– Я не записывался, но мне сказали, что в группе осталось одно свободное место, – сказал Робин, поймав мой взгляд. – Можно?
Недели летели. Очень быстро подошел день слушания об опеке. Я сильно нервничала.
– Все будет хорошо, – убеждал меня Робин, когда мы встретились в кафе. Мама уже ушла в здание суда устраивать Ванессу.
– Ты в это веришь?
– У нас веские основания.
– У семьи Джонни тоже есть права. У них денег больше.
– Но у вас есть любовь.
Не знаю, как это вышло, но его рука вдруг легла на мою.
– Сейчас не время и не место для этого разговора, Эли…
Я едва не перебила его, чтобы напомнить, как меня теперь зовут, но прежней Элисон, как ни странно, тоже уже нет.
– Я всегда тебя любил. – Робин уставился на свою тарелку, но тут же поднял на меня глаза: – Я до сих пор виню себя за ту вечеринку.
Голова у меня пошла кру́гом.
– У Райтов? Почему?!
– Я написал за Криспина сочинение в обмен на приглашение для тебя. Я надеялся, что, если мы пойдем вместе, наша история примет романтический оборот…
– Но Криспин сказал, что сам меня пригласил… – оторопела я.
– Он завидовал. Я сразу это понял, когда по глупости открылся ему. А он сказал… до сих пор помню… «Я думал, внутри эта девица получше, чем снаружи»…
Меня затошнило.
– Ты не должен себя винить.
Глаза Робина стали грустными.
– Это я и тебе повторял…
Я поняла, что мы все еще держимся за руки.
– После слушания, – медленно произнес Робин, – нам, наверное, нужно поговорить?
– Хорошо, – спокойно сказала я.
Мы вместе пошли к зданию суда, где скоро решится будущее Ванессы. Сердце билось сильно и тяжело, но на этот раз в его стуке мне чудился радостный колокольный перезвон.
Впервые за долгое время все начинало налаживаться.
Мне было жаль родителей Джонни – во всяком случае, его мать. Даже судье семейного суда было абсолютно ясно, что ребенка хочет растить Джинни, а не Джонни. Он тоже сидел в зале, вульгарно целуясь с какой-то девицей, как раньше с моей сестрой. Отец Джонни тоже не смог убедить суд в своей привязанности к внучке.
– Нет, – признался он, – я ребенка не навещал.
Опеку получили мы с мамой, а семье Джонни оставили право на посещения. Наконец я сделала для Китти что-то хорошее.
– Вы можете приезжать к Ванессе, когда захотите, – сочувственно обратилась мама к Джинни.
– Спасибо, спасибо вам…
Женщины обнялись. В их общении чувствовалось взаимное уважение. А отчего бы и нет, подумала я. Они обе хорошо знают, что такое иметь особенного ребенка со всеми вытекающими отсюда последствиями.
– Подержишь Ванессу, дорогая? – попросила мама и скрылась за дверью женского туалета, не дав мне возможности отказаться. Впервые я осталась наедине с племянницей – раньше страх всегда заставлял меня уклоняться от этой чести. А вдруг она подавится и задохнется (кстати, младенцы могут задохнуться ни с того ни с сего?)? А если раскричится? А если с ней случится истерика или припадок? Нет, я боюсь оставаться с ней.
Ванесса серьезно смотрела на меня своими голубыми глазками. «Все будет хорошо, – будто говорил этот взгляд. – Научимся жить вместе. Я готова, а ты?»
Но что она подумает, когда узнает, что́ я когда-то сделала?
Глава 82Китти
Сентябрь 2019 г.
Полусестра стала огромной. Пятничная Мамаша сказала, что у нее внутри ребеночек.
Ти-Ти обещала помочь Китти что-нибудь связать для ребеночка. Белла тоже не отстала.
– Такие вещи нужно делать вместе, – сказала Белла с помощью прибора и незаметно взяла с подноса Ти-Ти иголку. Уколов палец до крови, она обратилась к Китти: – Теперь твоя очередь.
– И тогда мы будем кровными сестрами, – оживилась Китти. Прибор озвучил ее мысли. – Вот здорово будет!
– Да! – и Белла нахмурилась: – А чем занимаются кровные сестры?
– Ну, они всегда поддерживают друг дружку. Все делают вместе. Как настоящие сестры. Только не родные.
При этих словах в душе Китти шевельнулось беспокойство.
– Но им нельзя делать одного, – добавила она. – Обижать друг друга.
– Почему?
– Потому что тогда случаются плохие вещи.
Белла вытаращила глаза. Она часто это делала.
– Я бы тебя и так не обидела. Какого цвета пряжу ты выберешь?
– Для чего?
– Для ребенка Полусестры, конечно!
Китти почти забыла об этом.
– Голубую.
– Я тоже.
Китти ощутила приятное тепло.
– Хорошо…
– Вот бы у меня был ребенок! – вдруг сказала Белла.
– Да ладно! – фыркнула Китти. – У меня был, но слишком много плакал.
– А ты не могла его успокоить?
– Я пыталась, но нечаянно чуть не оторвала ногу.
Белла снова округлила глаза.
– Тогда, пожалуй, я не хочу ребенка.
Ти-Ти уже спешила к ним – она помогала кому-то из группы.
– О чем это вы тут разговариваете?
Белла быстро протянула руку и выключила приборы.
– Не хотите говорить, да? Понятно. О Боже, уже сигнал к обеду!
Действующей рукой Китти взяла Беллу за руку:
– Рыбные крокеты и брокколи! Давай-ка поспешим!
Белла поняла, хотя прибор был выключен. Потому что настоящие кровные сестры понимают друг друга без слов.
Глава 83Элисон
Пять лет спустя
– Ну что, готовы? – спросил Робин, подавая девочкам упакованные завтраки.
Сегодня наша дочь первый раз идет в школу. Она буквально скачет от восторга – ей не терпится присоединиться к своей кузине. Новые туфельки сверкают, школьные рюкзаки у обеих одинаковые. Какими взрослыми они выглядят!
Я не старалась поскорее забеременеть, но никогда не забуду лица Робина, когда сообщила ему новость.
– У нас будет ребенок?!
Это «у нас» лишний раз подтвердило, что я не ошиблась с выбором.
Живем мы с мамой и Ванессой, которую мы с Робином удочерили. Все получилось неожиданно удачно – дочь Китти окружена любовью. Когда родилась наша дочь и мама привезла Ванессу знакомиться, та ворвалась в палату с раскрасневшимся от возбуждения личиком.
– Моя сестра! – благоговейно сказала она, вдруг показавшись гораздо старше своих лет.
Я ожидала детской ревности, но ее не было. Ванесса ходила за мной, как цыпленок за наседкой, помогая купать и кормить Флоренс (мы с Робином зачали дочку во Флоренции).
– В школе я за ней пригляжу, – объявила Ванесса. Можно подумать, она родилась специально для этой роли. Когда-нибудь мы расскажем ей о Китти, которая вполне счастлива в своем специальном заведении, но пока еще рано.
Робин оказался прекрасным отцом. У него адвокатская практика, но работает он не круглые сутки, а так, чтобы «оставалось время на семью». По выходным он водит девочек плавать и рыбачить, оставляя мне время, чтобы рисовать. И еще он часто предлагает мне пожениться.
– Мы и так счастливы, – мягко отвечаю я.
– Не понимаю, отчего ты не соглашаешься, – сказала как-то мама, мечтающая о настоящей свадьбе с белым платьем.
Ответ прост: брак предполагает честность между мужем и женой, а Робин обо мне до сих пор знает не все.
Я где-то читала – не помню где, – что порой нужно рассказать один секрет, чтобы скрыть другой. Я рассказала почти все свои тайны.
Но одну все же оставила про запас.
За несколько месяцев до того, как я начала работать в Арчвильской тюрьме, я получила письмо (то самое, которое хранилось у меня в тумбочке) от адвоката, представлявшего нас во время суда над Криспином. Он сообщал, что мистера Райта скоро переводят в тюрьму открытого типа в городке Арчвиль, неподалеку от Лондона. С того самого дня я начала искать любую возможность и к объявлению в колледже отнеслась как к подарку судьбы.
Да, деньги тоже были не лишними – я вечно была на мели, но прежде всего мною двигала жажда мести. Как я позже узнала, Криспин искренне считал, что заманивает меня в ловушку, но ему было невдомек, что я пришла в Арчвильскую тюрьму с четкой целью. Держась за должность тюремного преподавателя рисования, я выжидала момент, чтобы отомстить.
Сперва я убеждала себя, что хочу просто объясниться с Криспином начистоту. Суд, приговор – это все прекрасно, но жертва не имеет возможности высказать преступнику все, что он заслужил. Мне хотелось излить на своего насильника накопившуюся ненависть.
Кроме того, по моему мнению, он еще недостаточно настрадался.
Встретившись наконец с Криспином в «моей» тюрьме, я увидела (вернее, мне так показалось), что он меня не узнал. И тогда мне пришло в голову притвориться, будто я тоже его не узнала. Когда Криспин заявил, что никогда не учился рисовать, я подыграла, хотя прекрасно помнила: в школе он был одним из лучших художников. Если он лжет, я тоже буду лгать, и не только в мелочах.
Анджела говорила, что, когда работаешь в мрачном месте, мрак понемногу заползает к тебе в душу. Тьма заразна, с ней нужно быть настороже, однако иногда просто не можешь остановиться. Когда Криспина перевели в Арчвиль, чернота начала стремительно затягивать меня, как трясина.
Что, если однажды я окажусь в классе с одним учеником, моим давним врагом?
Что, если я притворюсь, что Криспин напал на меня и попытался задушить шарфом, моим неизменным аксессуаром? Что, если я действительно немного затяну на себе шарф, чтобы создалось впечатление, будто меня душили? Тогда он наверняка получит новый приговор и проведет в тюрьме еще много лет.
Затея, конечно, рискованная, но что, если (очень большое если) пронести с собой осколок стекла и воспользоваться им для самообороны?
Однако возникло непредвиденное обстоятельство – я не рассчитывала, что появится Стефан и примется меня защищать. Или что он поднимет осколок стекла. Или что Криспин его зарежет.
По насмешке судьбы я несу ответственность за смерть собственного отца. Еще одно преступление в моем списке грехов.
Теперь вы понимаете, почему я ничего не сказала Робину. Надеюсь лишь на искупление в следующей жизни.