Одним из моих учеников оказался Криспин Райт. Он и убил этого несчастного.
Так-то лучше – Робин изменился в лице.
– Я его не узнала, у него теперь совсем другая внешность… – нервно зачастила я. – Меня отстранили до окончания расследования. Вообще в тюрьме запрещается работать тем, у кого есть знакомые среди заключенных… – Я замолчала и подалась еще ближе: – Слушай, а тебе можно меня представлять, учитывая наше знакомство?
– Да, при условии отсутствия конфликта интересов.
– Конфликта, насколько я понимаю, нет.
Во взгляде Робина появился холодок, будто он знал, что я сказала не все. В горле пересохло, и я с трудом выговорила:
– Криспин, вернее, Мартин, как он себя называл, обвинил меня в том, что я подстроила тот несчастный случай.
Я замолчала, готовясь изложить Робину отрепетированную ложь.
Глава 53Эли
Сентябрь 2001 г.
Китти выписали из реабилитационного отделения – больше ей там ничем помочь не могли – и перевели в дом инвалидов. Она по-прежнему не говорит ни слова. Постепенно я начала успокаиваться – может, моя тайна и не раскроется.
Это не все новости: Дэвид ушел от мамы и переехал в Лондон. Мне бы ликовать – сколько лет я мечтала, чтобы мы с мамой снова остались вдвоем! Но без Дэвида мама была грустная и одинокая.
– Трагедии либо сплачивают супругов, – всхлипывая, говорила она, – либо разводят.
Нам предстояло набраться мужества и разобраться в комнате Китти.
– Как она ненавидела, когда я прибиралась, – печально сказала мама. – Говорила, я все сложила не на те места.
Тогда-то я и нашла свой пропавший конспект по истории. Он лежал в стопке книг на полу.
– Я так и знала, что это она спрятала! – воскликнула я.
Теперь, конечно, уже поздно, но мне важно было кое-что расставить по своим местам.
Мама потерла глаза – она не высыпалась с самой аварии. Я часто видела, как ночами она бродит по дому. Я тоже плохо спала.
– Нет, дорогая, это моя вина. Я уносила твои учебники к Китти, чтобы пропылесосить твою комнату. Мне казалось, я все вернула на место, но конспект, видимо, проглядела. Прости меня.
Я проглотила желчь, поднявшуюся к горлу.
– Когда это было?
– Когда ты экзамены сдавала. Дэвид все бурчал, какой беспорядок у тебя в комнате… – мама всхлипнула. – Подумать только, я считала это важным…
Я просто онемела. Мне хотелось заорать: «Я же тебя спрашивала, видела ты тетрадь или нет!» Но какой смысл? Прошлого не вернешь.