– Как это не представился? Что, и документы не показал?
– Он сказал, что из ФСБ… Хотя нет, не было ничего… Это мне приснилось. – Она резко повернулась к Шульгину спиной, чтобы он не видел ее растерянных глаз.
– Ну что вы, Марина! – Дима подошел к девушке, мягко взял ее за плечи. – Мы же не из ФСБ. Мы уголовный розыск и за нарушение режима секретности не сажаем. Если вы нам все расскажете, я вам слово даю, что никто ничего не узнает.
– Я даже не знаю, как все вышло, – не поворачиваясь к нему, с опущенной головой сказала девушка. – Он зашел, улыбнулся, сказал, что работает в ФСБ. Симпатичный мужчина, обаятельный, костюм на нем дорогой… Презент мне сделал.
– Какой?
– Электронный планшет для записи.
– А если планшет краденый?
– Да нет, он сам им пользовался… У него в папке был… Совсем новый, память совсем чистая…
– Если он им пользовался, почему память чистая?
– Не знаю.
– А я знаю. Он этот планшет специально принес, чтобы вас, Марина, подкупить. Но я же обещал вам, что никто ничего не узнает. И планшет мы у вас не заберем… И что, нашел он кого-то?
– Да, шестерых нашел…
– Кого?
– Да вот, на раскладке карточки, я их только сегодня собиралась разложить.
Марина достала из ящика и протянула Шульгину стопку учетно-послужных карточек, он стал рассматривать их.
– Рыжов Михаил Артемович, шестьдесят четвертого года рождения. Этот отпадает… Лукашин Вадим Сергеевич, восемьдесят седьмой год рождения. Этот слишком молодой… Крыжов Вильям Андреевич, семьдесят четвертый год, призыв – девяносто четвертый. Как раз то, что нужно…
– Да, Борис Васильевич тоже его отметил.
– Борис Васильевич? Ты же сказала, что он не представился.
– Он не называл свою фамилию. И удостоверение не показывал…
– Да ты расслабься, Марина. Я не думаю, что это с государственной тайной связано… Илья, где у тебя фотография Павельева?
Капитан Романов совсем не прочь был обзавестись интернет-планшетом, но как-то все не получалось, зато в машине у него имелся ноутбук с нужными для работы программами. Ему понадобилось всего три минуты, чтобы сходить за ним и вернуться обратно, а фотографию Павельева он нашел еще быстрей.
– Он?
– Он, – кивнула Марина. И спросила, прижмурив глаза, будто в ожидании приговора: – А он что, преступник?
– Пока нет. Но зовут его Максим Олегович, а не Борис Васильевич.
– И еще вам очень повезло, Марина, – усмехнулся Илья. – Он вам подарок сделал. Обычно он своим женщинам подарки не делает. Хотя денег у него много…
– А может стать еще больше, – кивнул Шульгин и, хлопнув Илью по плечу, увлек его за собой.
– До свидания, Марина, спасибо вам, – на ходу и сухо бросил он.
– На Первомайской живет этот Крыжов… – уже в машине сказал Шульгин. – Опередил нас Павельев.
– Опередил… – глубокомысленно изрек Илья. – Сам работает, никому не доверяет.
– Сам с усам.
– Надо бы обрезать ему эти усы.
– Как?
– ОБЭП на него натравить. У него четыре миллиона. Верховцева призналась, – вливаясь в поток машин, сказал Романов.
– По-родственному?
– По-родственному, без протокола. Сказала, что на допросе все будет отрицать.
– Чего так?
– А думаю, что к Максиму Павельеву она тоже по-родственному относится. Я так понял, она замуж за его брата собралась.
– Сидеть его брат будет.
– Вряд ли. Пока ты спал, я у Лопахина был. На пузырьке с ядом отпечатки Верховцева. Никаких других отпечатков нет. Когда Павельев это узнает, он выйдет из игры. Авдокаты подскажут. И Верховцева изменит показания. Скажет, что ничего не знала про яд. Скажет, что Верховцев сам кружки перепутал… Не забывай, Максим Павельев человек не бедный, он может нанять очень хороших адвокатов.
– А ружье? Мы у него ствол дома нашли, а он не имел права его хранить. Это до четырех лет… А больше ему ничего не предъявишь.
– Вряд ли ему четыре года дадут. Это же брата ружье, а тот скажет, что приезжал охотиться, выпил крепко и забыл. Их обоих оштрафуют, на этом все и закончится…
– Вот я и говорю, что ничем его не удержишь. И Верховцеву придется отпускать.
– А ты жаждешь крови?
– Да нет, пусть живут. Нам какая разница, какой приговор будет, по-любому дело раскрыто. А то, что четыре лимона ушли, да брюлики где-то гуляют, это уже другая история… Хотелось бы брюлики найти, будет что вспомнить… Не зря Павельев Крыжова ищет, чует, что у него ключ к бриллиантам… Ты быстрей ехать можешь?
– Торопишься? – усмехнулся Илья. – Вчерашний день догнать хочешь?
– Опаздываем мы, Павельев Крыжова еще в четыре часа дня вычислил. Большая у него фора… Но ничего, мы ему хобот прищемим. И ОБЭП не понадобится, сам все миллионы сдаст. Под расписочку. Вандал хренов.
– Вандал, – усмехнулся Илья. – Ему за границу нельзя, а он вроде бы в круиз на яхте собрался. Но так ему и здесь без всякого круиза хорошо. Кто-то сокровища на дне морском ищет, а он по Битово шарится. Глядишь, и нашарит что-нибудь. А мы с носом останемся…
– Вот я и говорю, быстрей надо ехать, – взбудораженно сказал Шульгин.
– Тебя что, золотая лихорадка хватила?
– А вдруг?
– Ну, тогда держись!
Илья выехал на свободную дорогу, ведущую к улице Первомайской, и прибавил газу, глядя не столько вперед, сколько по сторонам. Водители сейчас более культурными стали, все реже мусор из окон автомобилей на дорогу выбрасывается, все чаще пешеходов пропускают. Зато сами пешеходы распоясались, выскакивают на дорогу пулей, прут по «зебре», не глядя по сторонам. Ну да, права они свои гражданские знают, а про человеческие обязанности забывают и плевать им, что резкое торможение может спровоцировать аварию, когда одна машина въезжает в другую. А если водитель вдруг собьет такого бестолкового пешехода, вою будет на всю ивановскую. Ну, а если этим водителем окажется полицейский… Илья сплюнул через плечо три раза и непроизвольно сбавил скорость.
Машина остановилась во дворе, окруженном высотными домами. Детвора по двору носилась – один на велосипеде, двое на самокатах, остальные вдогонку за ними. Детские крики эхом отражались от бетонных коробок домов, и на какой-то миг Илье показалось, будто он попал в горы. Появилось такое ощущение и пропало, но вскоре возникло снова: Крыжов жил на одиннадцатом этаже, а лифт в доме почему-то не работал.
Поднимаясь по лестнице, Илья мысленно воззвал к Госпоже Удаче – так не хотелось ему, чтобы это восхождение оказалось напрасным.
Дверь им открыла симпатичная, но раздерганная жизнью молодая женщина. Волосы растрепаны, на лице ни грамма косметики, халат застегнут со смещением вниз-вверх на одну пуговицу, на руках малыш в колготках с растянутыми носками. В глазах раздражение, на лице печать непроходящей усталости.
– Что надо? – нервно спросила она, недовольно глянув на Илью.
– Капитан Шульгин. Уголовный розыск. – Дима достал корочки, развернул их, но женщина не стала всматриваться в них. – Нам нужен Крыжов Вильям Андреевич.
– Вилли, к тебе! – крикнула в глубь квартиры женщина.
Илья облегченно вздохнул. Он подозревал, что им придется ехать к Крыжову на работу, но Госпожа Удача улыбнулась им, избавляя от такой необходимости.
– Что такое? – донесся голос.
– Я же говорю, к тебе!
– Кто?
– Из полиции.
– Что надо?
Женщина продолжала стоять у открытой двери, и Крыжов не выходил к ней – так и переговаривались они, крича друг другу. Ребенок заплакал, кулачками растирая слезы, но мать никак на это не реагировала и продолжала орать:
– Выйди, узнаешь!
– Некогда мне!
– Некогда ему! – одной рукой всплеснула женщина. И глянув на Шульгина, саркастически усмехнулась: – Некогда ему! Весь день в носу ковыряется! Очень занятой!.. Ну, очень занятой! – гораздо более громко и в дразнящей манере повторила она. – Это ж такое важное занятие, в носу ковыряться! Нет чтобы с ребенком погулять! Нет чтобы в магазин сходить… Ах, да, в магазин сходить – это ж деньги нужны. А из носа много денег не выковыряешь!..
Из комнаты в душный и захламленный коридор вышел среднего роста упитанный мужчина около сорока лет. Красная плешь под жидкими, как будто пыльными волосами, синеватые мешки под глазами, как признак почечной недостаточности, щетина на вислых щеках и двойном подбородке. На гостей он смотрел с высокомерным недовольством вельможного патриция, волей судеб снизошедшего до общения с грязным плебсом.
– Прошу! – Скривив губы, он рукой показал в сторону комнаты, из которой только что вышел.
Только вот жена его или сожительница не очень-то хотела признавать в нем высокопоставленную особу и чуть ли не взашей вытолкала его за порог.
– В подъезде поговоришь! А я хотя бы проветрю твою берлогу!
– Не берлогу, а мастерскую! – недовольно бросил он через плечо.
– Давай, давай! – с пренебрежением махнула на него женщина и захлопнула дверь.
– Ну что за человек! – хлопнул себя по жирной ляжке мужчина.
– Вильям Андреевич?
– Допустим.
– Вы художник? – спросил Шульгин.
Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы строить такие предположения. На руках следы масляной краски, на трикотажных штанах с оттянутыми коленками – такие же разноцветные мазки. К тому же он назвал свою комнату мастерской. А судя по тому, как относилась к нему его женщина, художником он был, скорее всего, неудачливым.
– Откуда вы знаете? Вы видели мои работы на выставке? – В его глазах заиграли честолюбивые огоньки.
– Ну, не совсем… Нам говорил о вашем таланте Егор Сошников.
– Сошников?.. Он откуда знает?
– Я так думаю, вы показывали ему свои работы, когда служили в армии.
– Не показывал я ему еще свои работы. Я тогда еще не писал…
– Как не занимались?
– Да я понимаю, художники должны стремиться к творчеству с детства. Сначала художественная школа, затем академия, все такое прочее, – с одержимостью во взгляде зачастил Крыжов. – Но что делать, когда тяга к искусству просыпается в зрелом возрасте? Даже не столько тяга к искусству, сколько стремление к совершенству. Что, если твой внутренний мир пронзила молния озарения! Что, если ты увидел спираль, которая пронзает и скручивает наше мироздание, толкая его вперед, в прошлое, и возвращая обратно, в будущее…