Конечно, я знала ответ: я была с Энди. Предоставила Мэгги самой себе, как делала с самого ее рождения. Я вытерла рукой слезы со щек.
– Так ты говоришь, что в тебе как будто сидело два разных человека? – спросил Маркус Мэгги, когда ее рассказ подошел к концу. – Ты и какая-то сумасшедшая девушка?
– Ты имеешь в виду раздвоение личности? – Мэгги скрестила руки на груди, прижав ладони к телу, как будто они у нее мерзли. – Нет, все это была я.
Флип, Маркус и я обменялись взглядами. Я знала, о чем мы все думали, и Флип озвучил это.
– Но ты в конце концов зажгла огонь, Мэгги? – спросил он.
– Нет! – Мэгги затрясла головой, потом, вероятно, вспомнила о своей ране на шее. – Именно это я и пытаюсь объяснить, – сказала она, дотрагиваясь до бинтов. – Когда я поняла, что там будут дети, я просто забыла о своем намерении. Я никогда бы не подожгла здание, в котором находятся люди!
Флип не поверил ей. Выражение его лица не изменилось, но его выдавал взгляд.
Я взяла Мэгги за руку. Она была такой холодной, что я накрыла ее другой рукой, чтобы отогреть. Я вспомнила, как Мэгги держала меня за руку, когда мы после пожара вместе ехали в больницу. Как она не хотела отпускать меня. И вспомнила ее шок – ее подлинный шок, когда я позвонила ей и сказала, что горит церковь.
– Итак, после того, как ты поговорила с Энди, ты поехала прямиком в «Сторожевой Баркас»? – спросил Флип.
– Да. И позвонила маме, чтобы предупредить ее, что локин перенесен в церковь.
Флип посмотрел на меня.
– Да, она звонила, – сказала я. – Но потом ты поехала к Эмбер, нет?
– Ты думала, что я поехала к ней, но я на самом деле этого не делала.
– Вы можете вспомнить, был ли слышен какой-нибудь шум, когда вам звонила Мэгги? – спросил Флип.
– Нет. – Я работала над речью на собрании учительской организации и мало что помнила о звонке, кроме того, что локин перенесли в церковь. Это огорчило меня – ведь замена могла сбить Энди с толку.
– Что ты делала в «Сторожевом Баркасе»? – спросил Маркус Мэгги.
– Я… – Мэгги взглянула на противоположный конец кровати, где одеяло образовало небольшой холмик над ее забинтованной ступней – вторым серьезным ранением. Свободной рукой она отбросила со лба несуществующий локон. У меня было чувство, что она тянет время. – Некоторое время я сидела на настиле, – сказала она. – Я… я чувствовала себя, как будто увернулась от пули или что-то в этом роде.
– Тебя там кто-нибудь видел?
– Нет, ведь в марте туда еще никто не приезжает.
Флип изменил позу, сложив руки на груди.
– Так как же загорелась церковь? – спросил он.
– Я не знаю. – Ее глаза наполнили слезы. – Правда, понятия не имею. Я знаю только одно – это не я ее подожгла. И, разумеется, не Энди.
– Давайте сделаем перерыв, – сказал Маркус, и я с облегчением вздохнула. Мэгги держалась храбро, просто стоически. Но сейчас она начинала терять самообладание. Я сама чувствовала себя плохо.
Флип выключил магнитофон и встал.
– Хорошая мысль, – сказал он. – Можно выпить чашечку кофе.
– Я присоединюсь к тебе. – Маркус тоже встал. – С тобой все в порядке, Мэгги?
Она коротко кивнула, не глядя на него. Не глядя ни на кого из нас.
– Идешь с нами, Лорел? – спросил Маркус.
Вероятно, они с Флипом хотели обсудить со мной все, что услышали, но я не стала уходить.
Я покачала головой, все еще держа Мэгги за руку.
– Я побуду здесь, – сказала я.
Когда мужчины покинули комнату, Мэгги расплакалась по-настоящему.
– Прости меня, мамочка! – Она сжала мою руку. – Я так виновата.
– Тихо, – сказала я. – Я знаю.
– Но я чувствую такое облегчение, – проговорила она. – Я так… мне следовало рассказать правду сразу же после того, как люди начали думать, что все это сделал Энди.
Да, она должна была это сделать. Но не сделала.
– Ты все рассказала нам сейчас, – проговорила я. – Это очень важно.
– Есть вещи и поважнее. Начет «Сторожевого Баркаса».
– Я знаю, что ты встречаешься там с Беном.
Она покачала головой.
– Не только это, – сказала она. – Я ездила туда с тех пор, как получила права. Но совершенно одна. Без Бена.
– Но зачем? – спросила я.
Я вспомнила, как Дон говорила, что Мэгги курит марихуану. Неужели она ездила туда, чтобы принимать наркотики?
– Ты подумаешь, что я ненормальная.
– Я не подумаю, что ты ненормальная.
– Там я чувствовала присутствие отца. Иногда, когда я ночью сидела на настиле, я закрывала глаза, и внезапно мне начинало казаться, что он рядом. Его дух, или как там говорят.
Меня начал бить озноб.
– Ты думаешь, что я ненормальная?
– Если это даже и так, то умопомешательство – наша наследственная болезнь, потому что мне тоже иногда кажется, что он приходит по ночам.
Ее красивые карие глаза широко раскрылись.
– Правда? Ты действительно это чувствуешь?
– Не знаю, Мэгги. Я просто думаю, что он оставил отметку на нас обеих – по-разному, конечно, – и мы обе по-прежнему привязаны к нему.
Она внезапно перестала плакать и взглянула прямо мне в глаза:
– Извини, что я так грубо вывалила на тебя известие о папе и Саре. Это было так подло.
– Зато это позволило мне понять, как ты относишься к Бену.
Она повернула голову к окну. В ее глазах я увидела отражение солнечного света.
– Если бы он думал обо мне, он был бы сейчас здесь, – сказала она. – В больнице. Разве не так?
Я подумала, что, если бы Бен по-настоящему думал о ней, ему бы хватило ума держаться подальше от меня и Маркуса.
– Мне кажется, что он придет, – сказала я.
– Как ты думаешь, Бен был действительно… ну, короче… с Дон в то же самое время, что и со мной?
– Да, дорогая, я так думаю.
Я вспомнила Дон, кутающуюся в короткий ситцевый халатик. «Кто здесь, Бенни?»
– Я ему полностью доверяла. Я так сильно любила его. И до сих пор люблю.
– Я знаю, что это больно.
Она повернулась ко мне:
– Ты ненавидишь Сару?
Я вздохнула. В общем, так оно и было. Но в этом должна разобраться я сама.
– Это было так давно, Мэгги, – сказала я. – Есть вещи, о которых я жалею, хотя все случилось много лет назад.
– Выпивка?
– Да, конечно. Есть и другие вещи. Думаю, что большинство людей в молодости делает то, о чем жалеет в более зрелом возрасте. Мы с Сарой так долго были подругами. Я думаю, мы сможем найти способ забыть об этой истории.
Я подумала о Ките, о его ожогах. Сможет ли Сара когда-нибудь простить мою дочь? Будь я на ее месте, не уверена, что смогла бы это сделать.
– Мама, мне так больно! – проговорила Мэгги. – Мне хотелось бы все вычеркнуть из памяти – пожар, Бена. Всё!
– Я буду рада, если так и произойдет, – сказала я. – Знаешь, что однажды сказал мне твой папа?
– Что?
– Ты ведь знаешь, что мои родители умерли, когда я была совсем маленькой, и меня воспитывали дядя и тетя.
– Да.
– Я старалась не вспоминать о родителях, потому что это было очень больно. Просто идти по жизни вперед и никогда не оглядываться назад. И когда я рассказала об этом твоему папе, он сказал, что, если не думать о своих потерях, они вернутся, чтобы причинить тебе боль, укусить тебя.
– Укусить? – Мэгги улыбнулась. – Он так и сказал?
– Да, потому что я их никогда не забывала, хотя и не всегда следовала его совету. Он имел в виду, что иногда приходится проходить через эту боль.
– Значит, ты пыталась думать о них? – спросила она. – О своих родителях?
– Только после того, как попала на реабилитацию. Тогда слезы у меня лились ручьями. Я поняла, что нельзя преодолеть какое-нибудь горе и забыть о нем. Жизнь продолжает посылать его тебе, и ты должен научиться бороться с ним. Управлять им. Бен – не последнее твое жестокое разочарование, детка. Но будут и чудесные переживания, которые придут на смену тяжелым временам.
Мои глаза наполнились слезами при мысли о тяжелых временах, которые ей предстояли. Она прочла мои мысли.
– Энди снова привлекут к судебному разбирательству?
– Не знаю механизма всего этого, но в тюрьму он больше не пойдет.
– В отличие от меня. – Это было утверждение, а не вопрос.
– Я найду тебе самого лучшего адвоката. И все время буду находиться рядом с тобой. Не сомневайся, Мэгги.
Все эти пятнадцать лет я почти все время занималась только ее братом. Теперь мне хотелось это наверстать.
– Как жаль, что я не была тебе лучшей матерью. Но ты была такой независимой, а Энди так во мне нуждался, что я временами забывала, что ты тоже нуждаешься во мне.
– Думаю, что сейчас я действительно нуждаюсь в тебе. – Она облизнула губы и прямо взглянула мне в глаза: – Я знаю, все улики против меня. И Флип мне совершенно не верит.
– Но я тебе верю.
– Правда?
Я улыбнулась:
– Конечно, детка.
Я так много не знала о своей дочери. Я не была на сто процентов уверена, что она не стала бы поджигать церковь с детьми внутри. Но одну вещь я знала наверняка: она никогда не стала бы поджигать церковь, если внутри находился Энди.
57Маркус
Я снова появился в больничной палате Кита, на этот раз там было горячее, чем на пожаре. Я приехал в Чейпел Хилл, чтобы рассказать Саре о признании Мэгги. О подобного рода вещах я не любил говорить по телефону. Я не был уверен, что надо рассказывать ей все это при Ките, но решил, что он имеет право знать. Может быть, даже большее право, чем все остальные. Мне только не хотелось присутствовать при вспышке его гнева. Он уже был в ярости, когда узнал, что поджог совершил Энди. Но когда он узнает, что это Мэгги, у которой не было никаких физических недостатков в качестве хоть какого-то оправдания… В общем, лучше мне быть оттуда подальше.
Но я был в больнице, стоял у кровати Кита, а Сара в это время поправляла на его лице съехавший бинт.
– У Мэгги были отношения с Беном Триппетом, – начал я.
– Нет, – возразила Сара, как будто я не знал, о чем говорю. – Бен живет с Дон.