— Джил, еще нет даже шести. — Я начала сомневаться, что Адриан бодрствует так рано, но потом вспомнила, что, вероятно, у него ночной распорядок дня. Морои, предоставленные сами себе, могли ложиться спать, когда наступало позднее утро для остальных из нас.
— Знаю, — сказала она тихим голосом. — Мне очень жаль. Я бы не стала тебя просить, если бы это не было так важно. Он уехал прошлой ночью, потому что хотел увидеться с той… той моройкой еще раз. Ли тоже должен был быть в Лос-Анджелесе, так что Адриан рассчитывал вернуться домой вместе с ним. Только он не смог застать Ли, так что теперь он не может вернуться. В смысле Адриан. Он без денег и страдает похмельем.
Я начала укладываться обратно.
— Я ему ни капли не сочувствую. Может это послужит ему уроком.
— Сидни, пожалуйста.
Я закрыла рукой глаза. Может, если я прикинусь спящей — она от меня отвяжется. Внезапно в моей голове возник вопрос, и я резко откинула руку.
— Как ты вообще могла об этом узнать? Он звонил? Я конечно не супер-бдительно-спящая, но телефонный звонок в состоянии услышать.
Джил отвела глаза в сторону. Я села и нахмурилась.
— Джил? Как ты об этом узнала?
— Пожалуйста, — прошептала она. — Не можем мы просто поехать и забрать его?
— Нет, до тех пор, пока ты мне не расскажешь, что происходит. — По моей коже побежали мурашки от какого-то странного предчувствия. На краткое мгновение я почувствовала себя, не допущенной к чему-то очень важному, и теперь, неожиданно поняла, что могу выяснить, то что от меня скрывают морои.
— Ты никому не расскажешь, — сказала она, наконец, снова встретившись со мной глазами.
Я слегка похлопала по своей татуировке на щеке:
— Вряд ли я вообще могу рассказать кому-то хоть что-то из-за этого.
— Нет. Никому. Ни Алхимикам. Ни Киту. Ни любому другому морою или дампиру, которому еще неизвестно.
«Не рассказывать Алхимикам?» Это может оказаться проблематично. Среди всего прочего сумасшествия в моей жизни, не важно, сколько моих назначений приводили меня в ярость или сколько времени мне приходилось проводить с вампирами — я никогда не сомневалась в своей преданности. Я обязана была рассказать Алхимикам, на тот случай если что-то произошло с Джил или остальными. Это был мой долг перед ними, перед всем человечеством.
Естественно, частью моего долга перед Алхимиками было присматривать за Джил, и чтобы не беспокоило ее сейчас, это было связано с ее благосостоянием. На долю секунды, я решила солгать ей, но тут же, отказалась от этой затеи. Я не могла сделать этого. Если я собиралась сохранить ее секрет, я так и сделаю. Если бы я не собиралась его сохранить, тогда я дала бы это знать ей лично.
— Не расскажу, — пообещала я. Думаю, что эти слова удивили меня не меньше ее. Она изучала меня в тусклом свете и должно быть, наконец, решила, что я говорю правду и медленно кивнула.
— Мы связаны с Адрианом. Духовной связью.
Я почувствовала, что мои глаза расширяются в неверии.
— Как это… — Внезапно все сошлось воедино, все недостающие фрагменты. — Нападение. Ты… ты…
— Умерла, — прямо сказала Джил. — Когда появились морои-убийцы, произошла большая путаница. Все думали, что они пришли за Лиссой, поэтому большинство стражей окружило ее. Эдди был единственным, кто побежал ко мне, но все произошло слишком быстро. Тот мужчина, он… — Джил коснулась местечка в центре груди и содрогнулась. — Он ударил меня ножом. Он… он убил меня. Именно в тот момент появился Адриан. Он использовал Дух, чтобы исцелить меня и вернуть к жизни, и теперь мы связаны. Все случилось так быстро. Никто даже не понял, что он сделал.
Моя голова пошла кругом. Духовная связь. Дух был тревожным элементом для Алхимиков, в основном потому, что у нас о нем почти не было записей. Наш мир вращался вокруг документов и знаний, поэтому такая брешь заставляла нас чувствовать себя столь уязвимыми. Признаки использования Духа регистрировались на протяжении веков, но никто по-настоящему не понимал, что это был их собственный элемент. Эти события были списаны на случайные магические явления. И только совсем недавно, когда Василиса Драгомир обнаружила его в себе, Дух был открыт заново, наряду с множеством его психических эффектов. У нее с Розой была духовная связь, единственная в современном мире, которая была нами задокументирована. Исцеление было одним из самых заметных атрибутов Духа, доказав это, когда Василиса вернула к жизни Розу после автокатастрофы. Он поддерживал между ними метафизическую связь, которая разрушилась, после повторно перенесенной клинической смерти Розы.
— Ты можешь видеть, что твориться у него в голове, — ахнула я. — Его мысли. Чувства. — Теперь многое прояснилось. Например, то, что Джил всегда все знала об Адриане, даже когда он утверждал, что ничего ей не рассказывал.
Она кивнула.
— Я не хочу этого. Поверь мне. Но ничего не могу с этим поделать. Роза говорила, что со временем я научусь ограждаться от его эмоций, но пока у меня не выходит. А у него их так много, Сидни. Так много эмоций. Он все так остро чувствует: любовь, горе, гнев. Его эмоции постоянно скачут, сменяя друг друга. То, что произошло между ним и Розой… это терзает его, разрывая на части. Иногда, из-за того, что с ним происходит, мне трудно сосредоточиться на собственных чувствах. По крайней мере, время от времени. Я не могу предугадать, когда это случиться.
Я не произнесла этого вслух, но подумала: «а, что если эта молниеносна перемена эмоций — часть сущности Духа, способная свести с ума обладателя духовной стихии. Или это просто часть личности Адриана». На данный момент это не имеет значение.
— Но он не может тебя ощущать, верно? Это работает только в одну сторону? — спросила я. Роза могла читать мысли Василисы, и наблюдать за ее повседневными делами, но не наоборот. Я предположила, что и сейчас было то же самое, но с Духом, ничего нельзя было считать само собой разумеющимся.
— Верно, — согласилась она.
— Вот значит, как… каким образом ты всегда все про него узнаешь. Про мой визит, и про то, что он хочет пиццу. Теперь понятно, почему он здесь, и почему Эйб настоял, чтобы он был здесь.
Джил нахмурилась.
— Эйб? Нет, это было общим решением, чтобы Адриан приехал сюда. Роза и Лиса подумали, что так будет лучше, пока мы привыкаем к этой связи, и я тоже хотела, чтобы он был рядом. С чего ты взяла, что здесь замешан Эйб?
— Э-э, ни с чего, — промямлила я. Должно быть Джил не наблюдала за тем моментом, когда Эйб инструктировал Адриана, по поводу того, что он должен оставаться в доме Кларэнса. — Видимо, я что-то напутала.
— Может, поедем уже? — просила она. — Я ответила на твои вопросы.
— Во-первых, позволь мне уточнить, все ли я правильно поняла, — сказала я. — Объясни поподробнее, как он попал в Лос-Анджелес, и почему он в ловушке?
Джил сжала руки вместе и снова отвела глаза — привычка, вылезавшая наружу, когда она пыталась что-то скрыть, и вытянуть из нее эту информацию было непросто.
— Он, мм, покинул Кларэнса прошлой ночью, потому что ему стало скучно. Он решил добраться автостопом от Палм-Спрингса, и остановил попутку с тусовщиками, которые, как раз направлялись в Лос-Анджелес, и поехал с ними. Так он оказался в клубе, отыскал тех девушек, тех мороек, после чего он отправился к ним домой. А потом всю оставшуюся ночь он был в отрубе. До сих пор. Сейчас он очнулся. И хочет домой. К Кларэнсу.
Со всеми этими разговорами о тусовках и девушках, в мою голову закрались тревожные мысли.
— Джил, сколько из всего этого ты фактически испытала?
Она по-прежнему избегала моего взгляда.
— Это не важно.
— Для меня важно, — настояла я. По ночам Джил просыпалась с рыданиями… это должно быть еще и из-за того, что Адриан был с девушками. «Она жила его сексуальной жизнью?». — О чем он только думал? Он знал, что ты была с ним, знал, что ты наблюдаешь за всеми его действиями и никогда не останавливался. О Боже. В первый день занятий миссис Чанг была права, не так ли? У тебя было похмелье. Опосредовано, по крайней мере. — Практически каждое утро она просыпалась, чувствуя себя почти больной, потому что Адриан страдал похмельем.
Джил пожала плечами.
— Я не чувствовала что разделяю это физически, как кровь, или что-то вроде этого, доказывающего, что это было на самом деле, но — да. И я определенно чувствовала все то же самое, и ощущала, каково это. И это было ужасно.
Я протянула руку и повернула ее к себе лицом, чтобы посмотреть на нее.
— И сегодня тоже. — В комнате стало светлее от восходящего солнца, и я опять увидела все симптомы. Болезненная бледность, воспаленные глаза. Не удивлюсь, если у нее болит живот и голова. Я опустила руки и покачала головой с отвращением. — Он может оставаться там.
— Сидни!
— Он это заслужил. Я знаю, что ты чувствуешь… что-то… к нему. — Было ли это братской или романтической любовью, это действительно не имело значения. — Но он тебе не ребенок, чтобы бегать к нему при каждой надобности и выполнять его требования.
— Он не просил меня об этом, вовсе нет, — возразила она. — Я просто чувствую, что он этого хочет.
— Что ж, он должен был подумать об этом прежде, чем впутываться в этот бардак. Пусть теперь так же сам из него и выпутывается.
— У него сдох мобильник.
— Он может одолжить, у кого-нибудь из своих новых друзей.
— Он мучается, — твердила она.
— Такова жизнь, — ответила я.
— Я мучаюсь.
Я вздохнула:
— Джил…
— Нет, я серьезно. И дело не в похмелье. Я имею в виду, это похмелье, только отчасти. И пока ему плохо, и он не вырвался оттуда, я буду там с ним! Плюс… его мысли. Бее. — Джил обхватила свою голову руками. — Это как… как будто тебе молотком бьют по голове. Я ничего не могу с этим поделать и на чем-то сосредоточиться. Я ни о чем не могу думать, только о том, что он очень несчастен! А это и меня делает несчастной, или думать, что я несчастна. Не знаю, — вздохнула она. — Сидни, пожалуйста, давай поедем?