Найджел сделал пометку в блокноте.
— Мне нужны дата и место рождения Эллиса.
— Они будут у вас. У Дарбишира отрезали руки. Кому могли понадобиться руки в том деле?
— Тому, кто передал улики, — предположила Хизер.
Фостер поморщился:
— Вряд ли. Я сообщу вам дату и место рождения, и вы проверите, имел ли он отношение к событиям 1879 года. То же самое касается Неллы Перри. У нее не было глаз. Ее предок что-то видел. Выясните, не связано ли это со Стэффордом Перси, главным свидетелем обвинения. Если мы докажем, что все четверо имели к этому отношение, тогда надо вернуться к судебному делу и посмотреть, кто остался, чей потомок еще не был убит. Затем выясним, кто это может быть.
Вечером Фостер, совершенно разбитый от усталости и постоянного напряжения, припарковался около дома Джона Фаэрбена. Он значился вторым в списке подозреваемых, его Хан закончил с помощью Найджела. Список оказался короче, чем предполагал Фостер. Всего тридцать два человека. Первой было восемьдесят три года, она жила в доме престарелых и питалась через трубочку.
На месте убийства Патрисии Макдугалл обнаружили новые улики. Отпечатки пальцев на CD-диске, который был в проигрывателе. Они совпадали с отпечатками, которые оказались на коробке с глазами Неллы Перри. Фостер решил взять отпечатки у всех потомков Фаэрбена, чтобы найти того, кто им нужен.
Вместе с Дринкуотером они постучали в дверь. Им открыл мужчина лет сорока, шатен. В руках он держал чашку чаю. Фостер заметил, что он в тапочках. Мужчина посмотрел на Фостера и Дринкуотера.
— Я вас слушаю, — осторожно сказал он.
Фостер показал свое удостоверение.
— Мистер Фаэрбен?
Человек кивнул и прищурился.
— Простите за беспокойство, не могли бы вы уделить нам немного времени?
— Что случилось? — спросил он.
— Мы можем поговорить? — произнес Фостер, жестом показывая внутрь дома.
Фаэрбен пригласил полицейских зайти в дом. Там было тепло, с кухни доносился приятный запах выпечки. Оттуда появилась женщина, вытиравшая руки полотенцем. Фостер поздоровался с ней.
— Какой приятный запах!
Она улыбнулась ему, но сразу тревожно посмотрела на мужа:
— Детективы хотят поговорить с нами?
— Вообще-то мы хотели бы поговорить с мистером Фаэрбеном, — уточнил Фостер. — Но мы будем рады, если вы присоединитесь к нам. Это не допрос.
Они вошли в гостиную. Там работал телевизор. Фаэрбен выключил его.
— Чай или кофе? — спросил он.
— Нет, спасибо, — ответил Фостер. — Я целый день жил на кофе.
Дринкуотер попросил фруктового сока. Миссис Фаэрбен ушла и вернулась с полным кувшином, в котором потрескивали кубики льда.
— Так что вас привело сюда? — поинтересовался Фаэрбен.
Фостер глубоко вздохнул:
— Кто-нибудь из вас интересуется семейной историей?
Фаэрбен посмотрел на него так, словно Фостер только что сделал непристойное предложение его жене.
— Вы серьезно?
— Да.
Супруги обменялись недоуменными взглядами.
— Ну я интересуюсь. Это мое хобби уже несколько лет.
— Значит, вам известна история вашей семьи?
— Да. Но только с 1740 года. Я не могу читать по латыни, и это затрудняет дальнейшие поиски. А к чему вы клоните?
— К Ику Фаэрбену.
Мистер Фаэрбен уставился на Фостера и несколько секунд молча смотрел на него.
— Как вы вообще узнали про Ика? — воскликнул он.
— Долгая история. Сначала вы ответите на наши вопросы, а потом я все объясню. Вам известно, что он сделал?
— Он был преступником. Убил двух человек, его казнили в тюрьме Ньюгейт в 1879 году.
— Когда вы узнали о нем?
Он взглянул на жену.
— Лет пять назад? — спросил он ее.
Она кивнула.
— И что вы почувствовали, выяснив, что в вашей семье был убийца?
Фаэрбен пожал плечами:
— Если честно, я очень удивился. Я не поклоняюсь своим предкам.
— Не поклоняетесь предкам?
— Да, я постоянно сталкиваюсь с этим, когда встречаюсь с поклонниками семейной истории, к которым и сам отношусь. Люди выбирают себе одну личность, как правило, самую успешную или бесстрашную и поклоняются ей, а об остальных забывают. Паршивых овец принято игнорировать. Некоторые нормально относятся к ошибкам и неудачникам в их роду; другие притворяются, будто этого никогда не было, и все отрицают.
— Вы изучали процесс над вашим предком?
— Читал несколько газетных статей! — бросил Фаэрбен. — Простите, но я должен вас спросить: почему все это так вас интересует? Разве дело возобновили?
— В какой-то степени, — ответил Фостер, решив сразу перейти к делу. — За прошедшие недели в западном Лондоне была совершена серия убийств. Преступник копировал убийства 1879 года, за которые повесили вашего предка. Мы считаем, что Ик Фаэрбен был невиновен, полиция ложно обвинила его, чтобы успокоить людей и спастись от нападок прессы.
Фаэрбен лишился дара речи. Он открыл и закрыл рот, не произнеся ни звука.
— Также мы полагаем, что человек, совершивший все эти преступления, знает о судебной ошибке и мстит за нее. Для начала нам необходимо опросить всех потомков Фаэрбена.
Фаэрбен посмотрел на Фостера с недоверием:
— Так я — подозреваемый?
— В некотором роде да.
— Я никого не убивал! — крикнул он.
— Охотно вам верю. Но мы должны исключить вас из списка подозреваемых. А для этого нам необходимы ваши отпечатки пальцев.
Фаэрбен согласился. Дринкуотер снял отпечатки, а затем спросил, где он находился в то время, когда обнаруживали трупы. Фаэрбен объяснил, что был дома, жена подтвердила. Фостер поверил им, но решил, что надо проследить за его перемещениями в ближайшие двадцать четыре часа. Когда Дринкуотер закончил свою работу, Фостер задал еще несколько вопросов:
— Вы рассказывали историю о Фаэрбене кому-нибудь из родственников или друзей?
— Мои ближайшие родственники знают о ней. Сын, который учится в университете, и дочь, она сейчас у подруги. Мой брат и его жена. Они живут в Оксфорде. И конечно же, члены общества любителей истории семьи.
— Все?
— Да, мы обсуждали это.
— Когда?
— Год назад. Они были потрясены. Как я и говорил, большинство людей, интересующихся семейной историей, принимают всех своих предков, а не только тех, кто заработал больше денег или произвел на свет много детей.
— Вы не заметили, что кто-нибудь уделил вашим словам особое внимание, задавал уточняющие вопросы?
Фаэрбен снисходительно улыбнулся:
— Детектив, мне сорок девять лет. По сравнению с остальными членами общества любителей истории семьи я там почти мальчишка. Ни один из них физически не способен на убийство. Завтра вечером у нас ежемесячная встреча. Приходите и посмотрите, нет ли там потенциального убийцы.
Фостер усмехнулся и записал название общества и фамилию его секретаря. «Круг тех, кто может знать о судебной ошибке, расширяется», — с сожалением подумал он.
Фостер встал и собрался уходить.
— Почему вы решили, что он не был виновен? — спросил Фаэрбен.
— Я сразу чувствую, когда дело нечисто. — Фостер не рассказал, что предка Фаэрбена избили перед тем, как повесить. Он понимал, что теперь Джон Фаэрбен сам об этом узнает.
— Забавно, — проговорил Фаэрбен, провожая Фостера и Дринкуотера до двери. — Недавно я беседовал со своим братом. Когда я только начал поиски, моя мама, умершая четыре года назад, очень переживала. Она повторяла, что я не должен в это ввязываться, потому что в нашей семье был убийца. Тогда я впервые услышал об этом. Она умерла, но так и не захотела узнать подробности. Для нее это было позором. Многие годы эта история была мрачным секретом нашей семьи. А теперь выходит, нам было нечего стыдиться и он был невиновен.
Они попрощались. Фостер удивился. Семья стыдилась Ика? Это означало, что Клара не верила в невиновность брата. Возможно, она стыдилась его вины.
— Оказывается, он изучал историю своей семьи. Правда, интересно? — произнес Дринкуотер. — Наверняка солгал, заявив, что не знал о судебной ошибке.
Фостер покачал головой:
— Сомневаюсь.
Он вспомнил, что Фаэрбен сказал о матери и об ее отношении к их предку, и его это огорчило. Ика Фаэрбена не только осудили на смерть. Больше века его фамилия являлась причиной стыда для тех, кто ее носил.
Найджел позвонил в десять часов вечера, от бесконечных свидетельств у него рябило в глазах и болела голова. Хотелось добраться до дома, поспать немного и с новыми силами вернуться в центр. Он собирался провести там следующий день и, вероятно, вечер.
Зайдя в квартиру, он упал на диван. «Остаться бы тут и никуда не уходить», — думал он и тер лицо руками. Имена, даты и номера свидетельств продолжали крутиться у него в голове. Найджел включил канал Би-би-си «Радио четыре», который всегда служил ему шумовым фоном. Он не выключал его, даже когда спал, и радио тихо бормотало в ночи. Своим гостям он в шутку говорил, будто желает узнавать что-то новое, даже когда отдыхает, но на самом деле радио просто помогало ему успокоиться. Мужчина высоким шепелявым голосом читал отрывок из книги о путешественниках. Найджел устроился на диване поудобнее и закрыл глаза.
Он вздрогнул, когда в дверь позвонили. Кто, черт возьми, пришел в такое время? Найджел приблизился к домофону.
— Да! — воскликнул он раздраженно, ожидая услышать какого-нибудь пьяного дурака, набравшего не тот номер.
— Это Хизер.
— Ой!
— Простите, я вас разбудила?
— Нет, что вы! Я только пришел. Просто слушал радио и…
— Я могу войти? В Шепердс-Баш очень мило, но я не хочу стоять здесь всю ночь.
— Конечно! Простите. Я немного растерялся.
Найджел нажал кнопку и пропустил Хизер. Он слышал, как хлопнула входная дверь, потом донеслись ее шаги по ступеням. Он открыл дверь квартиры. Когда Дженкинс поднялась на лестничную площадку, Найджел увидел, что она держит в руке какой-то предмет, похожий на бутылку вина.
Он пропустил ее, и Хизер направилась в гостиную, оставляя за собой аромат своих духов. Она сняла куртку и перекинула ее через ручку дивана.