Я осторожно перетащила тело Ксана в центр треугольника, опустилась на колени, расстегнула ему рубаху и прижала ладони к его коже. Затем закрыла глаза и попробовала представить себе разделявший нас барьер, завесу, стоявшую между моим духом и его, место, в котором почти пятьсот лет Арен жила в заточении, неспособная двинуться ни вперед, ни назад. Я представляла это себе как тонкую ткань, как марлю – хрупкую. Бестелесную. А за ней – иной мир.
Я увидела все. Узлы, связи, как крошечные, так и массивные. Расположение звезд, корней и ветвей деревьев, и лей-линии, и паучью сеть сосудов, переносящих кровь из сердца к голове, рукам и легким, и снова по кругу и обратно. Я увидела три угла аклевских ворот, и цветок кровоцвета с тремя лепестками, и три красных кружочка на шелковом лоскутке. А в центре всего этого были только Ксан и я.
Настало время произнести заклинание. Последнее заклинание.
Глубоко под землей я чувствовала пульсацию магии, которая билась, как сердце.
Я сосредоточилась на потоке крови в моих сосудах, пока мое сознание не расширилось и не охватило другие связи, спрятанные внутри них, – перекрестное течение жизненной энергии, жизненной силы, толкавшей кровь вниз по сосудам. Затем я позволила силе перетечь из моих ладоней в грудь Ксана, и эта сила начала циркулировать в нем. Я направила свою жизненную энергию в его тело, приведя застоявшуюся кровь в движение, заставляя его сердце качать и качать, приказав его легким расправляться и оседать, расправляться и оседать… но его тело никогда не справилось бы с этим в одиночку, если бы рана на спине не затянулась, поэтому я приняла его рану на себя. Его кожа затянулась в тот же момент, когда моя – разошлась.
Оставалось сделать лишь одно: вернуть его дух.
Найти смерть было нетрудно, разве я не жила постоянно одной ногой на том свете?
На той стороне было вовсе не так интересно, как я всегда себе представляла. Иной мир был таким же, как и мир живых, только увиденный сквозь стекло. Две стороны медали. Одновременно и одинаковые, и разные.
На стороне смерти было холодно. Не по-зимнему холодно, когда можно согреться, распалив огонь или спрятавшись под теплым пальто. Это было холодное место, в котором тепла попросту не существовало. Однако далеко мне ходить не пришлось: Ксан находился прямо передо мной и смотрел на меня так, будто я материализовалась из воздуха. Возможно, так оно и было.
– Ты, – удивился он.
Он выглядел таким живым, что я дернулась от боли.
– Нужно было тебе сказать, – запинаясь, произнесла я, – на стене той ночью. Я должна была сказать тебе, что ты – мой. Я должна была сказать тебе правду.
Он прикоснулся ладонью к моей щеке, и его большой палец задержался на моей нижней губе. Я не могла ощущать этого физически – здесь я вообще ничего не могла ощущать, – но от его прикосновения какие-то вспышки света и звуки в моей беспокойной душе пришли в движение.
– Тогда скажи мне сейчас. – Его голос звучал мягко. – Пока я не ушел. Кто я для тебя, Аврелия?
– Все, – ответила я.
Я собрала рваные нити своей души и плотно завязала их вокруг его души. Убедившись, что держу его крепко, я толкнула Ксана через границу и заняла его место по ту сторону. Моя смерть, как и смерть Арен много лет назад, ознаменует собой конец заклинания и затянет эту брешь навсегда. Я лишь успела заметить вспышку, когда граница запечаталась, а Ксан открыл глаза.
Арен отдала последнюю искру жизни, чтобы спасти мою; сейчас то же самое я сделала для Ксана, обменяв свою жизнь на его. Моя смерть, в этом месте и в этот день, завершит миссию Арен и будет держать Ведьму взаперти глубоко внизу. Это был мой выбор, и я принимала его спокойно.
– Аврелия?
Ошеломленная, я обернулась.
– Матушка? Что ты здесь…
– Смотрю на тебя, – радостно сказала она. Она стояла на неправильной стороне. На стороне смерти. – Ты такая красавица и такая сильная.
– Нет, матушка. Нет. Тебя здесь быть не должно.
– Конечно же, я должна быть здесь, – сказала она. – Ты забыла заклинание шелкового лоскутка? Три жизни связаны с одной. Ее спасут своей ценой.
– Этого не может быть, – лихорадочно затараторила я. – Я хотела принести в жертву свою жизнь. А не твою, матушка. Я хотела совсем не этого.
– Моя милая девочка, – сказала она. Она обняла меня и держала в своих объятиях, а я вспоминала все случаи, когда обижала ее, как наказывала, когда в моей жизни что-то шло не так, хотя все ее поступки были продиктованы одной целью – чтобы я жила. – Ты захотела спасти того, кого любишь, я понимаю. Так же, как и я. Как и я.
Она гладила меня по голове. Я прижалась к ней и заплакала от того, что больше никогда не уткнусь в ее волосы, пахнущие розмариновым мылом, а она никогда не отчитает меня за все глупые и безрассудные поступки, которые я совершила в Аклеве. От того, что она была здесь лишь по одной причине: я просто забыла, что если буду умирать я, кто-то другой умрет вместо меня.
– Матушка, – рыдала я. – Мне так жаль. Я люблю тебя.
Она улыбнулась, поглаживая ладонью мою щеку.
– Я знаю, любовь моя. Я всегда это знала. А теперь отправляйся и живи.
38
Язык пламени вынырнул из тумана и тишины. Я с любопытством смотрела, как он мерцал и рос, превращаясь в широкие расправленные крылья и длинные когти. Птица из золотистого огня. Она сияла оранжевым и красным, желтым и красным, оранжевым и красным.
Я моргнула и попыталась сосредоточиться на птице, которая плясала и крутилась перед моими глазами. Это был не настоящий феникс, нет. Он был маленьким и сделанным из золота и драгоценных камней и свисал с кожаного браслета. Браслета Ксана, на его запястье.
Ксан. Я попробовала сесть, но вскрикнула от боли. Мое тело хрустело, когда я двигалась, как будто я слишком долго пролежала под дождем и заржавела. А моя спина была липкой от крови. Моей крови, из раны, которую я забрала у Ксана.
– Аврелия? – прошептал он, запустив руки в мои волосы.
Я потянулась к нему, и он заключил меня в свои объятия и уткнулся лицом в мою шею, и веря, и не веря своим глазам. – Это нереально, – сказал он.
– Ты здесь, – сказала я. – У меня получилось.
Мое счастье оказалось недолгим. Я достала из кармана шелковый лоскуток и посмотрела на него, раскрыв на ветру. Первая капля крови – крови моей матушки – исчезла полностью, бесследно, как будто ее никогда и не существовало. Это не было ни сном, ни страшной галлюцинацией. Все было реальным, а значит…
– Матушка. Звезды милосердные, она умерла. Она умерла, Ксан. И это моя вина.
Он крепче прижал меня к себе и начал мягким голосом бормотать мне на ухо успокаивающие слова. Он понимал, каково это – потерять маму.
Два дня мы провели в башне Арен, пока вокруг кипел шторм, а под нами свирепствовал огонь. Мы снова и снова рассказывали друг другу истории из детства и крепко обнимались, чтобы успокоиться. Ксан постоянно беспокоился о том, что если он позволит мне закрыть глаза более чем на минуту, я их снова не открою.
– Я не уйду, – заверила его я. – Я отказываюсь уходить.
То, что я уже однажды умерла, стоило мне моей матушки. Я не могла подвергнуть Саймона или Келлана такой же участи. Вспоминая своих любимых, я удерживала смерть на расстоянии.
Шторм разразился посреди ночи, и мы проснулись и увидели паруса во фьорде внизу. На судне развевались два флага: один с вороном семьи Сильвис; другой – флаг королевский армии Ренольта.
Мы в последний раз спустились по ступеням башни, и я пробежалась пальцами по камням, на которых была написана история Арен. Прощай, сказала я, хотя и знала, что она меня не услышит: она передала груз своего призвания мне и теперь отдыхала в объятиях Эмпиреи.
Судно поджидало нас на безопасном расстоянии, подальше от обломков замка, раскинувшихся вдоль береговой линии. Мы вышли из башни и услышали радостные возгласы: несколько стражников перегнулись через борта судна, скинули нам веревочную лестницу, восторженно крича: – Они здесь! Они живы!
Келлан поприветствовал нас первым, протянул руку, чтобы помочь Ксану перелезть через борт, после чего они вдвоем подтянули меня.
– Почему ты здесь? – спросила я, после того как он закончил разглядывать нас – жалкое зрелище. – Это же так рискованно – приплыть сюда в такой шторм, не будучи уверенным в том, что мы живы!
Он слабо улыбнулся:
– Я все еще жив, – сказал он. – Этого доказательства было достаточно. Кроме того, у меня не было выбора. Приказ короля.
– Аврелия?
Я обернулась и увидела в проеме двери капитанской кабины маленький силуэт. На Конраде был новый парчовый костюм с вышитым на груди гербом нашей семьи. На цепочке вокруг шеи он носил перстень с печаткой нашей матушки: его пальцы были все еще слишком тонкими, чтобы носить его на руке. Рядом с кольцом висела крылатая лошадь из алмазов и опала.
Я старалась не разрыдаться, когда он зарылся в мои объятия. Теперь он был королем, и я не хотела расстраивать его своими слезами.
– Мама умерла, – тоненьким голоском произнес он.
– Знаю, – ответила я, с трудом проглатывая ком в горле, – и мне жаль. Мне очень жаль. Но взгляни на себя! Никогда еще я не видела короля благороднее тебя! Она бы так тобой гордилась! Я тобой горжусь.
Он сказал:
– Аврелия, я не уверен, что готов. Мне страшно.
– Не бойся. Торис погиб, и Трибунал без него падет. Ты станешь первым королем за последние пятьсот лет, который будет править без их влияния. Только представь, что ты сможешь сделать! Конечно, будет трудно, но у тебя есть я, и я тебе помогу. Матушка сказала мне, чтобы я тебя защищала, братишка, и я буду тебя защищать. И посмотри, – я указала на руины Аклева. – Я выжила там. Оказывается, убить меня не так-то просто.
Успокоившись, он кивнул и расправил свои королевские плечи, после чего побежал к стоявшему за штурвалом Келлану, чтобы приказать ему отвезти нас домой, хотя где находилось место под названием «дом», было до сих пор не совсем очевидно.